Интервью, поездки, встречи с читателями — не мешает ли это писателю в его основной деятельности?
Для профессионального писателя ирония состоит в том, что поработать удается, можно сказать, от случая к случаю. Постоянно ездишь туда-сюда, рекламируешь себя, рекламируешь свои книги. Меня перевели уже, если не ошибаюсь, на 23 языка. Не всегда, но часто, когда где-то выходит иностранное издание твоей книги, издатели просят тебя поехать, поручкаться с кем надо, показаться в книжных, дать интервью. И получается, чем лучше у тебя идут дела, тем больше уходит времени на подобные вещи. Все это отвлекает от непосредственной работы. Я ведь пошел в писатели, потому что мне хотелось писать, а не быть комическим актером, или политиком каким-нибудь, или не знаю кем. Да, верно, этими интервью, рекламной деятельностью и так далее можно не заниматься. Но, с другой стороны, в каждый роман я вкладываю много времени. Во-первых, нам, писателям, приходится конкурировать не только с теми, кто уже умер — с Толстым, Достоевским, Диккенсом, труды которых лежат везде, в дешевых мягких переплетах за £4.99, но еще и с другими отраслями развлечений. Поэтому приходится как-то себя показывать, махать флажком, чтобы народ тебя заметил. А на это уходит куча времени. Вообще-то, читать перед публикой довольно интересно — хорошо время от времени пообщаться со своей аудиторией, услышать их отзывы о том, что им нравится, что они думают про твои книги. Но интервью… Если мне больше ни разу в жизни не придется давать интервью, меня это вполне устроит. Ирония еще и в том, что сегодня, в эпоху интернета, стоит дать интервью — теперь ведь все не так, как было 30 лет назад, когда это интервью напечатают в одной газете и в конце концов она пойдет на обертку для рыбы с картошкой, — так вот, теперь все попадает в интернет, так сказать, на веки вечные. А значит, захоти кто-нибудь узнать, что я думаю на какую угодно тему, он заглянет в сеть и все найдет.
А вообще в Англии трудно стать профессиональным писателем?
Где бы дело ни происходило, обычно сложнее всего бывает опубликовать первую книгу, этот барьер труднее всего взять. У меня много проблем было с «Хуже некуда». Ведь мало написать роман или часть романа, надо еще и агента найти. Написал я несколько глав «Хуже некуда» и начал, согласно инструкции, рассылать их агентам. В двенадцать агентств послал, и все они его отклонили, никто не захотел со мной работать. А процесс этот, знаете ли, небыстрый, большинство агентов пока прочтут, пока ответят. Так что время шло, к тому моменту, когда двенадцать агентов мне отказали, роман уже был закончен. Тогда я решил: ладно, сам представлю рукопись. Наверное, это была ошибка — действовать без агента куда тяжелее. В общем, послал я эту рукопись, насколько помню, в пятьдесят шесть британских издательств, и все ее отклонили. Когда в пятьдесят седьмом сказали «да», я почувствовал небывалое облегчение. Это было совсем маленькое издательство, называлось оно «Полигон», по сути — всего одна женщина на четвертом этаже в здании издательства Эдинбургского университета. Стоило им ее опубликовать, стоило книге выйти, как дела у меня пошли совсем по-другому: книга получила несколько премий, попала в букеровский шорт-лист и так далее. Вот так меня внезапно признали в литературном бизнесе. Словом, первая книга, как правило, самая трудная. Хотя забавно, что в наши дни возможность получить огромный аванс существует только в случае первого романа. После того как у тебя вышла парочка книг, какими бы хорошими ни были рецензии, какие бы премии тебе ни дали — неважно, поскольку вся информация теперь хранится в компьютере, любой, кто занимается издательским делом, может одним нажатием кнопки выяснить, сколько продано экземпляров, что и как. А про первый роман ничего неизвестно: то ли 200 экземпляров купят, то ли 2 000 000. Так что это — единственный шанс сорвать куш, то есть получить крупный аванс, но тут нужен хороший агент.
А у вас он есть?
Да, есть. Понимаете, профессиональному писателю без агента обойтись невозможно. Насколько я знаю, Джон Апдайк прославился отсутствием агента, но это потому, что он уже сделал себе громкое имя. У него, я слышал, есть адвокат, который занимается его контрактами, и все. Но вообще агент нужен, на то существует множество причин. Разве что тебе очень хочется самому договариваться о правах на перевод с албанцами… И потом, в каком-то смысле в этом бизнесе все схвачено, у агентов — своя маленькая кооперация, эдакий небольшой заколдованный круг, они продают права тем европейским издательствам, с которыми дружат. Поэтому некоторые книги раскручиваются полным ходом, выходят сразу на пятнадцати языках — такое каждый год случается. Вот, например я обычно угадываю где-то половину из того, что войдет в букеровский шорт-лист («Букер» — это престижная, самая престижная литературная премия у нас в Англии). Причем эту половину шортлиста я обычно угадываю не потому, что отличаюсь особым умом, ясновидением или чем-то там еще, а потому, что кручусь в бизнесе и знаю, какие книги продвигают. И обычно какие-то из них в конце концов попадают в букеровский шорт-лист.
И кто чаще выигрывает?
Американцы лучше. Самая лучшая литература… То есть я, конечно, обобщаю, всегда есть исключения, но я бы сказал, что самые лучшие писатели, как правило, американцы, потому что их страна — больше, живее, динамичнее. И это относится как к художественной литературе, так и к нон-фикшн. Я не хочу сказать, что британские писатели никуда не годятся, но первенство, как правило, за американцами.
А вас самого где больше любят?
Наверное, наибольшей популярностью я пользуюсь здесь. Все-таки я отсюда родом, пишу по-английски, потом, здесь я провожу больше времени, чаще выступаю. Да и букеровская номинация играет огромную роль именно здесь. Так что, видимо, лучше всего мои книги продаются, как ни крути, в Англии. Это несомненно интересный вопрос: как разные авторы, разные книги котируются в мире. Все мои книги изданы в Америке, их там неплохо приняла критика, рецензии хорошие. Но если говорить о продажах, здесь у меня дела идут все-таки лучше, чем в Америке. Еще вот что интересно: в южных странах меня как будто бы любят больше — во Франции, Испании, Италии я гораздо популярнее, чем на севере. Норвежцы, шведы мои книги вообще не переводили, датчане перевели одну, финны — одну. А в латиноамериканских странах, например в Бразилии, все мои книги изданы, причем не на португальском, а на настоящем бразильском, бразильские издатели все перевели. И то, что ко мне как будто бы неплохо относятся в России, тоже забавно.
Кто вам нравится из современных писателей?
Ну, здесь, в Британии, из писателей предыдущего поколения я больше всех люблю Антонию Байетт, Джулиана Барнса, Салмана Рушди — наверное, это предсказуемый список. Из моего поколения мне очень нравится Ирвин Уэлш — по-моему, критики не вполне отдают ему должное; я считаю, он виртуозный прозаик, и эту виртуозность редко оценивают по заслугам. Лоуренс Норфолк мне очень нравится, потом, из ребят помоложе — Дэвид Митчелл, не знаю, слышали вы про такого или нет, он очень хороший, еще Мэтт Торн… Интересно, что до сих пор… Я хочу сказать, британскую литературу за границей по-прежнему ценят выше, чем она заслуживает. Интерес к британской литературе по-прежнему велик, и это меня удивляет. Но, с другой стороны, у нас есть немало хороших писателей.
И, как ни парадоксально, отчасти причина тут в том, что в Британии писателей уважают не так сильно, как во Франции, Германии… Не знаю, как обстоит дело в России, но во Франции это определенно так: если по телевизору идет дискуссия, какая угодно, о чем угодно, там обязательно должен быть хотя бы один писатель. Точно так же и в Германии, писатель считается важным лицом, с его мнениями относительно политики, экономики, жизни в целом необходимо считаться. А здесь, в Британии, до писателя как общественной фигуры народу нет никакого дела. Может, это и хорошо — приходится больше стараться, чтобы на тебя обратили внимание. У нас тут писатели в первую очередь считают себя работниками индустрии развлечений, а не политическими фигурами, от которых ждут обращения к нации по какому-либо поводу.
Тем не менее ваш негативный отзыв на произведения другого писателя — Мартина Эмиса наделал немало шума?
Меня слегка удивляет… То есть, что интересно в этой истории с «Желтым псом»: я ведь не первый в истории литературы человек, написавший на кого-то плохую рецензию. Чего такой шум поднялся, не знаю. Дело было в августе, мне позвонили из «Дейли телеграф» — у них не хватало материала, — говорят, не могли бы вы для нас написать тысячу слов, что-нибудь о культуре. Я ответил: да, конечно, повесил трубку, а через пару недель прочел «Желтого пса» — и меня такое зло взяло, до того плохая оказалась книжка. Я и решил: ладно, напишу про «Желтого пса». Да, так вот, я же не первый в истории человек, который прочел книжку и сказал: по-моему, так себе. И еще забавно: где-то половина моей статьи — о том, как я восхищаюсь Эмисом, потому-то и считаю, что по его масштабам это очень слабая вещь. Но эту половину, где я говорю, какой он талантливый писатель, никто как будто и не заметил. Все, по-моему, читали только ту часть, где я его разнес, — мне в этом видится отражение человеческой природы, людям такое нравится. Тогда стоял мертвый сезон, ничего интересного не происходило, и уже на следующий день я начал получать записки с Карибских островов, из Штатов, от тех, кто прочел статью.
Что вы думаете про ответную реакцию самого Эмиса?
Подозреваю, он так рассердился потому, что знает — я прав. Когда ты сам уверен в том, что написал хорошую книгу, тебе, конечно, всегда неприятно, если ее ругают. Всякому писателю, да и вообще человеку, естественно, хочется, чтобы его все любили, чтобы его книги всем нравились. Профессиональный писатель должен прежде всего понимать, что, как бы хороша его книга ни была, всегда найдутся люди, которым она не понравится — может, у них на тебя зуб, может, еще что, или она просто не в их вкусе. Литература — дело очень и очень субъективное. Даже если ты написал чрезвычайно добротный роман, продуманный, правильный по структуре, все равно. В общем, я думаю, он так разозлился именно поэтому — он понимает, что я прав. Конечно, напиши я книгу, в достоинствах которой сам уверен, мне было бы жаль, что она кому-то не понравилась. Меня бы это расстроило, но не до такой степени.