– Забудь. У тебя холодно, наверняка нечего есть. Поедем ко мне, растопим камин, а там посмотрим.
Следопыт
Александр достал из холодильника пакет майонеза, купленный на скидках в «Пятёрочке», выдавил несколько толстых «червяков» на квадрат чёрного хлеба и с жадностью впился в лакомство. Один из полусгнивших клыков пронзила резкая боль, Саша поморщился, крутанулся на месте всем своим жирным телом и, потирая щёку, отправился к компьютеру. Мессенджер «Фейсбука» показывал пять непрочитанных сообщений.
«Саша, сейчас ничем помочь не могу, но со стипендии рублей триста перекину», – писала студентка Лара Поченько. «Александр, обязательно переведу деньги через дней пять. У меня пенсия будет. На рублей двести можете смело рассчитывать», – обнадёживала пенсионерка Любовь Салугина. «Иди ты на хуй, побирушка базедовая!» – глумился бульдозерист Герман Лорин. Александр плюнул в допотопный монитор, тут же вытер его красной тряпкой из старых трусов и забанил бульдозериста. Телефон приятно звякнул оповещением от банка, и Саша резко схватил мобильный. На табло высветилось сообщение: «Поступление. 50 рублей от Игнатьевой Ларисы».
– Сука, блядь, – пробормотал Александр. – Пятьдесят рублей. Щедрая она. Пятьдесят рублей.
Клык вновь просигналил неприятным уколом, но есть хотелось по-прежнему. Полчаса, как Саша разместил на «Фейсбуке» объявление о необходимости помочь девочке-инвалиду. У малышки была пересажена почка, требовали имплантации сердце и печень, а правый глаз отказывался видеть. Родители надеялись только на чудо и подписчиков Александра. Для создания ауры печальной легенды девочку он решил наречь Лиорой, а пост сопроводил фотографиями больничных коек с детьми, надёрганными в интернете. Но читатели Саши реагировали вяло. Пухлые пальцы коснулись засыпанной крошками и перепачканной кетчупом клавиатуры.
Мы с тобой в галерее Уффици,
На портретах красивые лица,
Мы с тобою, как вольные птицы,
Нам с любовью пора бы смириться…
Дальше было про реагенты на улицах, причудливые разводы узоров берёзовых веток и розовую скамейку, которая была к лицу возлюбленной. Под стишатами появились первые лайки и комментарии. Больше всех старались дамы пенсионного возраста, заточившие свои эротические фантазии на рыхлого толстяка с бородкой, обожающего наряжаться в обтягивающие джинсы и кроссовки бирюзового цвета. В основном комментарии были приторно-инкубаторскими: «Мураши по телу…», «Вы гений…», «В горле комок…», «Слёзы капают на клаву…» Но Александру хотелось большего. Он жаждал диалога.
– Александр, отличные стихи! Но мне кажется, что есть проблемы с размером, – писала Валентина Строкатова.
– У меня с размером всё нормально. Размер ей не нравится.
– Я не то имела в виду, – оживилась Валентина. – И всё же поправьте размер.
– Корону, блядь, на башке поправь, манда старая! – бил наотмашь поэт.
– Я вам не хамила, Саша.
– А я тебе хамлю. В бан! Размеру она меня учить будет!
Отправив Валентину в бан, Саша бронебойно рыгнул и рысцой бегемота отправился в туалет. Опустившись на обод унитаза, домосед вцепился в дверную ручку, напрягся, и глаза Александра начали набухать или, если хотите, надуваться. Казалось, ещё мгновение – и они лопнут, забрызгав стены тесного сортира. Александр краснел, синел, плевался и проклинал интернет-хомяков, из-за пассивности которых он не мог купить глицериновые свечи. Телефон вновь звякнул, а экран сообщил о новом поступлении. Кто-то расщедрился на стольник, и это ускорило процесс облегчения. Когда всё было кончено, Саша вытер мокрый лоб, довольно улыбнулся и вновь направился к компьютеру. Белла Мозес из Ашдода пеняла на отсутствие рифмы и тут же была послана на хуй. Иван Акиньшин усомнился в целесообразности написания таких строк, но тут же был проклят, унижен и забанен. Саша подпрыгивал от удовольствия, ругался с тётками, подобно опытной продавщице с рынка, звал на «стрелки» мужиков, а взяв перерыв, ожесточённо мастурбировал, пожирая глазами халявное порно. Сбросив напряжение, он поглумился над православными обрядами и русскими именами, разместил фотографию собачки, посмотрел политическое ток-шоу, написал о службе в горячей точке, которую бы не смог найти на карте, и понял, что не всё так плохо. А ещё он подумал, что семьсот рублей, которые накидали за день на карту наивные и глупые, это всё же деньги. Пусть небольшие, но честно им заработанные. Это плата за двенадцать постов, которые он настрочил за день. Когда Александр орошал раковину тёмно-жёлтой струёй, позвонил дядя Боря из Хайфы.
– Санечка, прости засранца! Тебе сколько исполняется?
– Ой, дядя Боря! Как я рад! Мне исполняется 52, дядя Боря! А почему таки спрашиваете?
– Ну а ты сам как думаешь?
– Думаю, думаю… – Саша улыбнулся во весь рот. – Думаю, из-за подарка.
– Ах ты, умница! Именно! Стою и выбираю открытку в киоске. И чуть не купил с числом 51. А теперь куплю с числом 52.
Саша нажал на красный кружок, мысленно обозвал дядю Борю гондоном и чуть было не заплакал. Его остановило новое сообщение о засланных кем-то пяти сотнях и звонок от Вадика. Вскоре появился и сам Вадим. С парой банок пива и сушёными кальмарами.
Вадик плеснул в стакан кипяток, отломил краешек бисквитного печенья и, отпив глоток, вздохнул.
– Даже и не знаю, что придумать, Сань.
– А надо. Надо придумать. Мне завтра жрать нечего будет. То есть нам нечего будет жрать. Ни мне, ни Ксюхе.
– Может, концерт твой в клубешнике у Пашки организовать? По-быстрому.
– В прошлый раз продали семь билетов по пятьсот рублей. Остальных пускали задарма. Какое-то быдло свиноматкой меня обозвало.
– Братуха, ты не обижайся. Но тебе тридцать кило сбросить не помешает. Правда.
– Я на нервах набираю. Я не жру и толстею! – взвизгнул Саша. – Мне в будущее смотреть страшно!
– Да ладно… Не жрёшь. Чёрный хлеб с майонезом, а потом булки с херовым повидлом. Весы какую цифру показывают?
– Сто двадцать семь. И хорош уже давить на больное!
Ростом Саша был с пони, питался много и неправильно.
– Слушай, а у тебя сколько в «Фейсбуке» подписчиков? Тысяч тридцать?
– Обижаешь, брат! Сорок восемь тысяч четыреста девяносто два человеколоха. Представляешь, как бы я жил, если бы эти суки хотя бы по десять рублей в месяц скидывали? Я им стихи, перформансы, блядь, а денег нет.
– Так давай сбор бабла организуем.
Саша схватил со стола булку и жадно откусил половину.
– Слушай, а идея! Давай мне на телефон, – жевал слова Саша. – На айфон. Вот айфон хочу больше всяких денег! А остаток раздербаним.
– Сам же говоришь, что жрать скоро будет нечего.
– Вот то, что раздербаним, на жратву и останется.
Вадик разместил текст. Зов о помощи гласил: «Дорогие друзья! Великому поэту современности Александру Блюдину нужен новый телефон. Телефон, с которого он будет засылать в инет свои бессмертные вирши, свои юморески, свою энергию. Я отправляю на карту первую тысячу рублей. Остальное за вами. Поехали!..» За гагаринским призывом следовал номер карты.
Саша тут же поделился постом.
– Ты тыщу правда отправил? – прогундосил Блюдин.
– Две, конечно! Обойдёшься.
К концу дня малограмотные почитатели Сашиной самодеятельности набросали пять тысяч триста рублей. Было много сообщений с пожеланиями успеха, готовности, но невозможности помочь. Вадик потребовал полторы тысячи за идею, а оставшиеся деньги Александр отложил на розовые кроссовки и поддельный свитер Champion, дожидавшиеся оплаты в корзине китайской интернет-барахолки.
Ужин был тоскливым и невкусным. Саша впихивал в себя макароны с кетчупом, запивал просроченным морсом и с грустью смотрел в окошко. На детской скамейке распивали бормотуху покачивающиеся силуэты, у мусорника копошились две крупные дворняги, а на балконе дома, что напротив, конвульсивно дёргался неведомый танцор.
– Пиздос, – тихо промолвил Саша и тут же получил шлепок по лысине.
– Ребёнок за столом, – прошипела жена.
– Извини. – Саша ещё больше насупился и прикусил губу. – Думал, что про себя говорю.
– Лучше вообще не говори. Лучше работать иди, понимаешь? Пахать иди, сука ленивая!
– А я работаю. Я работаю, кстати.
– В «Фейсбуке»?! Работаешь?! У меня бабы в офисе ржут надо мной, понимаешь? Дома боров по клавишам стучит, а я колбы с говном и мочой принимаю. Иди работать, понимаешь?
Ложка звякнула о дно тарелки, Саша резко встал и, прикусив губу, вышел из-за стола. Войдя в спальню и резко пнув дремавшую болонку, улёгся на кровать. Почти одновременно с писком собаки из кухни раздался окрик:
– Ещё раз собаку пнёшь, я тебе сморчок ещё короче обрежу, понимаешь?
– Сука, блядь, – тихо прошипел Саша и начал пялиться в телефон.
Бухгалтер из Питера Аня Кулько продолжала слать гнетущую обнажёнку, пугая растительностью и кривой улыбкой. Львовянка Илона Гнидовец признавалась в любви и спрашивала адрес для пересылки сала и горилки. Это сообщение Сашу оскорбило, и он написал, что Илона тупая мразь. Военный Игорь Пилонов спрашивал, почему Саша так не любит Россию, и желал успехов народу Палестины. Прикусив губу, Александр написал ответ: «Чтобы тебе арабы хуй отрезали и на лоб пришили! Чтобы ты без вести пропал, поц!» Дописав комментарий, Саша тут же набрал Вадика:
– Эврика! Сбор на раскопки без вести пропавших солдат. Ты же в поисковом отряде, Вадя.
– Ну… это кощунство. Я не подпишусь. У меня дед погиб.
– Память о дедушке – священна. А другу жрать скоро будет нечего. Не подпишется он. И давай тогда так. Давай часть денег реально на раскопки, а часть себе.
– Да? И какую часть на раскопки?
– Ну процентов двадцать, – с жалостью в голосе произнёс Блюдин.
– Ладно. Завтра договорюсь с ребятами. Скажу, что есть желающий помочь.
Утром Блюдин разместил полный ошибок текст: «Здравствуйте люди, которые любят называть себя патриотами и просто люди, которым небезразлична память тем, кто отдал свои жизни во время Великой Отечественной Войны. Я две недели готовился чтобы написать этот статус. И вот, когда вся информация, или почти вся, у меня есть, я хочу вам рассказать душешиплющую, но коротенькую историю. Не поленитесь дочитать. Есть в Волгоградской области хутор Пимено-Черни. В августе 42-го в хутор зашли части, переброшенной из Приэльбрусья дивизии „Викинг“. Хмурым утром в хутор зашли матросы, не знавшие, что там стоят фашистские танки. Матросы зашли, подожгли танки и бензовоз, но были уничтожены огнём крупнокалиберного пулемёта. Среди зашедших на хутор матросов было много обгоревших трупов, потому что у них было много бутылок с коктейлем Молотова, которые загорелись после попадания в цель. Куда они их несли и зачем – неизвестно. По приказу немцев женщины похоронили матросов в силосной яме. Об этих событиях есть много свидетельств. Например, свидетель старик Михаил Иванович Нестеров. Но в основном свидетели умерли. Недавно ушла старушка, которая хоронила матросов ещё молодой. Каждый год она возлагала цветы к забору участка, на котором сейчас лежат матросы.