— Для чего?
— Возьму к себе и запру, — убежденно сказал Мишико и обвел взглядом двор.
Ласточка что-то искал в траве. Мы взяли у мамы зерна кукурузы и направились к нему, разбрасывая корм. Подбежали другие куры и стали быстро клевать. Мишико сердито замахнулся на них. Мы постепенно стали приближаться к Ласточке, он собрался спрятаться в лавровых кустах, но, увидев на земле кукурузу, остановился. Мишико бросил еще горсть зерна. Ласточка, прихрамывая, подбежал и стал искать кукурузу в траве. Мишико бросил еще одну горсть, Ласточка приблизился. Затем Мишико рассыпал кукурузу у своих ног… Ласточка стал подходить все ближе и ближе, поклевывая, и наконец подошел близко… совсем близко. И тут Мишико, как коршун, бросился на него.
«Ка-ка-ка-ка-ко-ко-ко-кр!» — закукарекал на весь двор испуганный цыпленок, взмахнул крыльями, перенесся через лавровые кусты, поднялся вверх до акации, выше, еще выше, до вершины тополя, полетел, становясь все меньше и меньше, и наконец совсем исчез. А мы стояли задрав голову и смотрели на плывущие в небе облака…
Мишико разинув рот глядел туда, где скрылся Ласточка.
— Куда он мог улететь? — нарушил я тишину.
— Все… Улетел, — произнес Мишико, точно во сне. — До сих пор он жил, как курица, а теперь будет жить в лесу. Кончено, улетел от нас наш соловей.
— Ты думаешь, не вернется?
— Где там вернется, он же не курица, — обиделся Мишико. — Эх, и как это мы до сих пор не догадались, что он затоскует по лесу! Видел, как высоко взлетел?
— До самой верхушки тополя.
— Тополя? Исчез в облаках!.. Скоро соловьи улетят в теплые страны, и наш Ласточка, наверное, улетит вместе с ними.
— А что мы скажем бабушке?
— Придется во всем сознаться.
— Не поверит.
— Как не поверит, ведь Ласточка никогда теперь не вернется, — вызывающе посмотрел на меня Мишико.
Но Ласточка вернулся. Соседка принесла его, держа под мышкой. Она сказала, что заметила чужого цыпленка у себя в саду и узнала нашего хромого петушка.
— Он не может обойтись без своего двора и хозяйки, ведь он домашний, ручной, — сказал Мишико. — Но все равно он улетит, соловей не может перенести зимы.
Я согласился с ним.
Между прочим в кустах неподалеку от курятника я нашел однажды высохшее яйцо. На одном боку у него была чернильная метка, на другом — едва заметная дырочка. Интересно, кто и зачем его туда бросил? А вдруг кто-нибудь разведал тайну и хочет повторить наш опыт?
«Вот озорник этот Мишико, — подумала учительница, — но, видимо, любознательный мальчик. Вырастет и, возможно, в самом деле скрестит курицу с соловьем. А пока что он даже не понял, что бабушка попросту выбросила из курятника испорченное яйцо…»
Екатерина Ивановна очинила красный карандаш и продолжала свою работу.
Нугзар ЭнделадзеVII класс „А“ГИГИЯ И БАЧУКА
Село Дими замечательно тем, что почти все дворы в нем омываются водами прозрачного канала. В жаркие дни в канале купаются ребятишки и плавают гуси.
На всем протяжении канала, через каждые сто шагов, выстроились мельницы. Большинство из них построено давно, они полуразрушены, сквозь ветхие настилы искрится вода.
Падая на колесо, вода превращается в бурлящую пену.
Я не раз просиживал целые ночи на этих мельницах, хотя, конечно, не такой уж это героизм — бодрствовать в двух шагах от дома!
Но этим летом все было иначе. В один прекрасный день вода в канале высохла и мельницы стали. Негде было смолоть кукурузу, и, когда я приехал в Дими, у моей бабушки муки оставалось только на два дня.
Был разгар лета. Работы в колхозе по горло. Еще до рассвета взрослые уходили на виноградники: одни растворяли в воде медный купорос с известью и опрыскивали лозы, другие меняли слабые гнилые подпорки, возили на арбе колья из лесу. Пора была страдная, и казалось, что людям и поесть-то некогда.
Однажды, ранним утром, Гигия и Бачука зашли к нам во двор. Они позвали меня, сказали, что придумали кое-что и хотят посвятить меня в свою тайну. Мы уселись на берегу канала, и Гигия, точно старший, серьезно произнес:
— Дело очень важное: в селе кончается мука. — Это было сказано так, будто на нас собираются напасть полчища врагов.
— Да, но бабушка говорила, что завтра непременно будет дождь и канал наполнится водой, — возразил я.
— Вчера вечером, — прервал меня Бачука, — Гигия был на метеостанции; там говорят, что в ближайшие дни дождя не ожидается.
— Я сам могу сказать, где я был и что там говорят, — обиделся Гигия. — Сейчас речь идет о другом, — продолжал он, — председатель колхоза думает снарядить на электромельницу две арбы…
— Вот и прекрасно! — воскликнул я.
— Прекрасно? — испытующе посмотрел на меня Гигия. — В страдную пору колхозники на два дня отрываются от работы, и это прекрасно? А ну, городской человек, посчитай, сколько будет потеряно трудодней?
— Четыре!
— Четыре, а может, побольше, — добавил Бачука, взглянув на Гигию.
— А две пары быков? — продолжал Гигия. — Они ведь тоже не будут работать в колхозе, а это двадцать — тридцать трудодней.
— Так ты хочешь обречь село на голод?
— Мы с Бачукой думали всю ночь и решили, что на мельницу должны пойти мы…
Бачука заерзал на месте и почему-то покраснел.
— Мы втроем? — спросил я.
— Почему — втроем? Обойдем всех ребят. Я уверен, пойдет Тенго, не откажется и Бичико, сообщим Мамуке, Левану. Человек десять наберется.
— А сколько мешков могут дотащить десять ребят? — спросил Бачука.
— Если каждый понесет по пуду… — начал Гигия.
— Как? На собственной спине? — не вытерпел я.
Гигия покосился на меня.
— Нет, отправим посылкой по почте, — насмешливо ответил он.
— Не знаю, как вы, а я не смогу нести пудовый мешок, — сказал я после паузы.
— Ну тебе, человеку городскому, простительно, — опять уколол меня Гигия.
Воцарилось молчание. Я не знал, одобрит ли бабушка этот «поход», и медлил с ответом. Гигия ждал. Бачука поерзал еще немного, потом вытянул ноги и стал хлопать босыми пятками по едва струившейся в канале воде, поглядывая на Гигию…
— А когда пойдем? — неожиданно вырвалось у меня.
Лицо Гигии просветлело, глаза заблестели. Путь к отступлению был для меня отрезан.
— Вот и молодец! Только малыши трусят и колеблются. А этот барин, — Гигия показал на Бачуку, даже не взглянув на него, — этот барин пытался увильнуть: «У меня, мол, переэкзаменовка, нужно заниматься…»
— Нет, Гигия, — залепетал Бачука, — о переэкзаменовке я сказал просто так, думал, ты не помнишь.
— «Не помнишь»! — передразнил Гигия. — Все помнят о твоих успехах, кроме тебя самого.
— Гигия… прости…
Не знаю, как Гигии, а мне стало очень неловко. Было что-то жалкое и трусливое в этом «прости». Почему Бачука держится так, будто Гигия намного старше его? Не потому ли, что Гигия очень силен и при случае может поколотить трех таких ребят, как Бачука?
— А теперь пошли! — прервал мои мысли Гигия.
Мы вскочили.
— Я видел, председатель шел в виноградник, наверное, он уже там, — тихо произнес Бачука.
— Сначала сообщим ребятам, вместе легче уговорить председателя, — сказал Гигия.
Прежде всего мы побежали к Левану. Он сидел во дворе и мастерил из кукурузных стеблей игрушечные сани младшему брату. Увидев нас, он плутовато прищурился, взглянул на балкон — не смотрит ли кто, — и тихо, чтобы не слышал младший брат, спросил:
— На речку?
Про себя все мы одобрили его предложение — удрать купаться на речку.
— Нет, сейчас нам не до этого, — сказал я.
— Значит, в лес?
Леван снова ошибся. Он понял, что мы куда-то собираемся, но не мог догадаться куда. Гигия кратко рассказал о намерении председателя колхоза послать на мельницу двух колхозников с двумя парами быков и добавил:
— Бачука, Нугзар и я решили, что на мельницу должны пойти мы. Все равно слоняемся без толку по селу.
— А на какую мельницу? — спросил Леван.
— На ту, что возле Хангэса.
— Конечно, лучше на ту, что возле Хангэса, — подтвердил Бачука.
— Идем! — воскликнул Леван восторженно и, повернувшись к Гигии, сказал: — А ты знаешь какие там места для купания?
— Он еще будет учить Гигию, — пробурчал Бачука.
Вчетвером мы направились к Мамуке. Я начинал верить, что мы взялись за очень хорошее дело, и чувствовал, как постепенно становлюсь смелее.
Гигия облокотился на ограду и громко позвал Мамуку. Вскоре тот показался.
— Вчера вечером мы решили, — важно начал Гигия, указывая на нас, — уговорить председателя оставить быков в колхозе, на мельницу пойдем мы. Ну как? Пойдешь?
Так постепенно собрался целый отряд мальчишек. Вскоре мы уже не могли припомнить, кого еще можно взять с собой на мельницу, и гурьбой направились в колхозный виноградник на поиски председателя. Нас было девять ребят, девять однолеток, только Гигия был на год старше, выше и сильнее всех нас.
Мы спускались в низину к виноградникам. Уже издали были видны ровные ряды лоз, с засохшими на листьях темно-синими пятнами медного купороса. В некоторых рядах листья были еще мокрые и блестели на солнце как зеркало. Затем тянулись ряды лоз, с которых дожди уже смыли следы медного купороса. Много еще оставалось работы колхозникам. То и дело длинная рукоятка опрыскивателя перемещалась с одной лозы на другую, и тогда в воздухе рассыпался прозрачный туман раствора.
Вскоре колхозники заметили нас и стали с любопытством разглядывать: наверное, удивлялись, почему нас так много. Председателя колхоза и бригадира мы встретили около самого виноградника.
— Привет ударной бригаде! Кто это послал вас к нам на помощь? — сказал председатель, заложив за пояс большие, коричневые от загара пальцы.
— Мы хотим вам помочь, — застенчиво улыбнулся Гигия.
— Виноград пока еще не созрел. А чем еще вы можете помочь? — засмеялся бригадир, показав желтые, как зерна кукурузы, зубы, но, решив, что председатель не понял его шутку, прибавил: