Пальцы с пальцами, губы с губами.
Встретились.
Мы стали единым целом в дозволенной обстановкой форме. Стояли, ласкали пальцы друг друга и целовались. Как безумные. Самозабвенно, искренне и до конца. Каждый со своей долей веры, но я-то знал, что разгадал головоломку. Но вкус её губ отдавали солоноватым, да и правда, на поле жарко. Алёна просто вспотела.
Я забыл про слёзы.
— Постой, — прошептала она после того, как наши губы и пальцы изучили друг друга так, как не пишут в учебниках.
— Да.
— А как же Маша?
Мне показалось, что самое время. У каждого человека свои степени свободы, но есть и предел. Кажется, кто-то из нас подошёл к пределу.
— Алёна, Маша это выдумка. Фантом. Фикция.
— Ты правда так считаешь?
— Да, конечно. А разве нет?
— А не ты ли с ней там по снам гулял?
— С ней? Алён, я гулял с тобой.
Вот тут она произнесла словосочетание, девушкам обычно непозволительное. Произнесла громко и резко. В сердцах топнула ногой землю, и в сумачке хрустнул покалеченный телефон.
— Что?
— Скажи, а ты когда писал, думал больше обо мне, или о ней?
Алёна пнула ногой кусочки мобильного, и под ноги мне ткнулся изломанный ворох деталей вперемешку со всякой женской мелочью.
— Ты знаешь, — мне стало страшно, и я не был уверен в правильности ответа.
— Я? — она закусила губу, и я увидел на лице боль, — Я знаю больше, чем ты вообще можешь понять, ясно?
— Нет.
— То-то и оно. Звони.
— Чего?
— Я продиктую тебе Машин номер. Звони.
— У тебя же телефон…
— Сталкер, ну хотя бы сейчас не будь идиотом. Что же я, по-твоему, Машин номер не запомню? — разгадала Алёна мой взгляд, — Ладно. Давай сюда свой телефон.
Я отдал. А она уже успокоилась и решительно разгребла обломки своего аппарата. Достала сим-карту, поменяла свою на мою. И отдала телефон обратно.
Вот теперь мне стало по-настоящему страшно. Вокруг происходили странности, а мне не доставало сил в них разобраться. Как говорится, вокруг все наши люди. В белых халатах. С красными крестами. Госпитальеры.
— Набирай, я диктую, — тихо сказала Алёна, и я не смог воспротивиться.
По Мирокраю много кодов и номеров. Прежде, чем я что-то понял и решил, трубка ответила женским голосом.
— Да, вас слушают.
Это был голос пожилой женщины.
Я медленно опустил трубку, а из неё всё неслось и неслось удивлённое «Аллё! Вас не слышно!»
Звонок в прошлое?
— Дурак, — крикнула Алёна и выхватила мобильный, — Машу можно?
Тут я расслышал детский голос. Где-то там, вдалеке из трубки.
— Да, сейчас.
Потом был другой голос.
— Привет!
Неожиданный.
Резкий и уверенный. Игривый и своенравный. Это был голос Маши, и я не знал, как на него реагировать. После всего, что произошло на поле аэродрома. Маша… Лучше бы Маше об этом не знать.
— Привет. Это Тамплиер.
— А, привет! Слушай, ты никак опять щемишься? Зря, не надо. Знаешь, заяц, а я тебя жду и жду. Ты когда приедешь? Знаю, ты у Алёны номер взял, да? Мы с ней давно по аське общаемся. Файлами там обмениваемся, ну, ты понимаешь. Ты тут?
— Да, Маша, я тут.
— Здорово, милый мой! А этот Степаныч и не звонит пока совсем, но я боюсь его, понимаешь? Ты лучше приезжай, а то страшно.
Трубка мигнула разряженной батареей, и связь прервалась.
— Ну как, понял?
— Да, — кажется, я начал что-то понимать, — прости меня, — прошептал я, и что было сил прижал к груди испуганного, растерянного человека.
— А тебе и правда пофиг, что было там? — Алёна кивнула головой на север.
Молчание — знак согласия. Особенно тогда, когда ни слова нельзя сказать. Не то, чтобы совсем нельзя. Трудно говорить, когда целуешься.
В этом месте автор художественного текста должен прерваться. Закон жанра. Нет на свете единой справедливости для всех, и если где-то прибудет, то обязательно убудет где-то ещё. Верно. Справедливо. Но жизнь умеет бессовестно нарушать законы природы и создавать такие ситуации, до которых не додумается самое изощрённое воображение.
Поэтому в правдивой истории одного, отдельно взятого Тамплиера и окружающих людей рано ставить точку.
Чуть позже на номер прилетело sms сообщение.
Тамплиер, проверь почту. Заранее спасибо. Маша.
Если возможно говорить про голос таких сообщений, то стоит сказать вот что. Голос прозвучал очень спокойно, совсем нейтрально. Нить вот она, я держу её в руках. Казалась такой тонкой и хрупкой. Именно что казалась.
Два человека связались в неразрывную связку. Чувствовали друг друга на расстоянии? Абсурдно, но, тем не менее, правда. И многое становилось понятно без слов. Боюсь ошибиться в том, что чувствовал сам. Меня рвало на части противоречивыми силами. Радость и боль, озарение и растерянность. А вот на той стороне нити растерянность и боль перевесили.
Она ждала услышать другой голос, и другие слова. А что я? А я, кажется, не знал чего ждать и даже не умел понять, чего мне хочется. И если на небе есть справедливость, острая и быстрая, как инквизиция во времена госпитальеров, то ей следовало занести топор и ударить со всей силой. Чтобы разрубить нить, протянутую через время и расстояние.
Но нить осталась. И с этим не могли ничего поделать ни я, ни Алёна, усталая, растерянная и счастливая женщина в объятии тамплиера.
— И что теперь? — от моего шёпота она вздрогнула.
— Ты ей пошли номер своего телефона, а с моего переписываться… не надо, ладно?
А что ещё она могла сказать?
Мы стояли возле аэропорта долго-долго. Шеф-умница сразу всё понял и объявил, что раз все файлы в ноутбуке, то я могу быть свободен до завтра. А завтра — пятница, короткий предпраздничный день.
— Я думаю, надо бросить всё и уехать. Куда-нибудь.
— Не надоело тебе по свету кататься? — тихо засмеялась Алёна.
— Любишь кататься? Тогда люби и катайся. Так однажды сказал Фоменко.
Она резко отстранилась и нахмурилась.
— Слушай, а что же было раньше? Почему мы раньше, а?
Тут уже я не выдержал и закусил губу. Глазам стало горячо, и скулы свело как-то туго до боли.
— А что, тогда не считается?
— Когда? Когда нам было по семнадцать? Да кто же в наше время не целовался в подъездах направо и налево?
— Я, — просто сказала Алёна, — И знаешь, хорошо, что тогда всё так и кончилось. Может, мы раньше просто были умнее?
— Ага, а сейчас резко поглупели.
— Не знаю, Сталкер, не знаю.
Она обняла меня и долго смотрела куда-то вдаль. Я не видел её взгляда, но знал о той тяжести и грусти, которой он наполнялся с каждой мыслью о будущем. Да и о прошлом. Иначе и не бывает, ведь будущее невозможно без прошлого.
— Давай прервёмся, — прошептала Алёна, когда тело стало реагировать на ласку, — Для одного дня слишком много. Всё будет, всё точно будет, обещаю. Но не сейчас. Не сегодня. Понял?
Стоит настоять, и она согласится, но я не мог так поступить с женщиной, для которой был самым близким другом на протяжении многих лет. Почему же был? Есть и буду. И никакие отношения, ничто на свете не помешает этой дружбе, которая случайно, а может и вполне закономерно, раз, и обернулась чем-то другим.
— Завтра мы созвонимся, — уверенно сказала Алёна и подарила мне прощальный поцелуй, — Обязательно.
Домой мы поехали порознь.
А там почта мигнула цифровым конвертом.
1bibaby : Здравствуй, Тамплиер. Как всё трудно получается, да? Ты меня почитай-послушай, а потом просто подумай. Я даже не прошу ответа, хочу только высказаться. Наверное, это была дурная идея, общаться по аське с Алёной, но кто же знал, куда всё заведёт? Ты аськой не пользуешься, а вот зря. Ну, теперь-то ладно, теперь не важно. Она нашла меня по нику, это же так просто, даже ты должен понять. И мы стали понимать, что ты нас путаешь. Потому Алёна и не выходила на связь, не хотела мешаться. А ещё она очень-очень за тебя беспокоилась, потому-то и полезла выяснять, что я за курица такая. Выяснила. И поняла, а потом не выдержала и рассказала всю свою историю мне и тебе. Долго не решалась. Наболело. Ты хорошо, что не вытягивал клещами. Это как нарыв, не всякий нужно трогать, иной лучше сам пусть вскроется. Но как с болячками не угадаешь, так и тут. А тут всё намного сложнее. Знаешь, а ведь я уже была уверена на сто процентов, что ты влюблён в меня, день за днем убеждалась, что так и есть. То есть было, это ты не отрицай, я не дура. Но влюблённость и любовь это очень разные вещи. Хорошо, что всё вот так, пока не засосало. А то потом не знаю. Я не пережила бы. Жить бы осталась, дочь у меня маленькая, а вот была бы другим человеком. Да и теперь уже слегка поменялась. Глупый ты, Тамплиер, но хороший. То есть извини, не глупый, а очень наивный. Это иногда неплохо. А ещё ты честный. И за это поклон тебе земной от всего сердца, не много сейчас таких честных чудаков. За то Алёна и любит тебя. Она сама не понимает, как тебя любит. А я быстро это поняла, но всё надеялась. Она тоже честная. И пообещала, что если ты выберешь её, ты сам мне всё скажешь в лицо. В лицо вряд ли, а хотя бы по телефону. Хотя бы и по её трубке. Молодец, Сталкер, спасибо большое. Ты был краток, лаконичен, но предельно понятен. Я рада за вас. Будьте счастливы, если сможете. А теперь забудем эту половину письма и большую часть предыдущих, по рукам? Не дело помнить глупости. Всё равно такие вещи если делаются, то никто их не предугадает, и уж точно всех этим колесом перемелет. Я обожаю группу Наутилус Пампилиус. Так вот там про колёса любви песня. Покатался ты по миру, Тамплиер, и колёсами меня по сердцу. Всё, молчу. Сама дура. Ладно. Я про Грааль. Помнишь, ты прислал мне карточку Лёхи? Милый мальчик, и креативный. Такую мелочь в Visual basic не всякий программист сделает, потому как проста, и, в сущности, безделица. Но я полезла дальше. Стала копаться в коде и нашла, что код интересный, необычный. Какой-то навороченный ассемблер. И знаешь что? Стала искать по сети перво