В это мгновение тишина раскололась от треска нескольких взрывов. Кусты стали взрываться, едва незваные гости касались их.
Не понимая, в чем дело, нападавшие открыли огонь по дому. Где-то зазвенело разбитое стекло.
– Ну-у-у-у, – угрожающе протянул Папа Цаплер. – Я с их ведомством по-хорошему, а они мне дом портить… Самомото, морковку мне!
Профессор метнулся к сейфу. Цаплер взвесил оранжевую коротышку, словно сомневаясь, кидать или нет.
– Чего ждешь? – толкнул его Самомото. – Это с четвертой грядки. Усиленное фугасное действие.
– Ага! – довольно сказал Папа Цаплер. – Вот и опробуем…
Выглянув в окно, он, театрально разведя руки, крикнул:
– Караул! Грабят! – и швырнул в набегавших морковину.
Взрывной волной камуфлированных гостей отбросило в стороны от дороги. Один очень неудачно упал в репейник, а двое других – рядом с дорожкой. Атака захлебнулась, но понятно, что это – временная передышка.
Я отошел от окна. Нас вычислили или нашли методом перебора, но главное – нам тут уже нельзя было остаться.
– К сожалению, мы должны покинуть ваш гостеприимный дом.
Профессора только руками развели.
– Но я надеюсь, что мы еще встретимся. Мы благодарим вас за помощь. Если что – валите все на нас. Да. Покажите им бункер.
Я повернулся, собираясь уйти, но Самомото остановил меня:
– Мы хотим кое-что подарить вам. Ну. Сувенир, что ли… На память.
Дверца сейфа скрипнула, и в руках профессора появились мешочек и трубка.
– Делом вы занимаетесь очень опасным, так что опасности вам наш подарок не прибавит.
– А пригодиться может.
Обменявшись рукопожатиями с хозяевами, мы выскочил в коридор. Промедление грозило смертью – наверняка дом уже окружили.
– Зорбич и Пуго – в кухню. Следить за двором, ждать нас. Чери, за мной.
Грохоча по ступенькам, мы бросились на крышу, к Зунде. На чердаке я кивнул Чери на окно:
– Глянь сверху…
А сам выскочил на крышу.
Зунду я увидел сразу. Тот лежал лицом вниз, упираясь ногами в загнутый верхний край крыши. Никто и ничем ему уже помочь не мог. Из затылка товарища торчала тонкая металлическая стрелка в пластиковом оперении.
– Гады… – вполголоса пробормотал я, выпрямляясь.
Словно ответ на мою ругань, из темноты меня что-то толкнуло в грудь. Ноги сами вынесли меня за трубу, а палец надавил на спуск, но автомат молчал. Не отрывая взгляда от темных крон, я попытался передернуть затвор, но тот не сдвинулся с места. Пальцы быстро нашли лишнее – маленькую металлическую стрелку, точно такую же, как я видел в затылке Зунды.
Впереди грохнуло, словно кто-то прыгнул на крышу.
– Эй, без глупостей, – раздался голос, – стой, где стоишь, и не пытайся высовываться.
Автомат лежал рядом. Следовало только сделать два шага и поднять его, но сделать это было невозможно. Это обернулось бы не только верной смертью для меня, но и верным проигрышем для дела. За моей спиной оставались открытый чердачный люк и Чери, но до них еще нужно было добраться. Враги сумели подготовиться к захвату, и наверняка с деревьев простреливалась вся крыша, кроме, возможно, мертвой зоны за трубой, хотя и это не наверняка. Врагам нужны языки, и я подходил на эту роль больше других.
«Гранату бы, – мелькнула мысль, – или морковку…»
И тут же я вспомнил о мешке с горохом. Быстро, но не суетясь, я отобрал пять горошин. Первую пустил так, чтобы та упала сверху на деревья. В тот момент, когда взрыв разбросал ветки большого клена, я высунулся и еще одной горошиной свалил подходившего ко мне гвардейца. Три остальные я выпустил по росшим рядом деревьям – мало ли кто там мог прятаться? В поднявшемся грохоте мне удалось подхватить автомат мертвеца и нырнуть на чердак.
– Отходим.
Мы ссыпались вниз, в кухню, встали. К лунному свету теперь примешивался неровный свет пляшущего пламени – горели деревья.
– Что с Зундой?
– Мертв.
В окно кухни светили звезды. Мы стояли от него по обе стороны, сторожась случайных пуль. С момента нападения прошло не более пяти минут, и азарт нападавших не давал им возможности остановиться – то там, то сям на участке вспыхивала стрельба. Иногда выстрелы заглушались грохотом гранат или овощей. Один раз бабахнуло так, что стекла зазвенели.
– С вишней перестреливаются… – прокомментировал Чери. – Или со смородиной…
– Нет. С кабачками дерутся, – возразил ему Зорбич. – Как бы нас ответным огнем не задело.
– Как это? – не понял Чери.
– Семечками, – пояснил старый боец с социальной несправедливостью.
Пуго остался серьезным.
– А это не профессора ли отбиваются? Или… Гекча?
В его словах жила надежда, которой у меня уже не было. Вместо ответа, я прыгнул из окна. Что я мог ответить? Умом все понимали, что Гекча мертв, но как хотелось, чтобы ум ошибся! Только что желать несбыточного – против этого было все: и гвардейцы, и профессорские яблоки… Только это ничего не решало. Даже если существовала ничтожно малая вероятность того, что тот жив, мы должны были убедиться либо в том, либо в другом.
Перебежками от дерева к дереву мы двинулись вглубь сада, ориентируясь по белой в темноте дорожке. В темноте звучали крики нападавших, мелькали узкие лучи света. Пока нас спасали два обстоятельства: то, что овощи взрывались, если в них попадали шальные пули, и то, что в первую очередь нападавшие занялись домом.
Когда впереди замаячили побеленные стволы яблонь, я скомандовал:
– Осторожно. Смотреть под ноги.
Ориентируясь по выброшенным взрывом комьям земли, мы довольно быстро отыскали три обезображенных взрывом тела. Зорбич наклонился пощупать артерию на горле, хотя и так все было ясно.
Вытирая руку об одежду, спокойно сказал:
– Сделал все, все, что мог.
– Сделал, что должен, – поправил его Чери.
Подняв вверх ствол и поставив оружие на предохранитель, я нажал на спусковой крючок, отдавая последние беззвучные почести погибшему товарищу. Боек щелкнул, отсекая прошлое от настоящего.
Теперь – отход. Большей глупости, чем напрямую прорываться через оцепление, не придумаешь… Шанс на жизнь давал только незаметный и бесшумный уход. Исчезновение… Опасность, напоминавшая о себе взрывами, стала лучшей точилкой для мозгов. Через несколько секунд мы нашли выход!
– Горох у нас есть? – спросил Зорбич.
– Немного.
– Тогда – идея…
Идея оказалась простой, даже примитивной, но имела все шансы на реализацию.
– Шумим в одном месте, а сами тихонько просачиваемся в другом. Вопросы?
Пуго проворчал:
– Примитив. Никакого блеска. Наши планы становятся все проще и проще.
Но поскольку ничего лучше никто не предложил, то приняли к исполнению этот примитив. Приготовив трубку, я заработал минометом сверхмалого калибра. В поднявшемся грохоте товарищи бросились назад и влево… Спустя минуту за ними припустил и я сам. В ночном воздухе терпко пахло набирающим силу тротилом. Сладковатый запах взрывчатки перемежался горькой пороховой гарью, вызывая желание натянуть противогаз.
Мы добежали до кустов. Самый большой из них жадно растопырил по сторонам ветки так, словно кого-то дожидался. Я вспомнил рассказы профессоров и осторожно обошел его – черт его знает, может, это куст, а может, и скотобойня. За кустом из земли торчали металлические прутья.
– Ограда, – объяснил очевидное Пуго.
Я прислонился спиной к железу, подставив руки Пуго, тот, забравшись на мои плечи, тоже прислонился спиной к прутьям. Быстро и ловко, несмотря на хромоту, Зорбич влез по нас на забор и спустился вниз. Следом за ним перебрался Чери, потом – Пуго. Они просунули руки сквозь прутья, помогая мне вылезти наружу.
За нашими спинами продолжало грохотать, но это был уже не наш бой – Президентская Гвардия разбирались с овощами и фруктами и между собой.
Вскоре мы вышли к железной дороге, и первый же товарняк унес нас от опасного места. Марш по ночному лесу мне не запомнился. Я точно знал, что он был, иначе как бы мы оказались около железной дороги, но в памяти не сохранилось ни единой подробности.
«Молодцы программисты, – подумал я. – Нашли интересный ход, чтобы у игрока логика не стала противоречить здравому смыслу. Видишь, что было, но как было – не помнишь… Так ведь можно хоть на Марс летать. В корабль сел и тут же вышел на Марсе. А что произошло за год полета, просто выветрилось из памяти. Честное слово – молодцы!»
Стоя у рельсов, я уже знал, зачем мы тут. Нас ждало новое убежище…
Время снова проскользнуло мимо, словно его и не было… И вдруг – вспышка. По глазам резануло невообразимой чистоты голубизной. Я оглянулся. Нормально… Корабль. Да еще какой древний! Новых персонажей множество, но вроде бы нейтральны… Так… Ну-ка, внутренние ощущения персонажа, где вы там?
Хорошо было сидеть на полубаке, подпирать задницей палубу и наблюдать за заходом солнца. Небо впереди сияло в спокойных облачках и казалось испачканным отличной голубой краской – судя по оттенкам – берлинской лазурью. Волны поднимали и опускали каравеллу, и в такт их пертурбациям поднималось и опускалось солнце на горизонте. Вода под бушпритом зеленовато-голубыми глыбами разлеталась в стороны.
Шхуна «Кровавая Мэри» уже неделю шла вдоль экватора, отходя от воображаемой линии, пересекающей пупок планеты, миль на десять–двенадцать и снова возвращаясь к нему. Марсовые высматривали на горизонте испанские галеоны, груженные золотом и серебром, отобранным конкистадорами у бедных трудящихся Южной Америки.
Так могло продолжаться еще несколько дней, но не более. На корабле не было питьевой воды. Имелся ром, в мальвазии и разнообразных портвейнах также не ощущалось недостатка, имелось даже прованское масло – священник Клаус Зюммель соборовал им отходящих в мир иной, но вот воды не было. Причиной тому стала привычка второго помощника напиваться с поставщиками и пристрастие к ямайскому рому с порохом.
В состоянии жесточайшего похмелья вместо воды он погрузил на борт бочки с ромом, не в силах противостоять девизу голландских купцов-оптовиков – «Чем больше, тем дешевле!». Сейчас он, покачивая блестящими на солнце сапогами, висел на фок-рее, шагах в двадцати от меня. Слышно было, как капитан, поглядывая на покойника, внушал оставшемуся в живых первому помощнику: