А я подошел.
Сел рядом и спросил:
– Ты че ревешь?
Прозвучало даже как-то с претензией. Как будто я запрещал ей реветь.
– Не твое дело, – буркнула она.
– А чье?
– Ничье.
– А если ничье, почему ты плачешь у всех на виду?
– А где мне плакать?
– Не знаю, – растерялся я. – У Данила плачь. Он же твой парень. Они для того и нужны, чтобы рядом с ними плакать.
– Он меня бросил, – проныла Лиза и заревела еще сильнее.
Я удивился, что кто-то может бросить такую девчонку, как Лиза Миллер. Тем более такой малопривлекательный полудурок, как Данил.
– Почему?
Лиза начала монотонно и гнусаво объяснять:
– Он сказал: «Пойдем в кафе», я сказала: «Не хочу», он сказал: «Ты задолбала ничего не жрать», я сказала: «Мне так хочется», он сказал: «Или ты съешь что-нибудь, или я тебя брошу», мне пришлось пойти в кафе, и там… – Она сбилась и снова разрыдалась, закрывая лицо руками.
Я не знал, что делать. Должен ли я ее успокаивать, гладить, там, по спине или волосам, как в фильмах? Все-таки нам двенадцать, это немного странно.
В итоге я просто сидел прямо и со стороны, наверное, выглядел очень безучастным. Спросил:
– И что там случилось?
Не убирая ладоней от лица, Лиза глухо сказала:
– Я поела…
– Так это же хорошо! – обрадовался я.
– А потом вы-ы-ы-ырвала… – И снова то ли вой, то ли плач. – Потому что я не могу та-а-а-ак…
Я тяжко вздохнул. Все-таки положил руку ей на плечо, стараясь выразить хоть какую-то поддержку.
– И что, из-за этого он тебя бросил?
– Да-а-а, – хныкала Лиза. – Сказал, что я ду-у-ура поехавшая!
– Да ладно, с кем не бывает!
– Ни с ке-е-ем не быва-а-а-ает!
Я так хотел сказать ей что-нибудь нужное, что запутался в собственных словах:
– Ну, мало с кем бывает, но бывает, что все-таки с кем-то и бывает!
Она едва не засмеялась, но тут же попыталась это скрыть.
Мне понравилось, что я развеселил ее. Стало полегче. Интересно, что я совсем недавно был влюблен в нее и ненавидел этот их союз с Данилом. Но теперь никакого злорадства от их ссоры не ощутил. Наоборот: мне очень было жаль Лизу и хотелось ее как-то утешить.
Я сказал:
– Я как раз шел на каток. И коньки купил.
Лиза всхлипнула.
– Вижу.
– Хочешь, вместе пойдем?
– У меня нет коньков. И кататься я не умею.
– Я тебе свои дам. У тебя какой размер ноги?
– Тридцать восьмой.
– О, у меня тоже. А я думал, что раз ты такая высокая, то у тебя и нога огромная!
Она посмотрела на меня так, как будто я сказал что-то не то. Наверное, правда не то. Может, для девчонок это не комплимент?
А что было на катке – капец! Лиза чуть не убилась, конечно, но это ерунда. Она все время хваталась за меня и просила держать ее за руку, чтобы она не упала, а я раньше и мечтать не мог, что смогу быть так близко к Лизе Миллер. Еще она перестала плакать и все время смеялась над собственной неуклюжестью на льду, и, мне кажется, нам вместе было хорошо. Я даже подумал, что мне стоит влюбиться в нее обратно. У меня появился реальный шанс быть с ней!
К тому же, когда мы сели на скамейку, чтобы отдохнуть, она сказала то, что я хотел услышать с самого начала учебного года:
– А ты классный…
Я замер, не зная, как реагировать. Она меня добила:
– Давай вместе сидеть за одной партой?
В шестом классе это все равно что предложить встречаться! У меня сердце забилось быстрее. Я ведь так долго этого хотел…
– Не могу, – ответил я, собравшись с духом.
– Почему? – удивилась Лиза.
Кажется, еще никогда никто ей в таком не отказывал.
– Я с Артемом сижу.
– С каким Артемом?
– Со Шпагиным.
– А, с педиком! – вспомнила Лиза. И тут же скривилась: – Ты что, тоже?..
– Нет, – ответил я.
– А зачем тогда ты с ним сидишь?
– Он мой друг.
– Ты странный.
– Ничего странного.
– И я тебе ни капли не нравлюсь? – совсем жалко спросила Лиза.
Я честно подумал над этим вопросом. Послушал свое бешено бьющееся сердце. Подумал: почему так бьется? Может, все-таки от любви? Или скорее злится, что все так не вовремя?..
– Ты мне очень нравилась раньше, – честно признался я. – Но сейчас мне больше нравится Биби.
– Биби?! – почти выкрикнула от удивления Лиза.
– Да, – спокойно сказал я.
– Она же страшная!
– Она похожа на египетскую принцессу.
– Но она же таджичка!
– А ты немка. Какая разница?
– Огромная! – возмутилась Лиза. – Это другое!
– Почему?
– Это другая национальность, мы лучше…
Я перебил ее:
– Только не цитируй Гитлера.
Она вдруг отвесила мне такую звонкую оплеуху, что щека загорелась. Я схватился за лицо и ошарашенно посмотрел на нее:
– Ты чего?!
– Еще раз так скажешь – сильнее получишь! – пообещала она.
– Что я такого сказал?!
Лиза, недолго помолчав, ответила:
– Когда я в этот класс пришла, все начали обзывать меня фашисткой из-за фамилии, потому что наша классная сказала, что такая же была у начальника гестапо. Хотя она перепутала, у него была Мюллер! В общем, мне пришлось всех начать бить, чтобы перестали обзываться. Как видишь, перестали.
У меня перед глазами всплыли кадры из снов, где я был в нацистской форме и расхаживал с ружьем. Я вздохнул:
– Лиза, я бы никогда не стал дразнить тебя фашисткой из-за фамилии.
– Ага, конечно…
– Серьезно. Любой из нас может стать фашистом.
Она непонимающе на меня посмотрела. Снова сказала:
– Странный ты.
Я говорю:
– Ну да, наверное.
Потом она сняла мои коньки, переобулась и, уходя, сказала:
– Никому в классе не рассказывай, что я предлагала тебе сидеть вместе. А то я тебя побью.
Звучало, короче, весомо.
28.10.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
На каникулах мы с папой решили съездить в Город S и навестить бабушку и Варю. Честно говоря, никому из нас бабушку навещать не хотелось, но мы в этом не признавались даже друг другу. Все-таки было бы невежливо, потому что бабушка сама попросила нас приехать.
Кстати, ехали мы на поезде – это лучше, чем на автобусе, но тоже есть нюансы. Например, надо соседствовать в одном купе с двумя незнакомыми людьми и есть с ними за одним столом. Хотя ели мы по очереди, и после каждой трапезы соседей я начинал протирать столик спиртовой салфеткой (они смотрели на меня как на придурка). Знаю, как это выглядело, но что мне оставалось в таких негигиеничных условиях?
В Городе S все еще есть наша квартира. От мысли, что придется вернуться туда на неделю, было неуютно, но я старался прогнать это ощущение, внушал себе, что это всего лишь наше временное жилище, в котором нет ничего страшного. Ведь призраков не существует. Ничего страшного не существует. Кроме воспоминаний.
Но перед дверью мы оба – и я, и папа – растерялись. Никто не спешил ее открывать. Я не спешил, потому что ключи были у папы, а папа… просто стоял и смотрел.
Потом он передал ключи мне и спросил:
– Можешь открыть?
Я пожал плечами и открыл. Мы вошли в квартиру. Ничего там жуткого не было, все как раньше, только вещей меньше, потому что мы уехали.
Папа сказал:
– Кажется, я тоже невротик.
– Почему?
– Боюсь дверей.
– Это как?
– Боюсь их открывать. Каждый раз думаю, что открою и увижу… Что-то ужасное, понимаешь?
– Понимаю.
Для меня было важно, что папа об этом сказал. Во-первых, потому что это правда делает его странноватым, и если существуют весы, которые измеряют странность, то мы немного в ней уравнялись. Во-вторых, я просто ощутил благодарность за откровенность, и мне захотелось отплатить ему тем же. Поэтому я рассказал, что заболел обсессивно-компульсивным расстройством из-за ощущения смерти в квартире.
И папа тоже сказал:
– Понимаю.
Он правда понял.
Мы немного походили по нашему прошлому жилищу, чувствуя себя в нем абсолютно чужими. Даже ни к чему не притрагивались, как в музее.
Тогда папа предложил:
– Может, попросимся пожить у Вари?
Я радостно закивал. Честное слово, я бы лучше переночевал на улице, чем там.
29.10.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Варя живет в двухкомнатной квартире, поэтому мы с папой разместились в зале. Папа сказал, что он будет спать на диване, а я на полу, потому что я молодой и мне пока не надо беречь свой старческий радикулит. Иногда фигово быть молодым, хотя свой радикулит папа выдумал.
Варя у меня все спрашивала, как я там «без мамы» и не скучаю ли я «по ней». Для лучшей подруги она говорила о нем странновато, поэтому я спросил:
– Ты знаешь, что он не «она»?
– Кто он? Кто не «она»? – нахмурилась Варя.
В этот момент она переставляла книги с места на место, протирая с них пыль, и после моего вопроса замерла с книгой в руках.
– Ты знаешь, что моя типа мама – не мама? Что он чувствовал себя мужчиной?
Она как-то разочарованно протянула:
– А-а-а, это… Кто тебе рассказал?
– Сам узнал.
Варя пожала плечами:
– Не бери в голову. Мало ли какие глупости могут прийти на ум человеку.
– Почему глупости?
– А как это еще назвать? Разве природа может ошибаться?
Я вспомнил документальные фильмы про сросшихся сиамских близнецов и людей, которые родились без конечностей, а потом мне на ум пришло еще с десяток подобных выходок со стороны природы. Поэтому я сказал:
– Да.
– Например?
Мне пришлось повторить все, о чем я подумал.
– Это физические дефекты, – возразила Варя. – А у твоей матери было здоровое тело. У нее была нездоровая голова, ясно? Отсюда и суицид… Грустно, конечно, но это просто психическое расстройство.
– Почему сразу расстройство?
– А что еще?
Я пожал плечами.
– Просто такое ощущение себя.
Варя вздохнула так, как будто я каждый день подхожу к ней с этим разговором и