Персонажи волхвов очень важны для христиан, для людей верующих, и, читая вашу книгу, невольно ждешь, что возникнет тема, более или менее связанная с проблемами религии.
Нет, потому что я не принадлежу к авторам, которые пишут на чисто религиозные темы. Разумеется, «Гаспад Мельхиор и Бальтазар» — роман христианский, вернее, иудео-христианский. Но про остальные так нельзя сказать. Конечно, я живу в бывшем доме священника… Что же касается моего последнего романа, «Элеазад или Источник и куст», то тут я читал… я отталкивался от толстой книги про Моисея. Ее автор, еврейский теолог, ставит вопрос: почему Моисею, когда он достиг земли Ханаанской, не было дано право… почему Яхве не позволил Моисею вступать в землю Ханаанскую? Почему? В самом деле, это факт вопиющий. Моисей вел евреев по пустыне сорок лет, наконец он достиг цели, но — нет! Ему не дано войти, и он умирает. В общем, я задался этим вопросом и ответил на него вестерном. Вот. (Смеется.) Если хотите узнать ответ, прочтите «Элеазара».
Ваш последний роман имеет форму романа психологического, он выглядит более традиционным в литературном плане, чем остальные ваши книги…
Все-таки в этом романе преобладает внешнее действие, персонажи очень просты. Главный герой, Элеазар; — протестантский пастор из Ирландии, это не… он не отличается особо тонкой психологией. У него всегда в руках Библия. Чем бы он ни занимался, он не расстается с Библией. Правой рукой работает, в левой держит Библию. И соотносит все, что делает, все, что с ним происходит, с каким-нибудь отрывком из Библии. Я не выдумал этот тип человека, он существовал. Вероятно, и сейчас существует.
Почему вы решили преподавать в школе?
Просто оказалось, что я пишу просто, ясно, сжато, рассказываю конкретные истории, и это идеальный вариант письма для детей. Я не стремился к этому специально, так вышло. И мои книги стали классикой, то есть их читают в классе — вот откуда это слово. Поэтому меня стали приглашать на встречи с детьми, которые открывают для себя литературу, открывают для себя мои книги. Они разговаривают со мной, задают вопросы, и мне с ними очень интересно. Я мог бы написать целую книгу о забавных вопросах, которые задавали мне дети во всем мире, потому что я ездил в Африку, я ездил в Нью-Йорк, я ездил по всей Европе… со своими книгами и встречался с моими юными читателями. Роман «Пятница, или Дикая жизнь» переведен на множество языков.
Какой, по-вашему, должна быть детская книга?
Она должна быть о самых главных вещах, затрагивать важнейшие вопросы. Для детей нельзя писать о пустяках. Надо брать огромные темы, очень серьезные. Например; изображение. Проблема изображения. Я уже говорил вам: моя задача — незаметно протащить в свои тексты философию. Так вот, одна из самых известных моих сказок — «Пьеро, или Что таит в себе ночь». В ней сталкиваются три центральных персонажа итальянской комедии дель арте: Пьеро, Арлекин, Коломбина. Все строится на противостоянии между Пьеро и Арлекином. Пьеро — черно-белый, он булочник, месит тесто и работает ночью. Это сущность. Или субстанция. Арлекин разноцветный, у него хорошо подвешен язык, он умеет поговорить. Он маляр красит дома и, естественно, работает на солнце. Но его краски держатся недолго. Они линяют, пачкаются, краску со стены всегда можно соскоблить. Это акциденция, нечто преходящее. Так вот, противопоставление субстанции (Пьеро) и акциденции (Арлекин) — это уже половина этики Спинозы. Доступная шестилетним детям. Иначе говоря, моя сказка «Пьеро, или Что таит в себе ночь» — это этика Спинозы, приспособленная для детского понимания. Потому что шестилетний ребенок понимает эту оппозицию, понимает, что такое тесто Пьеро, которое есть субстанция. Ребенок знает, что такое хлеб. Он знает, что такое яблоко. Знает, что такое картошка. И он знает, что такое Арлекин — это краска, которую размазываешь по бумаге кисточкой. Но кисточку не надо брать в рот, это невкусно. И это нечто преходящее. Вот, так что с моими Пьеро и Арлекином я понятен ребенку шести лет, а между тем это уже Спиноза.
Немецкий режиссер Шлендорф снял фильм по вашему роману. Вы его видели?
Конечно. И остался очень доволен. Это хороший фильм, очень хороший фильм, очень-очень хороший фильм. Единственный недостаток, на мой взгляд, это чрезмерная, пожалуй, близость к тексту. Я бы предпочел, чтобы режиссер взяв роман за основу, все-таки сделал что-то свое, другое. Другое — и для тех, кто читал, и для тех, кто не читал. Но он воспроизвел мой роман с неукоснительной точностью, мне совершенно не на что жаловаться, это великолепный фильм, не отступающий ни на йоту от текста. Но в нем нет сюрпризов. Людям, которые читали «Лесного царя», нет смысла идти смотреть фильм. Он не принесет им ничего нового. Но… Если считать, что смотреть будут те, кто не читал, тогда конечно. Тогда конечно, все хорошо. Но я думаю, что настоящий фильм должен делаться по мотивам литературного произведения. Если фильм действительно великий, он не может быть его буквальным воспроизведением. А Шлендорф оказался слишком верен моему тексту, вот и все. Это единственное, в чем можно его упрекнуть. Но фильм он сделал великолепный, просто великолепный. Я только что говорил о фории, так вот, тема фории насквозь пронизывает фильм Шлендорфа. Начинается с того, что дети, сидя на плечах У других детей, постарше, сражаются в школьном дворе, а кончается сценой, где Тиффож несет на плечах через болото еврейского ребенка. Это потрясающе.
В одном из интервью вы сравниваете свой роман «Пятница» с фильмом Серджио Леоне «Однажды на Диком Западе»…
Меня подкупило в Серджио Леоне, что он сумел взять мифологию вестерна и сделать из нее нечто иное, что гораздо лучше, на мой взгляд. Это лучше. Э… Например, я очень люблю лошадей. И меня возмущает то, как показывают лошадей в вестернах. Это отвратительно! Им стреляют в рот. Большинство актеров, снимающихся в вестернах, не умеет ездить верхом. Они слезают с лошади, начинают что-то делать и лошадью больше не занимаются. Но первое, что делает всадник, когда спешивается, — он привязывает лошадь! Он не может допустить, чтобы она убежала! И еще одна совершенно непотребная вещь, которую я не переношу и которая, на мой взгляд, позорит величайших классиков американского вестерна: они снимают лошадей ускоренной съемкой, когда они скачут. То есть съемка ведется замедленно, а на экране получается, что лошадь мчится вот так — бум-бум-бум-бум-бум — на бешеной скорости, как ненормальная, как машина. Это безобразие! А Серджио Леоне, наоборот, любит замедленное движение. Он — маньяк замедленного движения. И это мне очень нравится.
Джанет Уинтерсон (Jeanette Winterson)
Английская писательница.
Родилась в 1959 г. в Манчестере. Училась в Оксфордской университете, изучала английский язык и литературу в колледже св. Екатерины. Участвовала в работе природоохранных организаций «Друзья Земли» и «Гринпис».
Книги: «Кроме апельсинов, есть и другие фрукты» (Oranges Are Not the Only Fruit 1985), «Boating for Beginners» (1985), «Fit For The Future» (1986), «Страсть» (The Passiorv 1987), «Sexing the Cherry» (1989), «Oranges Are Not The Only Fruit: the script» (1990), «Тайнопись плоти» (др. перевод «Письмена на теле») (Written on the Body, 1992), «Art & Lies: A Piece for Three Voices and a Bawd» (1994), «Great Moments in Aviation: the script» (1995), «Art Objects» (1995), «Gut Symmetries» (1997), «The World and Other Places» (1998), «Книга силы» (The Power book, 2000), «The King of Capri» (2003), «Хозяйство света» (Lighthousekeepin, 2004), «Бремя. Миф об Атласе и Геракле» (Weight 2005), «Tanglewreck» (2006), «Каменные боги»(The Stone Gods, 2007), «Битва Солнца» (The Battle of the Sun, 2009), «Лев, единорог и я» (The Lion The Unicorn and Me: The Donkey's Christmas Story, 2009).
Литературные премии: премия Уайтбреда (1985), премия Джона Ллевелин-Риза (1987). Лауреат Премии британского телевидения. Кавалер ордена Британской империи за заслуги в литературной деятельности (2006).
У Джанет Уинтерсон были приемные родители. Люди религиозные. Девочкой Уинтерсон ходила по домам, читала проповеди. В шестнадцать лет она завила, что у нее есть подружка и она уходит из дома. Собственно, все это есть в ее романах. Теперь у нее свой дом в деревне, свой дом в Южном Лондоне, свой сайт. И своя аудитория.
С домом, где вы живете, связана какая-то история? Почему вы его выбрали?
Этот дом построили в 80-е годы XVIII века для людей, которые тут работали, — для ткачей, рыночных торговцев. Это очень старая часть Лондона, одна из самых старых, поначалу она находилась за пределами города, за стеной. Кроме прочего, в этих местах обитали разбойники, воры, прокаженные, грабители — здесь можно было прятаться, здесь позволялось быть не таким, как все. Вот почему мне здесь понравилось; вот почему здесь стали селиться художники. Студии художников начали появляться в этом районе задолго до того, как он стал престижным, фешенебельным; сама я тоже застала те времена. Теперь, когда нашим обществом правят деньги, здесь живут богатые люди. Но старый Спиталфилдс — пульсирующий, не признающий правил, стоящий особняком, сам по себе — никуда не делся. Тут по-прежнему чувствуется энергия, которая никому не подвластна, — ничейная, безрассудная энергия, и мне это жутко нравится. Люблю места, где можно черпать энергию, и этот дом, эта часть Лондона — как раз из таких. Здесь можно настроиться на местную частоту.
Чем вас привлекает история Лондона?
Знаете, когда тебя инстинктивно тянет к какому-то месту, ты чувствуешь, что должен как можно больше про него разузнать. Может быть, я жила тут в прошлой жизни, может быть, бегала 309 по этим улицам в XIX веке — так мне порой кажется. Понимаете, Лондон — город старый, в нем столько разных пластов: тут были римляне, потом наступила елизаветинская эпоха, лотом георгианская… Сюда издавна потоком тянулись люди, несли с собой новые идеи, и это представляет огромный интерес для писателя — ведь писателю нужны новые идеи, пласты различных времен. Знаете, я в своих книгах всегда использую разные временное слои, перемещаюсь вперед, назад вбок, и это — не просто дань воображению. В старом городе постоянно ощущаешь присутствие множества пластов, всех сразу.