Вот мы сели за этот стол – друг напротив друга, Дана подала Шпагину самую обычную еду – котлеты с пюре. Я тоже такую ем дома. А еще положила по краям тарелки нож и вилку. Это очень странно. Зачем есть пюре ножом?
Шпагин сначала хотел взять и вилку, и нож, но, столкнувшись с моим недоумевающим взглядом, нож отложил, наколол котлету на вилку и начал есть ее так – прямо с нее.
Дана шутя заметила:
– Что за манеры?
– Человеческие, – пожал плечами Шпагин.
Чтобы не мешать ему своим испытующим взглядом, я начал рассматривать столовую. Вот у нас с папой нет столовой. Мы едим на кухне – туда еле-еле вмещается небольшой стол. А у Шпагина кухня в какой-то отдельной комнате – Дана туда-сюда ходит с едой. Неудобно. По-моему, гораздо проще, когда рядом и холодильник, и микроволновка, и буфет с печеньками – до любой еды можно дотянуться рукой. Жизнь богатых людей жутко непродумана.
– Илюша, может, ты будешь хотя бы чай? – Это меня няня спросила.
Я помотал головой.
Она начала перечислять меню, как в ресторане:
– Какао, горячий шоколад, молочный коктейль, сок, газировка…
– Илья ничего не будет, – перебил ее Шпагин. – У него редкая болезнь. Если он поест в гостях, то тут же умрет.
Дана посмотрела на меня испуганно, но Шпагин заявил это с таким серьезным лицом, что мне тоже оставалось только хмуро кивнуть.
Едва я решил, что в этом доме нет и намека на то, что у Шпагина есть родители, как он спросил у Даны:
– А где папа?
– Ему пришлось срочно уехать в командировку.
– С секретаршей? – язвительно спросил Шпагин.
– С секретаршей, – вздохнула Дана.
– С новой или старой?
– С новой… Но он сказал, что ты можешь в любое время позвонить, если захочешь.
– Да ну, вдруг позвоню прямо на переговоры с секретаршей.
Когда мы шли в комнату Шпагина – через запутанные лабиринты коридоров на втором этаже, – я спросил его, где мама. Она же домохозяйка! Я думал, это значит, что она сидит дома и занимается всем тем, что делает Дана.
Шпагин сказал:
– Она на Багамах.
– Одна? – удивился я. – Вы не путешествуете семьей?
– Ну, мама путешествует со своим любовником, а папа – со своей любовницей, – спокойно сказал Шпагин, как о простых вещах. – У меня пока нет любовника, так что мне путешествовать не с кем.
– Если у них есть любовники и любовницы, почему они не разведутся?
– Потому что придется все это как-то делить. – Шпагин неопределенно покрутил рукой в воздухе. – Ну, и еще потому, что некоторым людям нравится просто орать друг на друга. На кого они будут орать, если разведутся?
В тот момент мне почему-то стало жаль Шпагина. Я и не понял сразу почему. Сейчас думаю: вот у него дофига денег, и он может купить себе все что угодно, но родителям до него нет никакого дела, и он ходит как неприкаянный в этом огромном доме, будто заблудившаяся рыбка в океане. Когда я приходил к Биби, дома всегда была ее мама. И куда ни глянь, она была везде: в аккуратном клетчатом пледе на диване, в полинялой скатерти на столе, во всех отчаянных попытках создать в их маленькой квартире уют. А когда я возвращаюсь домой, я всегда встречаю там папу, и меня кормит папа, и фильмы со мной смотрит папа, и книги советует, и болтает перед сном. И если кто угодно придет к нам домой, он сразу поймет, что у меня есть папа, даже если его самого дома не будет. А дом Шпагина – он вообще непонятно про кого. Их образцовый сад приводит в порядок садовник. Убирается и готовит Дана. Весь этот шикарный ремонт, отдающий лоском оперных театров, делали сотрудники каких-нибудь элитных фирм по ремонту. А дизайн придумывали лучшие дизайнеры страны. Они даже не сами придумали, куда повесить телик. Вот мы, когда купили телик, и так и этак думали, куда его засунуть. Повесить или поставить на тумбочке? В центре или в углу? Короче, весь день убили. А у Шпагина, сразу видно, ничего они не думали. У них все заранее было в каких-нибудь проектах. Красиво, конечно. Все блестит, сияет, чистота… Да только у меня обсессивно-компульсивное расстройство, и я с первого взгляда могу определить, где по-настоящему чисто, а где только видимость чистоты. И в этом доме я есть не буду.
Пока дошли до комнаты Шпагина, на улице уже начало темнеть. Он хлопнул в ладоши, и свет включился сам. Раньше я видел такое только в кино.
У него была комната в каком-то космическом стиле: на потолке звездное небо, кровать в форме ракеты, стены с изображением галактик. Говорю:
– Не знал, что ты увлекаешься космосом.
– Я не увлекаюсь, – ответил Шпагин. – Это так… Просто. Мама захотела в таком стиле. Говорит, красиво.
– А тебе самому нравится?
Он пожал плечами:
– Я не против.
Потом, как будто вспомнив что-то, сказал:
– Хотел тебе показать!
Он открыл ящик своего письменного стола и вытащил оттуда непонятную коробочку с наушниками.
– Это кассетный плеер. Я заказал в одном интернет-магазине, когда ты не хотел идти к Биби, но потом ты все-таки пошел, а плеер доставили позже.
Я подержал плеер в руках. Такой громоздкий и тяжелый…
– Я тогда не дослушал до конца, – признался я Шпагину.
– Можешь забрать – дослушать.
Я ему так ничего и не рассказал. Ни про суд, ни про странные мамины идеи менять пол – ни про что.
– У меня кассета с собой. Хочу, чтобы ты тоже послушал.
Мы слушали вместе – у Шпагина один наушник, у меня второй.
Так вот. Биби тогда говорила, мол, папа на записи сказал, что не знал, что мамины откровения с ним будут использоваться в суде.
Я дослушал до конца – нет там такого. Он ничего не говорил. Биби сама это выдумала, чтобы меня утешить.
20.10.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Сегодня утром папа отправил меня в магазин за хлебом, а я попал в ужасную переделку, связанную с наркотиками. Ладно, звучит это круче, чем было на самом деле, но мне хотелось добавить этой фразе драматичности.
По дороге в магазин я встретил в одном из дворов Данила. Он крутился на детской площадке и что-то искал, делая при этом вид, что ничего на самом деле не ищет. Выглядело это нелепо, как в карикатурных комедиях, когда герои ведут себя максимально подозрительно, чтобы зритель сразу понял, что что-то не так.
Короче, я сразу подумал, что он ищет наркотики. Ну, или прячет. Нам в школе рассказывали, что сейчас всякие нехорошие люди выходят на глупых школьников, чтобы нанять их для прятанья наркотиков по городу, и что никогда не стоит соглашаться на сомнительные предложения о работе, а лучше сразу жаловаться родителям. Но Данил-то тупой. Он наверняка мог во что-то такое ввязаться, поэтому я решил подойти и спросить, что он делает. Мало ли, вдруг он не в курсе, что это опасно, – я его предупрежу.
Честно говоря, я до последнего думал, что больше воображаю, чем действительно верю, что Данил работает на наркоманов. Но когда подошел ближе, увидел, что он и правда достает что-то из-под качелей – они были плохо вкопаны в землю, наверное, специально, чтобы кто-нибудь убился.
В этой истории все выглядело как, как и должно выглядеть. Даже пакетик с наркотиками был похож на пакетик с наркотиками. Я окликнул Данила, думая, что сейчас ему все объясню, но при виде меня он резко подскочил и принялся удирать.
А я побежал за ним. Не знаю почему. В последнее время мне хочется быть лучше себя самого, и я делаю вещи, которые прежний я делать бы не стал. Поэтому я побежал за Данилом, толком и не придумав, какой в этом смысл.
Нагнав, схватил за капюшон, а он дернул молнию на куртке вниз, выскользнул из нее и побежал дальше, затормозив меня этим неожиданным трюком. Но я все равно побежал следом, только теперь уже с курткой Данила в руках – не бросать же ее на землю.
Поняв, что начинаю выдыхаться, а догнать Данила не получается, я выжал из своих ног максимум скорости и с разгона прыгнул на него со спины, повалив нас обоих в серую жижу из первого снега и грязи. Мы начали в ней барахтаться и пинать друг друга, а я чувствовал, как противно липнет одежда к телу.
Наконец Данил сказал:
– Ты че, совсем?
– У тебя наркотики! – выкрикнул я ему в лицо.
И задней мыслью подумал, что ошибаюсь. Вот сейчас он скажет, что это чай и все совсем не так, а я окажусь в глупой ситуации, грязный и зазря извалявшийся в луже.
Но он ответил:
– И что?! Это не мои! Слезь! – Он спихнул меня, а я от удивления, что не ошибся, действительно его отпустил.
– Ты что, наркоман? – хлопая глазами от удивления, спросил я.
– Глухой? Сказал же, что не мои. Это брат попросил. – Данил полез в карман и вытащил тот пакетик. – Промокли из-за тебя, придурок… Он меня теперь убьет.
Я подумал, что тот бледный тощий парень, раздававший Данилу подзатыльники недалеко от школы, наверное, и есть его ненормальный брат.
Данил вырвал у меня из рук свою куртку и, хлюпая, хромая и повторяя, что я придурок, отправился куда-то дальше. А я поднялся и пошел за хлебом. Ну и дела.
Когда вернулся домой в таком виде, попросил папу не спрашивать, что случилось.
А папа сказал:
– Ты в грязи.
Я говорю:
– Ага, знаю.
А папа снова:
– Но это грязь.
Я уже начал злиться:
– Тебя заело, что ли?
– Ты больше не боишься?
И тут я понял. Грязь! Самая настоящая грязь, причем даже не невидимая и не воображаемая, а вполне настоящая и осязаемая, висит на мне засохшими комьями и пропитала всю одежду так, что я чувствую ее на коже!
Меня всего передернуло, я закричал:
– Фу, какой ужас! – и побежал отмываться в душ.
21.10.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Сегодня к нам в класс приходил новый школьный психолог. В моей прошлой школе они менялись почти каждый год, и обычно это были какие-то бабушки, о существовании которых мы быстро забывали, а в этой новый психолог оказался молодым мужчиной, и он не просто тусовался где-то в кабинете, а вышел и заговорил с нами! О