– Почему опасно?
– Так ты обрати внимание на криминальные сводки – там же сплошь нерусские имена! Среди них одни быдло и преступники!
– Разве можно так говорить про людей другой национальности? – удивился я.
– Да я же не про всех! – тут же начала оправдываться бабушка. – Наверное, есть среди них хорошие люди, но к нам такие не едут. И потом, ты же боишься грязи.
– Думаешь, там будет грязно?
– Конечно. Ты просто внимательней на улице к таким присмотрись – они грязные, асоциальные, неприятные. Это же не я выдумываю, это ты и сам заметить можешь.
Выслушав бабушку, я попрощался с ней и до сих пор так и не решил, как поступить. Я очень боюсь даже подходить к Вонючке, а переступить порог ее дома – значит добровольно подвергнуть себя риску умереть от какой-нибудь заразной болезни. Может, у нее прямо в квартире живут коровы и лошади?
От всех этих переживаний я помыл перед сном руки двадцать два раза и еще пять раз подряд почистил зубы. Заметил, что опять начинает слезать кожа на руках. Может, зря я выбросил таблетки?
13.09.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Сегодня пятница тринадцатое! И сегодня я иду домой к Вонючке – вот уж подходящий день для этого выпал.
Ночью мне опять приснилась мама – мы сидели на кухне, а я был в фашистской форме, и челка у меня была прилизана набок, как у Адольфа Гитлера. Хорошо хоть не было усов.
Мама спросила, зачем я так вырядился, а я и сам не знаю, я ведь не помню, как оказался в такой одежде – этого во сне не было. Поэтому я просто молчал, а потом мама спросила, послушаю ли я кассету дома у Вонючки.
Я сказал:
– Нет, я боюсь к ней идти, вдруг там очень грязно.
А она говорит:
– То есть тебе плевать, что я оставила для тебя послание? Ты лучше никогда не узнаешь, что там, чем один раз сходишь к Вонючке домой? Ты такой трус?
Я хотел сказать маме, что я не трус и что я хочу знать, что на кассете, но, как это бывает только во сне, – у меня полностью пропал голос, я пытался что-то сказать, но не мог и только жалко открывал рот. А мама, глядя на это, начала смеяться надо мной, и даже когда все исчезло и я остался один посреди темной пустоты, то все еще слышал ее смех. И это был плохой смех, недобрый.
Утром я проснулся и сразу подумал, что мама мной недовольна. Наверное, смотрит с небес и обижается, что я боюсь Вонючку сильнее, чем хочу послушать ее кассету. А потому, чтобы доказать свою любовь к ней, я принял решение подойти сегодня к Биби.
Подошел к ней после математики, остановился на расстоянии трех метров и спросил:
– Можно послушать мою кассету на вашем магнитофоне?
Она сидела за партой и даже не поняла, что я к ней обращаюсь, потому что я стоял слишком далеко. Пришлось позвать ее:
– Вонючка!
Тут же подумал: нехорошо, наверное, называть человека Вонючкой, если хочешь его о чем-то попросить. Но она все равно посмотрела на меня и даже улыбнулась.
Оставаясь так же далеко, я повторил свой вопрос. А она сказала, что можно.
Я спросил:
– Когда я могу прийти?
Она сказала:
– Можно после уроков ходить домой ты и я.
Меня внутренне передернуло от связки «ты и я», но я кивнул.
Теперь сижу на географии, пишу это и очень волнуюсь – уже последний урок. Шпагин постоянно пытается заглянуть в тетрадь, думая, что я не замечаю.
Иди нафиг, Шпагин.
14.09.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Важные новости о доме Вонючки: у них нет коров, лошадей, плесени, крыс и тараканов в квартире. Есть огромная собака. Мне это сначала не понравилось: я люблю животных, но на расстоянии. Когда питомцы живут прямо в квартире, они создают антисанитарную обстановку, поэтому меня все равно нервировал дом Вонючки.
Но в итоге это собака помогла мне выкрутиться из ужасной ситуации!
Нас встретила Вонючкина мама – в суперзакрытой одежде и с платком на голове. Обрадовалась мне и сказала самую ужасную вещь на свете:
– Сейчас разогрею вам поесть!
Уверен, что в тот момент у меня от ужаса зрачки расширились до несовместимых с жизнью размеров. Если вообще бывает размер зрачков, который несовместим с жизнью, – я был где-то на его грани.
Обед в Вонючкином доме! Еда, которую готовили грязные и антисоциальные люди! Может, они готовили ее на полу или давали понюхать собаке – короче, я попал в худшую ситуацию. То, что вокруг еды могла крутиться собака, вообще никуда не годится – тогда у меня будут глисты или токсоплазмоз.
Я не знал, что делать. Попытался сказать, что не хочу есть, но в таких ситуациях люди вечно думают, что я стесняюсь и поэтому отказываюсь. Вот и Вонючкина мама поволокла меня на кухню почти насильно. Даже если бы я стеснялся, неужели пищевое насилие помогает кому-то преодолеть стеснение?
Она усадила нас на кухне за стол – друг напротив друга. Я чувствовал непонятные запахи еды, которую никогда раньше не ел, и меня начинало тошнить. Вонючка сидела спокойная и улыбалась – ей не привыкать. Она всю жизнь так живет – должно быть, у нее иммунитет к глистам и микробам, и ее желудок гвозди переваривает. А я непривычный и наверняка отравлюсь или заболею, а потом умру, и все потому, что зашел к Вонючке домой.
Ее мама поставила перед нами тарелки с чем-то похожим на плов, пожелала приятного аппетита и вышла из кухни. Вонючка тут же принялась есть, а я смотрел на свою порцию немигающим взглядом. Все казалось таким жирным… После Дня S я никогда не ел жирное, потому что от этого тоже можно заболеть, читал про холестерин и всякие бляшки.
И тогда я почувствовал, как под столом у меня в ногах крутится собака. Сначала это привело меня в ужас: просто какая-то двойная микробная атака – пес на кухне во время еды! А потом я вспомнил всякие фокусы из фильмов про американских детей, которые не хотят есть брокколи или какую-нибудь другую гадость и скармливают это собаке под столом.
В общем, недолго думая, я стал зачерпывать плов ложкой и, пока Вонючка не смотрела, быстро вываливал содержимое ложки в руку и опускал ее под стол – собаке. А собака с удовольствием ела!
Я понял, что спасен.
Так я, незаметно для Вонючки, избавился от плова. Иногда она выжидающе смотрела на меня и приходилось делать вид, что я подношу ложку ко рту, но как только она опускала глаза в свою тарелку, я тут же отдавал все собаке.
Вонючкина мама сказала, что я молодец и у меня хороший аппетит. Мне было стыдно, но не сильно: в конце концов, никто из них толком не говорит по-русски, что я могу объяснить им про свое обсессивно-компульсивное расстройство? Даже люди, говорящие со мной на одном языке, ничего в этом не понимают и думают, что я чудик или просто их ненавижу, поэтому не ем у них дома.
Но знаешь, что оказалось потом? Самое ужасное: сломанный магнитофон. Я зря туда пришел, зря мучился с пловом и зря терпел Вонючку.
Она сказала, что попросит папу починить и я смогу прийти хоть завтра. Еще раз проходить через все круги ада Вонючкиной квартиры! То есть не то чтобы там прям ад, квартира как квартира, но все равно они странные неприятные люди, в старой закрытой одежде с неотстиранными пятнами. У них все по-другому: у Вонючки нет ни телевизора, ни компьютера, а их жизнь не похожа на нормальную, и мне это не нравится. Мне не нравится там находиться.
Я сказал:
– Тогда я пошел домой.
Но из-за того, что они живут в однокомнатной квартире, Вонючкина мама все слышала, оказалась тут как тут и начала причитать:
– Не надо домой! Ты же только пришел!
– Илья хотел слушать музыка, – сказала ей Вонючка.
– В другой раз послушать, а сейчас поиграть вместе!
Я закатил глаза над этим «поиграть» – как будто нам пять лет. Но пришлось оставаться, и мы с Вонючкой рисовали в ее альбоме какими-то огрызками от карандашей, играли в непонятную настольную игру и слушали истории ее мамы про то, какая забавная Вонючка была в детстве. Я все смотрел на время и ждал, когда пройдет хотя бы часа два и будет уже уместно пойти домой.
А дома первым делом забрался в душ и принялся отмываться от этой квартиры.
15.09.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Рассказал папе, что побывал в гостях у Вонючки. Он первым делом спросил, почему я ее так называю – Вонючка. На самом деле я просто заговорился, я знаю, что при родителях не стоит так называть других детей, но раз уж все равно назвал, пришлось сразу и рассказать, что она грязнуля, у нее старая одежда, опасное количество микробов дома и жирная еда.
А еще сказал:
– Она приехала из Таджикистана.
Он, конечно, ответил, что, даже если она из Таджикистана, это все равно не значит, что ее можно называть Вонючкой. Я сказал, что понял его.
А он говорит:
– Если честно, не вижу в этом смысла…
– В чем? – спрашиваю.
– Не понимаю, почему они едут сюда. По-моему, лучше стараться свою страну поднимать на достойный уровень жизни, а не заполонять другие.
– А что ты сделал для того, чтобы поднять нашу страну?
Я это всерьез спросил, без желания задеть. Но отец почему-то ответил так, как будто я его чем-то уязвил:
– Да это просто выражение такое, не начинай.
Странно. Я и не начинал.
16.09.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Сегодня рассказал Шпагину о том, как ходил к Биби домой, как скормил плов собаке и как это все оказалось бессмысленно, потому что магнитофон сломался и теперь, по всей видимости, мне придется повторить все заново. Странно, что он единственный человек в классе, с которым я разговариваю, – у нас ведь не очень много общего, все-таки он педик, а я люблю Лизу Миллер и коплю ей на полет на воздушном шаре. Я совершенно точно не хочу дружить со Шпагиным, потому что из-за этой дружбы меня все задразнят, но так как больше ни с кем поговорить не получается, приходится болтать с ним.
Шпагин смеялся надо мной и говорил, что это дурацкая история и что не надо было отдавать плов собаке. Мне было не смешно.