3 марта. Вызывался в ЦК к Бауману. Информировал о научных работниках института, о наших связях с заграничными научными организациями. Он интересовался сотрудниками аппарата, особенно политэмигрантами. От него узнал, что закончившийся пленум ЦК утвердил секретарем ЦК Андреева, а Кагановича, назначенного наркомом путей сообщения, освободил от обязанностей секретаря ЦК и МК, а также председателя КПК. Председателем КПК утвердил секретаря ЦК Ежова. На мой вопрос, что за причина такого быстрого выдвижения Ежова, ведь до недавнего времени совсем не было известно его имя, Бауман улыбнулся, говорит, он показывает себя очень твердым человеком с огромным нюхом. За него горой Каганович. Очень доверяет и т. Сталин.
15 марта. «Правда» решительно призывает к повышению бдительности. Значит, еще что-то открывается.
25 марта. Вместе с Варгой и Войтинским нас вызвали в ЦК к Бауману. Он провел к Жданову, где был и Ежов, такой низкорослый, щуплый. Жданов задал вопрос, как мы оцениваем свой научный аппарат. Варга ответил, что аппарат очень квалифицированный. Большинство — это либо политэмигранты, либо работавшие в наших заграничных организациях. Мировое хозяйство в целом и по отдельным странам знает очень хорошо. Ежов насмешливо заметил, почему в таком квалифицированном аппарате свободно гнездились и, наверное, гнездятся враги народа. Он сказал, что не доверяет политэмигрантам и побывавшим за границей. Но Войтинский резко прервал его. Выходит, ему, коммунисту с 1912 г. и по заданию ЦК много работавшему советником в борющейся компартии Китая, и Варге, честно выполняющему поручения ЦК, как политэмигранту тоже нет доверия? Это же грубое оскорбление. Но Жданов вмешался, удержал ссору, сказал, что произошло недоразумение. Однако события, связанные с убийством Кирова, заставляют партию повысить бдительность ко всем без исключения. Ежов опять добавил, что т. Сталин учит: бдительность требует обязательного выявления антипартийных и враждебных элементов и очищает от них. Это надо твердо помнить. Мы ушли удрученные.
6 апреля. Три дня работаю в бригаде ЦК по обследованию аппарата ЦИК СССР, подчиненного Енукидзе. Проверяли биографические и деловые качества сотрудников, четкость работы, исполнительность, порядок и время прохождения документов и прочих бумаг. Руководителя бригады интересовала бытовая сторона [жизни] сотрудников, их времяпровождение вне службы, особенно почему-то Енукидзе. Странно.
8 апреля. [На бланке] По путевке МК проверяю в Донском районе постановку партпросвещения и партпропаганды [...] Задают очень много вопросов о врагах народа, скоро ли их выловят, по каким признакам определить врагов народа, как относиться к раскаявшимся оппозиционерам и смирившимся, бунтовавшим во время коллективизации крестьянам. У меня такое впечатление, что райпарторганизация чем-то сильно обеспокоена. Информирую МК.
10 апреля. Был в комендатуре НКВД. Вызывали для сдачи оружия. Есть приказ о полной сдаче огнестрельного и холодного оружия под угрозой строгого наказания. Можно иметь только по особому разрешению. У меня наган, прошедший всю империалистическую войну, Февральскую и Октябрьскую революции, гражданскую войну, борьбу с махновским бандитизмом, и служит мне до сих пор в командировках. Он мне дорог как многолетний боевой спутник, на который имею разрешение. Просил оставить наган и возобновить разрешение, но меня грубо обругали, сказали, что я гражданский работник и нет гарантии, что этот наган [не] может послужить для нового политического убийства. А поэтому разрешение аннулировано, и наган отбирается. Мне очень обидно, сильно расстроился.
11 апреля. Очень любопытный факт. Поздно вечером, возвращаясь домой по Мещанской, встретил моего старого знакомого еще по Ржеву, Грязнова. Он занимает ответственный пост по госбезопасности в НКВД. Рассказал ему свое возмущение об отборе вчера нагана. Попросил вызволить. А он мне сказал, чтобы даже не пытался, могу попасть под подозрение. Строжайший приказ об изъятии всего оружия. Если в моей библиотеке имеется литература Троцкого, Зиновьева, Каменева, Преображенского и других оппозиционеров, надо поскорей избавиться, если обнаружат при обыске, будет поводом к обвинению в принадлежности к врагам народа. На мое замечание, [что] я научный сотрудник по общественным политическим наукам, она мне необходима для критики, Грязнов ответил, что в этом разбираться на станут и придется отвечать. Лучше надо поскорей избавиться. Поразительно. Почему такое паническое настроение и наступление на личное разрешенное оружие, на оппозиционную литературу. Очень, очень странно. Но ничего не поделаешь. Надо подчиняться.
28 мая. В Университете им. Свердлова многие взволнованы ликвидацией Общества старых большевиков. После лекции и на семинарах настойчиво спрашивают разъяснения. Не зная причин, я обратился к Кнорину. Он был директором Историко-партийного института, членом редколлегии «Правды» и «Большевика» и временным директором «Свердловки». Он объяснил, что предложение о ликвидации [внесли] несколько старых большевиков, и т. Сталин тоже счел нецелесообразным делить партию на две части: старых привилегированных и молодых. Партия должна быть едина, и все члены ее равны, независимо от возраста и стажа. Политбюро согласилось и приняло решение. Так велел объяснить студентам.
6 июня. Четверг. В Большом зале Комакадемии выступал Варга о международном положении в свете общего кризиса капитализма. В перерыве встретил Подвойского, Петровского, Невского. Они возмущаются ликвидацией Общества старых большевиков. Петровский считает, что теперь совсем прекратят издание мемуарной партийной литературы. В последнее время стали сильно подправлять и искажать. Даже рукопись Ольминского, этого безусловно честного и правдивого ортодокса, и то забраковали. Подвойский добавил, что это инициатива т. Сталина. Ему надо подправить свою биографию, а старые большевики, хорошо знающие историю партии, мешают. Вот и результат. [...]
10 июня. Неприятная новость. Старейший большевик, один из основателей в прошлом веке бакинской социал- демократической партии, Енукидзе, исключен из партии за бытовое разложение и снят с поста секретаря ЦИК СССР. Второй старый большевик Бадаев за то же снят с поста председателя ВЦИК и получил взыскание. Войтинский сказал, что они ездили в командировку на Дальний Восток для вручения наград. На них донесли, что они в вагоне вели себя распутно. Что-то не хочется верить. Ведь людям почти по 60 лет, старики и старейшие партийцы на высоких постах. Не без голов же они.
12 июня. Информировал Варгу о ходе выполнения плана научных работ. Потом он перевел разговор на партийно-политическую бдительность. Сказал, что он не верит во враждебность кого-либо из сотрудников. Но хочет знать, может, я что-нибудь замечаю. Но я тоже пока ничего не замечаю.
13 июня. Получил путевку в Сочи лечить растрепавшиеся нервы и особенно незаживающую старую рану на ноге. Никогда не дает покоя. [...]
18 июня. Встретил Назаретяна. Он работает в совконтроле. Рассказал много интересного из практики работы. Неодобрительно отзывается о непрерывном напоминании повышения бдительности. Под влиянием этого поступает много заявлений о необоснованных подозрениях одних против других. Считает нехорошим симптомом.
20 июня. Встретил Вознесенского, тоже на отдыхе. Он работает в Госплане, уже зав. отделом сводного планирования. Очень восхищен Сталиным. Называет его величайшим гением, непревзойденным организатором, вдохновителем партии и народа, не допускающим никаких ошибок. Потом поспорили опять по старому вопросу об основном экономическом законе. Но, конечно, без ссор, дружески.
25 июня. Встретил Тер-Арутюнянца. Он работает в КПК. Потолковали о разоблаченных врагах народа. Он говорит, что главным поводом к обвинению служит бывшая оппозиционность и взаимное старание свалить вину с себя на других. Это взаимообвинение втягивает в следствие все больше людей. Он очень неодобрительно отзывается о председателе КПК Ежове. Груб, упрям, поверхностный, подозрителен, мелочный. Хватает за всякое слово, используя для обвинения.
3 июля. Встретил Носова и Дмитриева. Носов по- прежнему в Иванове, Дмитриев в Азово-Черноморском крае, секретарем горкома. Он много рассказывает о случаях произвола и извращения линии партии на местах, о противоречивых указаниях из центральных органов. Чувствуется, Носов и Дмитриев чем-то недовольны.
14 июля. Вернулся из Сочи. Попал на московский партактив. Обсуждают решение ЦК и СНК об утверждении представленного МК и Моссоветом Генерального плана реконструкции Москвы. Грандиозный план утвержден с изменениями и дополнениями. Окончательно решен вопрос, какой быть Москве [...] Все выступающие горячо одобряют решение ЦК и СНК об утверждении «великого и мудрого сталинского плана коренной реконструкции Москвы».
14 сентября. Вместе с Варгой и Войтинским нас вызывал Ежов. Щуплый, несколько суетливый и неуравновешенный, он старался держаться начальственно. Он сказал, что мы должны помогать ему в раскрытии контрреволюционного подполья. Варга возразил, что мы научная организация, а не охранный орган. У нас нет ничего общего с охранными и следственными органами. Ежов нервно напомнил, что наш институт наполнен темными личностями, связанными с заграницей, значит,- тесно связан g органами охраны, вылавливающими шпиков и заговорщиков. Варга возмутился, сказал, что институт никогда не будет разведывательным филиалом, просил не мешать заниматься научной работой. Ежов рассердился и потребовал представить секретные характеристики на каждого сотрудника с подробным указанием его деятельности и связей с заграницей. Мы ушли с угнетенным настроением. Выходило, весь наш институт взят под подозрение. Составление характеристик Варга взвалил на меня. [...]
7 ноября. Вчера было очень торжественно в ГАБТ. На улице, на фронтоне, гигантские портреты Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина. Внутри, в глубине сцены, огромные портреты Ленина и Сталина, утопающие в цветах и знаменах. Над сценой большой транспарант: «Да здравствует великий Сталин — организатор наших побед». Выход за стол прези