– К девушке?
– Может, хватит это повторять?
– Я повторяю, потому что надеюсь, что ты скажешь мне что-то кроме того, что она девушка, – заметил я.
Папа вздохнул и монотонно заговорил:
– Ее зовут Вера, она работает в юридической фирме, ей тридцать четыре года, у нее светло-русые волосы и голубые глаза…
– Что-то я не услышал причин идти к ней в гости, – перебил я.
Папа молчал. Я смотрел на него не мигая, пытаясь выразить тем самым свое нетерпение. Неужели так сложно взрослому человеку признаться, что ему нравится девушка?
Я решил ему помочь:
– Она твоя подружка?
– В нашем возрасте это звучит странновато, но смысл верный.
– То есть она тебе нравится?
– Ну, вроде как.
– А как ты это понял?
– Что?
– Что она тебе нравится.
Папа пожал плечами:
– Не знаю. Просто почувствовал.
– Почувствовал что?
– Что она мне нравится.
– И понял, что хочешь, чтобы она стала твоей подружкой?
– Типа того.
Я покачал головой.
– Ничего не понял.
Папа то ли нервничал, то ли раздражался:
– А что ты пытаешься понять?
– Пытаюсь понять, как понять, что тебе кто-то нравится как подружка!
– И зачем тебе это?
– Я не могу разобраться, хочу ли, чтобы Биби стала моей подружкой, или это не то.
Отец с облегчением выдохнул:
– Так ты о себе, что ли?
– Ну да.
– То есть ты не против?
– Не против чего?
– Если я буду с кем-то встречаться.
– А почему я могу быть против?
– Ну… Дети иногда ревнуют.
– Ревнуют? – Я привык слышать это слово только в контексте любовных отношений.
– Ага.
– Но ты же не будешь ходить в кино с каким-то другим сыном?
– Вообще-то у нее есть сын, но я пока не планирую ходить с ним в кино.
– Ну, если вдруг запланируешь – тогда и поговорим.
Папа кивнул:
– Отлично.
Я тоже кивнул:
– Отлично.
Странный он. Как я вообще могу быть против? Он одинок, и это не делает его счастливым. К тому же однажды он уже лоханулся, случайно заключив брак с мужчиной, но думая, что это женщина, – совершенно досадная история.
Короче, я согласился пойти с ним в гости к этой девушке при условии, что он заранее предупредит ее, что я сумасшедший и буду есть только макароны из пластиковой тарелки.
10.11.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Сегодня мне снился умерший папа. Мы опять были на том пляже, не спеша гуляли вдоль берега, и на нас время от времени опрокидывались волны – я чувствовал их, как наяву. Папа сказал, что мы сделали ему классную бороду. С тех пор как я узнал, что он мужчина, мы стали гораздо лучше общаться во снах.
Я спросил, смотрит ли он на нас с небес, а он ответил:
– Мне что, делать больше нечего?
Я как-то расстроился и решил больше ничего не спрашивать о жизни после смерти. Вместо этого рассказал, что собираюсь с папой идти в гости к его подружке.
– Тебе придется там есть?
– Да, но я попросил, чтобы мне сварили макароны.
– И подали в пластиковой тарелке?
– Ага.
– Она решит, что ты чокнутый.
– Но я же чокнутый.
– И то верно. Лучше ей знать сразу.
– Ага.
– Уточни, не планирует ли она менять пол. Такое тоже лучше сразу знать.
– Хорошо… – Я спохватился: – А что, если она не захочет встречаться с папой, потому что его сын не в себе?
– А кто в себе? – многозначительно спросил отец и положил руку мне на плечо.
До этого момента все было хорошо и спокойно. Но его рука вдруг стала очень тяжелой, он резко повернул меня лицом к морю, и я увидел барахтающихся Лизу и Данила, которых совершенно точно не было раньше.
– Видишь, – произнес папа. – Они все еще тонут…
Я не мог сдвинуться с места, тело налилось свинцом. Мне хотелось уйти, сбежать, проснуться. Но ничего не получалось.
А папа добавил:
– Наверное, утонут. Как я.
Я вцепился в него и закричал:
– О чем ты говоришь?! Ты же не утонул! Ты повесился! Ты не утонул!
И тогда сон закончился. Я проснулся и резко сел в кровати. Сердито вздохнул. Снова Лиза и Данил испортили разговор с папой.
11.11.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Сегодня после уроков целый час ждал Артема – мы договорились пойти погулять, а он сказал, что на минуточку зайдет к нашему школьному психологу. В итоге минуточка превратилась в час. Я сидел в коридоре и от скуки считал черточки на линолеуме – получилось восемьсот девятнадцать. Когда Артем вышел, я был злой как черт, а он даже не понял почему. Конечно, это же не ему пришлось заниматься такой ерундой – сам бы он перестал считать эти дурацкие черточки уже после двадцати. А я почему-то не могу. Мне всё надо посчитать и упорядочить.
– О чем вообще можно так долго говорить? – раздраженно спрашивал я.
Мы в этот момент уже шли по школьному двору. Погода стояла противная, шел снег с дождем, и от этого я становился еще злее.
– Сам бы сходил, заодно узнаешь, – отвечал Артем.
– У меня нет проблем.
– Очень смешно.
– Эй, я вообще-то серьезно, – возмутился я.
Шпагин многозначительно молчал, как бы намекая: «Ага, не заливай». Я выдохнул:
– Хорошо, а какие у тебя проблемы, например?
– Разные.
– Ну, о чем ты сейчас с ним говорил?
– Об отце.
– А что с твоим отцом?
Я как-то не думал, что у Шпагина могут быть какие-то проблемы с родителями. Их ведь вообще не бывает дома! Они даже не должны успевать ссориться, как мы с папой. Вот мы почти каждый день переругиваемся из-за какой-нибудь ерунды: кто будет мыть посуду, почему я не повесил школьные брюки в шкаф, ну и все такое… А о чем можно ругаться с богатыми родителями? Посуду моет посудомоечная машина, а вещи убирают служанки или как они там называются… Короче, беспроблемная должна быть жизнь.
Артем сказал:
– У нас конфликт после того, как он узнал… Ну, про того парня из седьмого класса.
Точно. Родителям может быть не все равно, что ты гей. Даже если вы богаты.
– Что он тогда сказал? – спросил я.
Артем пожал плечами.
– Да ничего такого поначалу. Что-то типа: «Ничего, через пару лет возьму тебя с собой в сауну с „девочками“, там это быстро лечится».
– А ты что ответил?
– Я спросил: «Ты что, проверил на себе?»
Я засмеялся, потому что это правда было смешно. Но Шпагин только криво улыбнулся.
– С тех пор у нас и конфликт, – заключил он.
Я не знал, что сказать, поэтому сказал то, что принято:
– Ничего, может, все еще наладится…
– Да мне все равно.
– Почему?
– Я не хочу с ним общаться, понимаешь? Не хочу общаться с дураками. Это вредно.
– Может, не такой уж он и дурак. Он же богатый, – заметил я.
– И что? Думаешь, он купил себе на эти деньги мозги?
Вообще-то я имел в виду, что без мозгов столько денег не заработать, но на самом деле в этом я не уверен.
Мы какое-то время шли молча. Я пытался понять, почему некоторые родители так расстраиваются, если их сын – гей. Ну, или дочь – лесбиянка. Представлял, что я уже взрослый, у меня есть такой сын, как Шпагин, и я узнаю, что он целовался с мальчиком, – что я буду делать? Наверное, ничего. Я пытался представить, что ненавижу геев, чтобы понять таких родителей, но у меня плохо получалось понять эту ненависть, и я снова не находил ответов. Может, они думают, что у них не будет внуков? Но это странно. У них в любом случае может их не быть. Дети ведь не обязаны рожать родителям внуков – они же не заключали никакого договора. Но бывают еще верующие. Они, наверное, боятся, что их дети попадут в ад. Ничего не знаю про ад, но мой папа туда не попал. Разве что только в том случае, если для него ад – это постоянно приходить в мои сны и общаться со мной. Надеюсь, что нет.
12.11.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Сегодня на перемене рассказал Шпагину, что скоро познакомлюсь с подружкой своего отца. Артем спросил:
– Он снова решил жениться?
– Не знаю, – ответил я. – Вообще-то он не хотел. Он говорил, что уже знает, что там почем.
– Хорошо будет, если женится.
Я удивился:
– Почему?
Не то чтобы я был против. Но, как уже стало понятно, для того чтобы растить детей и готовить еду, жена не обязательна; так что произойдет хорошего, если она появится?
Артем сказал:
– Просто плохо, когда человек один. Если он упадет, ему никто не поможет подняться. Это недоброе дело и суета сует.
Я, нахмурившись, посмотрел на него вопросительно: мол, ты чего так странно разговариваешь?
Шпагин пояснил:
– Это из Библии. Книга Екклесиаста.
Я аж присвистнул от неожиданности!
– Чего-чего? Ты Библию читал?
– Ну, кое-что читал, – скромно ответил Артем.
– Зачем?
– Это интересно.
Не знаю, кому вообще в здравом уме такое может быть интересно. Я видел Библию – она стоит дома у моей бабушки. Огромная, толщиной как бетонный блок. Я бы такое даже за деньги читать не стал – мне слабо. А тут Шпагин добровольно – интересно ему, видите ли.
– Ты что, в Бога веришь? – спросил я немного грубовато.
– Верю.
Я хмыкнул:
– М-да…
Артем, кажется, обиделся:
– Что «м-да»?
– Да просто странно, как это в тебе уживается.
– О чем ты?
– Он же типа против геев.
Шпагин, немного помолчав, ответил:
– Если Бог против меня, то пусть мне это лично скажет.
Он меня этим своим ответом как к месту пригвоздил. Мне сразу стало стыдно, как будто это я против геев, а не Бог. Даже захотелось извиниться, но Артем продолжил:
– Бог не может быть против любви, потому что он и есть любовь. И он не может быть против тех, кого сам создал. А Библию я читаю не потому, что согласен с ней, а потому, что это культурное наследие, которое повлияло на весь мир. Понимаешь?
Он посмотрел на меня своими взрослыми глазами, а я опять почувствовал себя самым глупым. Рядом со Шпагиным со мной такое постоянно.