– И я с тех пор…
Она вдруг замолчала, так и не сказав, что же она с тех пор. Долго молчала. Молчал и я. А потом вдруг спросила:
– Вы в бога верите?
Почему-то мне показалось, что сказать «нет» в этой ситуации было бы как-то жестоко, словно отнять у нее последнюю игрушку, если она вдруг нашла утешение в вере. И я соврал:
– Ну-у… Я, скорее, агностик. Не исключаю такой возможности.
– А на хер он тогда нужен? – вдруг жестко и будто не своим, злым голосом спросила она, и в этот миг черты ее лица гневно изменились, она на секунду напомнила мне какую-то хищную злую птицу. Но затем лицо снова покорно обмякло. И она даже попыталась улыбнуться, чтобы таким образом словно сгладить эту вспышку своей некрасивости.
– А вы женаты, Александр?
– Женат. Ее зовут Лена. – Я посмотрел на уже давно остывшую кружку с чаем, к которой за время ее долгого рассказа так и не посмел прикоснуться. А теперь чего уж… Менять надо.
– Где вы познакомились? – спросила она, и как-то странно покивала головой, словно приглашая меня войти, только не в дом, а в прошлое.
– Познакомились… Ну, познакомились мы в гостях. Как потом выяснилось, мои друзья специально нас свели, потому что все вокруг меня давно уже были женаты. Как это называется… сватовство? Они полагали, что если они тянут семейный воз, а я хожу свободным, то это несправедливо…
Говоря это, я вдруг подумал: а стоит ли мне ерничать и хохмить на тему того, будто семья – это воз, учитывая, что этого «воза» жизнь ее лишила с такой непринужденной жестокостью, что мое эстрадное ерничанье могло Светлану задеть, поскольку слишком уж контрастировало с ее историей, только что мне поведанной. Она бы за этот воз, наверное, полжизни отдала. Да не наверное, а точно!
Но Светлана не заморачивалась такими сопоставлениями, относя мои слова про «воз» и тяжесть семейной жизни к тому разряду, к которому они и относились, – разряду дежурных шуток нашей жизни, к коим не нужно серьезно относиться и даже замечать. Ну, сказал и сказал, пошутил и ладно. Она отметала шелуху и просто слушала, внимая истории чужих отношений, раз уж нет своих.
– В общем, устроили друзья нам эти смотрины, о которых мы не знали, что это смотрины. А потом сильно радовались, когда история закончилась свадьбой.
Светлана молчала, не задавая мне наводящих вопросов, видимо, боясь перебить мысль. Которой у меня не было. И значит, мне самому надо было теперь задавать себе вопросы, чтобы продолжить рассказ.
– И в общем, мы начали встречаться… – Господи, что же ей еще рассказать-то? – Поехали через полгода на море. А потом просто вкатились в женитьбу. Потому что оба не слишком уже молодые были по тем временам. Ну, она-то помоложе, конечно, но мне уже почти тридцатник накатывал. Это сейчас как-то долго не женятся, замуж не выходят. А в наше время…
Сказав «наше время» я вдруг почувствовал себя каким-то жутким стариком, и мне в этот момент еще больше захотелось к Лене.
– А в наше время, – повторил я, – все как-то быстро выскакивали. Девушка в 26–28 считалась уже старой девой.
– Ну, да, – кивнула Светлана. – Но вы ее хоть любили?
– А почему вы не спрашиваете, любила ли она меня?
– Потому что она вас любила, – уверенно сказала Светлана. – Вас не за что не любить.
И в этой ее последней фразе прозвучала настолько точно очерченная женская суть, что я чуть не прослезился от жалости. Но придавил эмоцию и просто вздохнул.
– Да. Она меня любит, конечно.
– А вы? – с мягкой настойчивостью повторила Светлана.
– И я, – почти не соврал я.
Может быть, с ее чисто женской интуицией она и заметила бы эту мою полуложь, но с ее опять-таки чисто женской верой в любовь и лучшее, она предпочла поверить. Да я и сам себе уже верил со вчерашнего утра.
– А дети? Дети у вас есть?
Про детей мне говорить не хотелось. Но и подвесить вопрос в пустоте я не мог после ее откровений. Решил сразу закрыть его и ответить на менее трудный:
– Нет. Детей нет… А что касается любви, то… С женщинами в этом смысле легко – они просто влюбляются в мужчину и все. И любят на автомате. Вот как детей своих. Они это умеют биологически. А вот мужчины… не знаю, может быть, не все мужчины, а только я такой, но я с первого взгляда не влюбляюсь. Не умею. Мне надо вработаться.
Я посмотрел на Светлану – как она воспринимает мои построения? Она молча слушала.
– У меня на первом месте голова. – Я вспомнил про Инну и поправился. – Правда, не всегда… Но скажем так – я полюбил свою жену уже в процессе жизни. И чем дольше мы жили, тем больше ее любил.
– А я думала, так только у женщин бывает. Это женский тип любви. Вернее, похож чем-то на женский. Нам ведь, женщинам, сложнее. Самка может выбирать себе партнера только из тех самцов, что выбрали ее! Узок круг! Потому любовь у женщины легче включается. Ей просто деваться некуда. А у вас выбор шире. Вы мужики…
Я внутренне порадовался переводу темы в ее любимую биологическую сторону, потому что это было равносильно смене темы. От не очень простой для меня к абстрактно-научной.
– Нам тоже нелегко, Света, мужикам-то! Самка может запросто меня отшить, потому что я ей не понравился! Алкоголик. На рожу кривой…
– Ой, – Светлана очень по-женски махнула рукой. – Рожа здесь вообще не главное. Был бы человек хороший, умный и добрый. А с лица воду не пить.
– Так я про то и говорю! Вам – не пить, вы любую квазимоду полюбите! А нам – пить! Потому что мы ищем красоту, а вы защиту. И вы выбираете из тех, кто выбрал вас, а мы – из тех, кто нас не отшил.
– Ну, и у кого выбор больше?
Я задумался. И признал ее правоту:
– У мужиков! У нас выбор – почти из всего женского поголовья! Точнее, из тех, кого мы чисто технически успеем встретить за жизнь. Это очень много! Потом это великое множество, конечно, сужается до тех женщин, кто нам понравился и нас при этом не отшил. А с чего бы им отшивать, ведь женщина очень заинтересована в отношениях! То есть число пригодных женщин для мужчины очень велико. А у вас какой выбор? – Я сокрушенно развел руками. – Ну, сколько человек в жизни на женщину внимание обратит? Если красивая, то много, средняя – мало, а на страшную может вообще никто не клюнуть. Ну, пускай, в среднем пять или двадцать человек ей встретится, кому она приглянулась. Вот из этого количества ей, бедняге, и выбирать. Я бы повесился, если бы у меня была такая мизерная выборка – двадцать женщин!
Теперь уже я улыбался. И Светлана отражала мою улыбку. Отражала искренне. Все-таки в молодости она была очень красивой. Интересно, сколько ей сейчас лет?
– Кстати! – вспомнил я. – Почему вы назвали мой тип любви женским? Это даже как-то обидно.
– Не обижайтесь. Просто мужик обычно клюет на красоту, как вы сами сказали, а головой как раз не думает: ему башню при этом срывает. У вас в это время другая голова думает, которая в штанах. А вы говорите, что умом жену выбрали, а потом как бы полюбили.
– Да не только же в красоте дело, Светлан! Нет, понятно, что женщина должна быть привлекательной, иначе на нее вообще не встанет. Но вот чтобы прямо любовь с первого взгляда, невроз аж до дрожи… такое, наверное, возможно только на гормонах, совсем уж в юношестве. Ромео и Даздраперма. Правда, у меня и в юношестве башню не срывало, я вам честно скажу. Я всегда был очень рассудительный. Но когда период гиперсексуальности проходит, когда люди уже пожившие, к тридцатнику подбираются, там уже голова включается – вот эта женщина мне подходит, с ней можно жизнь строить. А вон та, конечно, покрасивее будет, посексуальнее, но с такой стервой наплачешься. Опыт с годами приходит. И выбор определяется уже головой. Той, которая сверху!..
Я нарочно ввернул в свою речь эту Даздраперму, было интересно, как собеседница отреагирует на редкое слово. Точнее, даже не она. Мне было интересно, как отработает шлюз. Если бы Светлана спросила, что данное слово значит, это бы еще ни о чем не говорило. В конце концов, человек вправе не знать, что такое имя давали после революции своим детям красные коммунистические фанатики и означает оно сокращенное «Да здравствует Первое мая!» Но Светлана не спросила, значит, знала слово, поняла шутку, основанную на созвучиях и коннотациях. Неужели шлюз отрабатывает контакт миров до таких мелочей? Да еще так быстро, ведь диалог ведется без задержек! Невероятно! Или нет никакого контакта миров, и Фридман все-таки проводит психологический эксперимент с реальными мясными людьми, а не цифровыми?
– Хороший вы мужик, – Светлана посмотрела на меня как-то иначе, оценивающе. – Качественный. Надежный. Хозяйственный. Но ведь получается тогда, что брак-то у вас по расчету был заключен?
– Ну, почему по расчету? Она-то меня любит. А в браке главное, чтобы женщина любила. А со стороны мужчины достаточно ответственности… Так что вот так вот, Светлана! Так большинство людей и поступают, я думаю. Мужчины во всяком случае… Делаешь выбор, женишься и начинаешь просто строить жизнь.
Глаза Светланы ушли в сторону. Задумалась о чем-то. Конструирует.
– А если потом вдруг…
Она еще не договорила, а я уже понял, о чем она сейчас спросит. Ну, что ж, значит, мне нужно будет объяснить и это. Или не нужно?
– …если вдруг потом вы встретите другую, уже не по расчету? А по любви. И сорвет-таки башню? Биология, она, знаете ли, жестокая штука… Вот встретите и все!
Я все-таки взял в руку остывшую кружку, отхлебнул едва теплый чай.
– Надеюсь, что больше не встречу…
Я все-таки рассказал ей свою историю, этой Свете. Даже не знаю, почему – просто начал рассказывать потихоньку, по капле, и втянулся.
Про то, что не хотел и всю жизнь боялся встретить другую, от которой снесет-таки крышу. Потому что не в моих правилах бросать людей, которые вложили в мою руку свою жизнь. Которые не сделали мне ничего плохого, а только хорошее… Которая меня любит, в конце концов! Я ее взял и обещал провести через жизнь. А посредине моста сбросить?
Так дела не делаются!