– Фантастика! Практически даром урвал! Даже и не верится. Это вам, Галина, подарок. – Юра протянул магнитик с надписью Pattaya и катером.
Галина грустно улыбнулась и, поблагодарив, медленно пошла в сторону небольшой каморки.
Через три дня белый «гелен» вновь притормозил у шлагбаума бывшей овощной базы. Андрея в офисе не было. Достав из багажника массивный чёрный пакет, Юра двинул к дверям склада. Увидев забавного покупателя, Галина вновь грустно улыбнулась.
– Галина, здесь вот какое дело. Детишкам моим некоторые вещи не подошли. Какие-то размером, какие-то жене цветом и фасоном не алё.
– И?
– Я бы хотел вернуть.
– Да, можете оставить. Вон там. Прямо у коричневых дверей подсобки и положите.
– А деньги вы мне вернёте или Андрей?
Галина ответила не сразу. Лишь после короткой паузы.
– Это вам с Андреем поговорить и надо. Всё, что касается денег, с ним.
– Так там сумма ерундовая.
– Всё равно с ним решать надо по деньгам. Ничем вам помочь не могу.
– Но Андрея сейчас на месте нет.
– Вы завтра приезжайте, Юрий. Завтра он точно будет.
– А когда следующая партия секонда будет? Когда этот праздник для души и кошелька?
– Это тоже к шефу.
Развалившись в кожаном кресле, Рогов смотрел футбол. Улыбку сменяли гримасы разочарования, иногда Андрей подскакивал и апеллировал к судье. Увидев вошедшую Галину, указал жестом на диван:
– Три минуты до перерыва, Галочка. Три минуты.
Команды ушли на отдых, Андрей плеснул в бокал немного виски, предложил Галине бокал вина, но женщина отказалась.
– Рассказывай, Галочка.
– Друг ваш Юра приезжал, пока вас в офисе не было. Привёз пять килограммов вещей и сказал, что детишкам не подошли.
– Бывает. Не подошли, так не подошли. Мог бы раздать.
– Согласна, мог бы и раздать. Но здесь вот какое дело. Он деньги вернуть попросил.
Андрей громко хлопнул в ладоши:
– Да ла-а-адно! Галя… ну не может… ну, Галя!
– Увы. Может.
– Отдала деньги, Галочка?
– Нет. Сказала, что такие вопросы решаете вы. А будете вы только завтра.
– Вот за что я тебя и люблю. Ну просто умница! Пускай, сука, бензин и время попалит. Я тебе больше скажу: меня и завтра не будет, Галочка. Но ты ему и завтра деньги не отдавай. Отдай послезавтра этому жлобу деньги. Но не все. Скажи, что я 50 процентов вычесть велел.
– Он ещё спрашивал, когда следующая партия из Штатов придёт.
– Не-не! Скажи, что никаких партий больше не будет! С таким мудаком никаких. Ни товарных, ни шахматных, ни политических…
Через три дня на пейджер Рогова пришло сообщение: «Дозвониться до тебя так и не смог. Не ожидал, что вычтешь пятьдесят процентов. Думал, мы друзья, Андрей. Жаль, что так получилось».
Новые горизонты
В редакцию пришла новенькая. Красивая, ладная, в глазах искорки похоти. Добилась встречи с главным, заявила, что видит себя в большой журналистике, и похвасталась знанием четырёх языков. Викторыч сказал, что латышский не в счёт, а ещё сказал, что пишущие люди редакции нужны, а рвение молодых он всегда приветствует. Ради приличия предложил девушке вино и шоколадную конфету.
От главного Ирина вышла с широкой улыбкой на юном лице. На улице закурила и подошла к фотографу Роме Савину. Рома потягивал пиво из банки, пританцовывая в такт музыке, доносящейся из открытого окна второго этажа.
– Вы из редакции? – спросила Ира.
– Пока да, – философски ответил Роман.
– Просто я новенькая. Наверное, с вами работать буду. Только что от главного вышла.
– Писать будешь?
– Да. С детства к этому тянуло. С детства мечтала стать пишущим человеком.
– И зря. Профессия умирающая, перспектив никаких. Но есть и плюсы. График свободный, можно пить на рабочем месте.
– У меня ещё вопрос. А Андрей Викторович… вот он… он как человек? Какой он?
– В смысле? – прищурился Роман.
– Ну там увлечения, хобби… футбол любит, или филателию, или женщин, может?
– Женщин не может, – сплюнул Рома.
– Это ещё почему?
– Потому что женат на виски.
– А виски же… виски же среднего рода. Виски, оно как трансвестит.
– Так бывает. Был женат на водке, а потом изменил ей и женился на трансвестите по имени Виски. Я вот тоже на пиве женат, и ничего. А может… может, я за ним замужем.
Ирина засыпала, прокручивая в голове слова Викторыча: «Напиши что-то лёгкое, или, как сейчас принято говорить, атмосферное. Напиши байку, которая может зацепить и молодую мамашу, и дедулю. Это может быть материал о воскресном базарчике, о юном скрипаче. Напиши эдакую универсальную хуйню».
Ранним воскресным утром Ира поехала на небольшой базарчик. В холодных деревянных будках мёрзли угрюмые латыши с глазами некормленого кота. На прилавках лежали прокопчённые колбасы, беконы разных сортов и форм, огромные чёрные хлеба с глазами из моркови и орехов. Откуда-то доносился голос Леонтьева:
Вдвоём с тобой, вдвоём с тобой,
Остались ты да я,
Любимая, любимая…
– Народу ни хуя, – допел какой-то латыш и рассмеялся своей же шутке. Ира почувствовала, как её буквально пронзает холодная сырость. Будто тоненькие ледяные струйки проникали под одежду и змейками расползались по телу. Захотелось в кровать. Укрыться тёплым пледом, включить блюз, закрыть глаза и мечтать.
Ира увидела баклана, сидящего на крыше старинного дома. Он поводил по сторонам головой, осматривая просторы серого безлюдного города. Он улетит, а Ира в этом городе останется. И будет то восхищаться им, то думать об отъезде.
– Девушка, вы замёрзли. Возьмите стаканчик глинтвейна, – обратилась к Ирине полноватая женщина в стёганом ватнике.
– Давайте, возьму. Но только маленький.
Глинтвейн Иру подбодрил, наполнил силами. Она бродила по базарчику, что-то записывала, а через день в газете вышла её первая заметка под названием «Базарчик желания». Викторыч работу оценил. Прохаживаясь по просторному кабинету, он подносил бокал к носу, вдыхая аромат любимого напитка:
– Очень хорошо, Старикова! Я прямо как увидел эти лица, эти копчёности, эти мозолистые руки продавщицы Мудите. Её правда звали Мудите?
– Правда. Мудите Куллэ.
– Ты в следующий раз меняй имена, Старикова. Ну, смотри, человек читает про беконы и хлеб, а имя продавщицы ассо… ассо…
– Ассоциируется, Андрей Викторович…
– Именно. Ассоциируется с мудями. Избегай таких говорящих латышских имён Мудите, Мудис или Сподра и Модра. Вот помню, как Палько написал: «Тренер Модра Юшка, женщина с красивым лицом и огненными волосами». Ну не дебил, блядь?
– Так не переименовывать же их.
– Правильно. Но ставить имя Модра рядом со словом «лицо» – преступно.
Ира творила каждый день. Её полюбили чересчур активные читатели. Писали письма, присылали соленья, варежки и рыбу. Приближался День святого Валентина. Редакционные мужчины новый праздник невзлюбили. Большинство считало, что дамам вполне хватает и 8 Марта. Женщины наоборот. Не особо рассчитывая на удачу, они всё же ждали сюрпризов. Викторыч попросил Старикову написать яркий и праздничный материал. Когда Ирина уже выходила из кабинета, спросил:
– У тебя самой-то парень есть?
– Нет пока. Был, но мы разошлись. Он любовницу завёл, а я с детства проигрывать не люблю.
– Так на 1:0 в его пользу и расстались?
– Нет, Андрей Викторович. На 2:1 в мою, – хохотнула Ирина. – А пока без парня.
– Ну ничего… наживёшь, наживёшь.
У Андрея Викторовича любовь стояла в одном ряду с головной болью, неприятностями и триппером.
– И это, Старикова… у меня идея. Блестящая у меня идея! Блестящая, как эта ледяная рюмка. Вот что. Возьми фотографа Романа и съезди к стеклодувам. Там и сердечки, и вся прочая херня есть. Напиши ярко и пронзительно.
Директор фабрики встретил гостей более чем радушно. Ире налил шампанского, Роману предложил марочный коньяк. Сам хозяин кабинета пил минералку. По цвету лица было видно, что печень его держится на честном слове врачей, а стенки желудка напоминают дуршлаг. К Ирочкиному сожалению, директор интервью давать отказался. Сказал, что есть на фабрике настоящие герои и слово должны держать они. Героя звали Стас, по должности он был мастером цеха. Ире Стас показался странноватым. Глаза искрят, а речь томная, баюкающая. Указывая на дующих в длинные трубки рабочих, Стас говорил:
– Это не просто трудяги. Это настоящие поэты сверкающих граней. Витражи, мозаики, посуда, светильники, бижутерия. Всё это делают вот эти скромные люди в чёрных робах. Они вдувают в стекло жизнь и капельки своей души. Поэты стекла. Я бы так их назвал.
В этот момент у одного из стеклодувов лопнул похожий на мыльный пузырь шар, и он, смачно отхаркнув на бетонный пол, грязно выругался. Ирочка покраснела, а Стас, не обращая внимания на производственные издержки, продолжал:
– Именно они создают алмазную грань, венецианскую нить. Творцы! Таланты! Кстати, наша землячка, известный скульптор Вера Мухина, руководила в Ленинграде лабораторией при зеркальной фабрике. – Неожиданно Стас взял Ирочку за локоть и заговорщическим тоном спросил: – Ирина, а вы когда-нибудь видели стеклянный член?
– Нет, никогда, – опешила Ира. – Алмазную и венецианскую нити видела, а вот его нет…
– Сейчас покажу, – подмигнул Стас.
Стены просторного кабинета Стаса, больше напоминающего подсобку, были увешаны постерами из эротических журналов, афишами Киркорова, выставок собак и Ротару. В углу стоял массивный шкаф. За его дверцами и покоилась богатая коллекция мастеровитого выдумщика. Скульптурок было действительно много. Штук пятьдесят, не меньше. Раскрасневшийся Роман не выдержал и в изумлении воскликнул:
– Так вот ты какая, хуева туча!
– Роман, ну как можно?! – взвилась Ирина.
– Прошу прощения. Но без эмоций фотографу никак.
Стас начал знакомить гостей с коллекцией. Рассказывал он увлечённо, эмоционально, и рассказ этот Ирочку увлёк. Вернувшись в редакцию под сильным впечатлением, Старикова выпила чашечку кофе с бальзамом и с воодушевлением приступила к работе. Получилось примерно следующее: