Я его понял – интродукция все-таки имеет смысл, – и товарищ за рулем грузовика кивнул:
– Мы поможем вам. Приятно, когда в такую тяжелую минуту лучшие представители нашего многострадального народа пожелали составить нам компанию.
Он повернулся ко мне, сразу определив, кто тут главный. Пару секунд мы мерились взглядами. Очевидно, профессор решал, какой тон выбрать для разговора. Я представлял, что сейчас творится в его голове, и поэтому не удивился его выбору. Профессор решил говорить с позиции силы. Ну, сразу видно, что не профессор психологии.
– В тех кустах у вас никто не прячется?
Слово «прячется» мне не понравилось, но я простил его этому штатскому – все-таки не лингвист он, а, похоже, какой-то ботаник:
– Нет. В тех кустах у нас никого нет.
Глядя на меня, новый знакомец достал из бокового кармана тонкую трубку. Покатав что-то во рту, поднес ее к губам и с силой дунул в сторону кустов. Там громыхнуло. В стороны полетели ветки и осколки камней. Один из осколков ударил меня по ноге. Черт! Больно же! Как бы даже не больнее, чем когда меня штыком пырнули.
Пережидая звон в ушах, я с искренним интересом оглядывал вывороченную рядом с дорогой ямину. Ого! Никак не хуже гранаты. Только вот как он ее во рту уместил и через трубочку выплюнул?
Через мгновение на дороге остались только автомобиль, профессора и я.
– Что случилось? Кто стрелял?
Папа Цаплер присел на корточки так, что голова его оказалась рядом с головой нашего товарища.
– Это хорошо, что у вас там никого не было, – сказал он назидательно, кося глазом в мою сторону, – а то могло бы произойти несчастье…
Если б профессор удосужился поднять вверх палец и потрясти им, то стал бы похож на бродячего проповедника. Только вот яма в земле намекала на то, что проповедями этот интересный человек может и не ограничиться. Чтобы не оставаться в долгу, я улыбнулся и подбросил на ладони пистолет.
– А это – пистолет Марголина с глушителем. Если выстрелить кому-нибудь в руку, в ногу… или даже голову, то эффект будет примерно тот же, хотя шуму – гораздо меньше… Я считаю, что мы договорились?
Профессор наклонился, близоруко разглядывая оружие в моей руке.
– Похоже, вы очень серьезные люди, – наконец сказал он.
– Не сомневайтесь, – подтвердил я его догадку. – Но если мы отсюда не уберемся, то всем нам будет плохо.
– Уговорили, – буркнул профессор. Повернувшись к товарищу, так и не покинувшему кабины грузовичка, скомандовал: – Самомото! Мы уезжаем.
– Что за люди?
– Общество, – ответил Папа.
– Хорошие люди, – с чувством заметил ученый, рассматривая автомат на Зеббовой груди.
Тот махнул рукой, и с задней стороны грузовика послышался топот многих ног, хлопнула дверца.
Профессор обеспокоенно заозирался:
– Ты бы предупредил молодых людей… Мало ли что…
– Да! – сказал Папа Цаплер. – Там у нас ящики… Так вы с ними поосторожнее.
– Что-то ценное? – поинтересовался я. – Достояние угнетенного народа?
– Нет. Овощи. Продукция с лабораторного огорода…
В голосе профессора чувствовалось нечто недоговоренное. Я посмотрел на дымящиеся останки куста, потом на профессора. Тот, ухмыльнувшись, ответил на немой вопрос:
– Эта горошина с той свеклой, что в фургоне лежит, на одной грядке росли…
– Биовзрывчатка, – внес ясность желчный Самомото. – В машине не плевать и не курить.
Он явно хотел произвести впечатление на нас, но просчитался.
– Других предосторожностей не нужно? – небрежно поинтересовался я. – Чесаться и бить чечетку не возбраняется?
Папа Цаплер оглядел меня, словно редкость, бог знает как попавшую в его руки. Ему явно хотелось сказать что-то колкое, но ученый благоразумно сдержался. Вместо этого он с печальным вздохом произнес:
– Я не знаю, насколько вы матерый революционер, но в плане науки, друг мой, вы дремуче невежественны… Вы даже не представляете, с чем столкнулись!
– Почему же? Но самое главное для меня в данный момент то, что, по-видимому, у вас есть все необходимые документы от Министерства Нападения.
– Господи! – Он воскликнул так, словно я спросил его о чем-то неприличном. – Документы… Да уж конечно! Мы же на них работаем!
– Работали, – поправил Папа Цаплер товарища. – Все уже в прошлом…
– Значит, помех на нашем пути будет не много.
– Если ваши приятели не подорвут нас по дороге, – сказал Самомото, – то мы довезем вас хоть до президентского дворца, если вам туда нужно.
– Вас знают? – удовлетворенно спросил подошедший Председатель, услышав то, что хотел услышать.
Профессора переглянулись с самодовольными улыбками:
– Нас боятся…
– Мы подарим вам на память сводки полицейского управления, – пообещал Папа Цаплер.
Зебб откуда-то сзади крикнул:
– Мы готовы. Можно ехать.
Я подошел к грузовичку сзади. За низким бортиком, полузанавешенным брезентом, лежали несколько ящиков. На них и расположились ребята из группы и делегаты.
– Я в кабине. В ящиках, что в кузове, – взрывчатка. Загородите ими двери. Если что-то начнется…
Зебб закивал, показывая, что знает, как поступить в этом случае. Надеюсь, что обойдется…
– Ну, сам знаешь, что говорить об этом…
Председателя втянули внутрь. Я закрыл заднюю дверь и сел рядом с профессорами.
Плюнув синим дымом плохо отрегулированного выхлопа – профессора называется, – фургон взревел и тронулся с места. За лобовым стеклом заскользила дорога; рассекая ее на кусочки, заворочались дворники…
Глядя на Папу Цаплера, управляющегося с рулем, я задумался и попытался разобраться в себе – как мне это все? Программисты молодцы. Люди у них как живые получились – и внешность, и поведение, но все-таки затянуто… Затянуто… Ну и само собой, темп игры… Где стрельба? Где поединки нервов? Где все это?
Я потер ногу. И болевые ощущения надо как-то дозировать. А то слишком больно… А если, не дай бог, пуля заденет? Нет…
Под эти мысли мы мчались сквозь ночь. А, собственно, куда? Я встряхнулся. Картинка за окном, оказывается, стояла. Машина правдоподобно подрагивала, гудел мотор, и сиди я с закрытыми глазами, то ничего бы и не заметил, но вот движения не было. Там, за стеклом, время словно остановилось, стало фотографией движения, смазанным снимком, сделанным неумелым фотографом, и все, кто меня окружали – и мои товарищи по подполью, и сочувствующие бедствиям народа представители интеллигенции, – замерли в нелепых позах, став частью стоп-кадра.
Снова глюк…
Ладно. Зря я программистов похвалил. Будем играть дальше. Раз стоим, значит, надо выходить. Да и какой смысл ехать по дороге, где ни одной засады не предвидится?
Я хлопнул ближайшего профессора по плечу:
– Стойте, сеньор! Мы выходим…
И снова рейд через лес.
Поглядывая по сторонам, я думал о странной тяге программистов к бесплодному топтанию на месте. Для такой игры это серьезный минус! Отчего так? Может быть, кто-то из них любитель грибы собирать? Не забыть внушение сделать.
Постепенно лес становился все реже и реже. Вскоре он и вовсе сменился кустами. Продравшись сквозь них, я вышел на поляну. Место хорошее. Неужели и тут что-то должно случиться? Похоже на то. Вон и команда моя встала и стоит. Прям почетный караул… И что стоим? Что я сюда, зря, что ли, пришел? Ну да. Про здравый смысл в игре я уже говорил…
Тут мысли мои прервались. Стало ощутимо светлее. Словно луна взошла и из кустов вышел… Да какой «вышел». Вылетел или выпрыгнул – будет гораздо точнее – мужик. Лесник, что ли? Так, что ему среди леса делать? Такому только в балете танцевать – прыгает как кузнечик… Правда, такой ширины плеч у танцоров мне в балете встречать не приходилось. Просто неохватной ширины мужик. Ох, какой экземпляр! Ну а раз не балетный, значит, каратист. Лесничий-каратист. Вон какая растяжка у человека… И скорость. Ногами что ножницами стрижет. Хотя при такой фигуре в реальной жизни его вряд ли в карате бы заниматься взяли – слишком уж массивен, но тут, в игре, свои законы. Тут можно многое из того, что нельзя в реальном мире. Ну что ж… Как вышел из кустов, так туда и улетит…
Что там в менюшке указано? Ага, сразу стоит «Мастер». Ну что ж, посмотрим, какие тут на вкус мастера…
Как там купец Калашников с Кирибеевичем-то обошелся? Вот и я его сейчас… Я тут главный!
Прыгаю навстречу, целя в выставленную ногу и рассчитывая услышать хруст сломанной кости и соответствующий моменту вопль, но не вышло. А у противника получилось! Он подпрыгнул и заехал мне пяткой по голове. Удивиться его резвости я не успел. От удара меня унесло в кусты. То, что те оказались с колючками, стало не самой скверной для меня новостью. Боль! Я испытал не удивление, а боль! Самую настоящую боль, какую только можно получить от такого удара. Да и как бы не посильнее. Я лежал на песке, в голове звенело, а этот паразит уже приноравливался пустить в ход другую ногу. Нет уж… Перекатываюсь через голову и… стукаюсь ей о камень. Что ж они, сговорились, что ли?
От второй ноги я сумел увернуться – она прошла сквозь кусты, и те хоть бы шелохнулись! Ему-то, гаду, не больно. В его пикселях нервов не прописано. Он даже не умрет, когда я его убью, а только притворится мертвым. Так что ему наплевать, есть там колючки или нет, а мне каково?
Нет уж, пожалуй, с этим мастером мне резона биться нет. Осторожно отступая, я вызвал менюшку, но вот пообщаться с ней не вышло. Не реагировал она более на мои призывы.
Ай да Алексей… Ай да сукин сын! Такой сын, что, пожалуй, покруче Александра Сергеевича! Этот лесничий, если посильнее размахнется, ведь и убить сможет… Что они там, все с ума сошли, эти чертовы программисты?
Чего они добиваются? Если такой уровень болевых ощущений оставить, то какой дурак игру покупать будет? Ну, разве что мазохисты… А где их столько набрать?
Пока я переживал, персонаж не стоял на месте. Почему-то вспомнился Твардовский: «Ах ты вот как? Драться каской? Ну не подлый ли народ!..» Ох, накликал…