26.08.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Представляешь, сегодня умер человек, который жил в нашем доме на пятом этаже. Та соседка-дачница с пакетами и рассадой прибежала к нам с этой новостью в девять утра, трезвонила в дверь минут десять (мы с папой еще спали), а когда папа все-таки открыл, затараторила, даже не поздоровавшись:
– Боря сегодня умер! Мы все в таком шоке, это так неожиданно! Светочка рассказала, что утром все было в порядке, он пошел в поликлинику, просто на плановый снимок легких, как вдруг…
– Кто такой Боря? – сонно перебил ее отец.
– Боря Гречкин с пятого этажа! У него еще жена Светка и дочери четыре года!
Мы ничего не знали о наших соседях, но папа продолжил вежливо слушать.
– …и вот он вдруг просто упал! Упал и умер, в ту же секунду!
– Кошмар, – как-то неестественно сказал отец.
А соседка охала:
– Да, кошмар! Всего двадцать восемь лет!
Папа напряженно переспросил:
– Сколько?
– Двадцать восемь! Пацан еще! И дочка такая маленькая…
– Просто внезапная смерть? В двадцать восемь?
– Да-да! – Соседка, кажется, обрадовалась, что у папы появились вопросы. – Будут, конечно, еще вскрытие проводить, но врачи сказали, что никаких причин не видят!
Папа почему-то весь включился в этот разговор и спрашивал, точно ли Боря Гречкин ничем не болел, не курил, не пил и ни на что не жаловался. Я не понял, почему он спрашивает. Как будто он врач и пытается найти зацепку, чтобы сказать: «Ну, точно! Видимо, Боря Гречкин умер от суперужасного реакционного брутигуллеза!» Но папа так не скажет, потому что он не врач и потому что эту болезнь я выдумал только что, но он все равно почему-то продолжал спрашивать и спрашивать…
Потом они наконец попрощались, и я даже через закрытую входную дверь услышал, как дачница принялась стучаться в соседнюю квартиру, а там опять:
– Представляете, Боря Гречкин умер! Да, в двадцать восемь лет, такой кошмар!
Мне кажется, бывает тип соседок, которым очень скучно, когда никто не умирает.
А папа прошел в мою комнату и как-то растерянно посмотрел на меня. Я спросил его взглядом: чего, мол?
– Сосед с пятого этажа умер, – грустно сказал он.
– Я слышал.
Весь день папа был притихшим, неразговорчивым, не предложил посмотреть очередной забавный фильм и даже отказался пойти со мной погулять до ближайшего парка. Мне пришлось идти одному, и только я вышел из подъезда, как столкнулся на крыльце с соседкой-дачницей. Она, увидев меня, округлила глаза и набрала побольше воздуха в легкие, чтобы опять выпалить:
– Представляешь!..
– Да! – быстро перебил ее я. – Боря Гречкин умер! В двадцать восемь лет! Какой кошмар!
И постарался поскорее обойти ее, чтобы она не успела втянуть меня в разговор.
Надеюсь, когда я пойду в новую школу, то смогу найти там друзей, потому что если папа не идет со мной гулять, то приходится болтаться одному, а я одиночества не выдерживаю. Если я один, то некому отвлечь меня от мыслей про миллионы микробов, которые я вдыхаю каждую секунду, про передачу туберкулеза через кашель и чихание, и иногда доходит до того, что я начинаю проверять, не увеличились ли у меня лимфоузлы. Поэтому легче, если кто-то идет рядом и что-нибудь рассказывает.
Через час я уже вернулся домой, открыл дверь своим ключом и услышал, что папа разговаривает по телефону.
– …Слушай, мне больше некого об этом попросить, – говорил он. – Кто-то ведь должен будет позаботиться об Илье.
Нехорошо подслушивать, но кто бы удержался, если бы услышал в секретном разговоре свое имя? Я притих.
– Ты сможешь приехать, чтобы мы вместе сходили к нотариусу?.. Я все равно собираюсь к нему идти, когда составлю завещание…
Я почувствовал, как начинаю стремительно лететь в пропасть из страха и ужаса. Завещание. Его пишут только те, кому предстоит скоро умереть, – зачем оно папе? Может, он скоро умрет, а я чего-то не знаю? Он ведь не кажется больным! Или… Или он планирует умереть, как мама?
Я бесшумно заплакал. Слезы покатились по щекам, одна за другой, а я стоял на пороге и не знал, куда себя деть. В конце концов сел на корточки, словно маленький, и продолжил плакать, пока папа не закончил разговор и не вышел в коридор.
– Ты чего? – испуганно спросил он.
Я почувствовал, как он присел рядом и обнял меня, закачал из стороны в сторону, будто я младенец. Я проговорил:
– Зачем тебе завещание?
– Господи, – выдохнул папа. – Ты что, из-за этого?
– Ты тоже планируешь повеситься?
– С ума сошел? Конечно, нет.
– Тогда зачем, если ты не умираешь?
– Завещание составляют не только умирающие, – объяснял папа. – Просто в жизни всякое случается, и я стараюсь смотреть наперед.
– Какое «всякое»? – насупленно спросил я, но уже успокаиваясь и поверив, что смертей не планируется.
– Ну, всякое… – Папа замялся. – Наш сосед, например, просто упал и умер.
– Ты думаешь, что тоже упадешь и умрешь?
– Это маловероятно, но исключать нельзя.
Я вспомнил наш разговор с бабушкой – вероятность почти никогда не равна нулю. Постарался подбодрить папу:
– Еще более маловероятно, что случится два таких случая подряд в одном подъезде. Так что следующий по плану точно не ты.
– Да, ты прав, – согласился папа.
– Но ты все равно составишь завещание?
– Думаю, да. И оформлю специальный документ, чтобы, если вдруг что, за тобой присмотрела Варя.
Варя – это моя крестная и мамина подруга. Она добрая и разбирается во всех супергероях, так что я был не против, хоть мне и не нравился весь этот разговор.
27.08.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Хорошая новость: папа стал меньше курить и больше работать. Вчера вечером мне даже было запрещено крутиться вокруг него, пока он что-то печатает в ноутбуке, чтобы не мешать. Что ж, славно, что у нас не закончатся деньги и мы не умрем от голода.
Завтра должна приехать Варя. А еще завтра должен приехать катафалк и увезти Борю на кладбище. Я не был на маминых похоронах – почему-то меня не взяли, – так что, если у меня получится подглядеть, когда его будут выносить из подъезда, Боря будет первым человеком, которого я увижу в гробу. Интересно, зачем они хранят его тело дома? Я спросил об этом у соседки-дачницы, когда мы вдвоем сидели у подъезда, а она сказала:
– По традиции покойник должен переночевать дома.
– По какой?
Она пожала плечами.
– По какой-то.
– Моя мама ночевала в морге.
Я представил, как всю ночь в квартире лежит ее труп, и меня передернуло. Ну и традиции…
– Это очень плохо, – посетовала соседка.
– Почему? Что из-за этого будет?
– Может быть, душа будет неспокойна.
– Может быть или точно?
– Наверное, точно.
– Понятно.
«Наверное, точно» звучало не точно, так что я не придал значения этим словам.
А еще соседка-дачница сказала:
– Надо твоему папе снова жениться.
– Зачем?
– Ну а как он один? Мужчины по природе не способны ни детей воспитывать, ни готовить, ни убираться. Для всего этого баба нужна.
– Баба? Бабушка, что ли?
– Да нет, так женщин называют! – засмеялась соседка.
– Странно называют, – задумчиво произнес я. – Но папа уже год со мной так живет; как у него получается, если он не способен?
– Ну, это пока. Долго он так не протянет.
«Долго не протянет» звучало жутковато. Может, он из-за этого решил писать завещание? Наверное, надо и правда найти ему другую жену, чтобы он протянул подольше.
28.08.2019
Привет, тетрадь в клеточку.
Варя приехала! Мы с ней первым же делом пошли гулять, и я показал ей наш новый город и все места, которые мы с папой успели изучить:
– Вот здесь заброшенная церковь, тут парк, а тут я ел макароны и потом ничем не заразился…
Мы пришли домой уже после обеда, и только тогда я вспомнил, что хотел посмотреть на Борю в гробу, но его к этому времени уже увезли. Я расстроился, но не сильно: все-таки гулять с Варей интересней, чем смотреть на мертвых.
Дома Варя сказала, что у нее кое-что для меня есть. Я спросил:
– Что?
А она достала из своей сумки потрепанную книжку Джанни Родари «Путешествие „Голубой стрелы“». Это было настолько старое издание, что у него отклеивался корешок, а слова на обложке почти стерлись. Видно, что это была чья-то любимая сказка – почти все страницы были загнутыми. Папа рассказывал, что некоторым людям не жалко книги и они загибают страницы как закладки. Я никогда так не делал – мне-то жалко.
– Твоя мама дала мне это почитать, когда мы были в первом классе, а я забыла ей вернуть.
– Серьезно? – удивился я.
– Да. – Варя улыбнулась. – Мы почти каждый год вспоминали, что я так и не отдала эту книгу, и снова про нее забывали.
Я погладил облезшую темно-синюю обложку, прижал книгу к груди и пообещал:
– Я ее сохраню. Положу в коробку с мамиными вещами.
– Вы привезли сюда ее вещи?
– Я взял кое-что по мелочи, совсем немного. Хочешь покажу?
Мы пошли в мою комнату, где я вытащил из-под кровати коробку от моих старых кроссовок. В ней я хранил мамину фотографию, карманные часы на золотой цепочке, самый первый мамин кнопочный телефон, который она использовала еще до моего рождения, и кассету, на коробочке которой маркером было написано «Love 1975».
Варя сразу обратила на нее внимание:
– Ого, какая древность!
– Да, – согласился я. – Но послушать я ее не могу, у нас нет магнитофона для таких кассет. Поэтому даже не знаю, что там.
– Скорее всего, это альбом группы Love, – догадалась Варя. – Твоей маме нравился Артур Ли.
– Кто это?
– Он был чернокожим хиппи.
– Понятно, – несколько разочарованно произнес я. – А я думал, что там будет что-то про любовь.
Кстати про любовь. Варя осталась с нами обедать, и я все думал: почему бы папе не жениться на ней? Она хорошая, добрая, знает нас обоих уже сто лет, и нам не придется пытаться друг другу понравиться. По-моему, Варя – это лучший вариант, особенно с точки зрения экономии времени. У нас ведь не так много времени на поиск жены – папа долго не протянет.