еребраться.
Меня отговаривали и даже ругали. Но в конце концов я заполучила трехкомнатное царство на третьем этаже. Первое время ма с Баромой оставались со мной на ночь, чтобы я не боялась. Но мне совсем не было страшно – мне нравится жить одной. И ощущать, как по трем комнатам и террасе гуляет мрачное одиночество. Кто его знает, что там посвистывает в комнатах, – только это не ветер.
Весь этаж забит мебелью. Громадный, неподъемный остов кровати, несколько обитых железом деревянных шкафов, стол с мраморной крышкой, большие настенные часы с маятником. В стеклянном шкафу – выставленные в ряд куклы. Все это когда-то принадлежало моей двоюродной бабушке, которая умерла еще до моего рождения. Какая же незавидная у нее была жизнь! Замуж вышла в семь лет, а в двенадцать уже овдовела. Как же мне повезло, что я родилась не в то время! Боже мой, какая ужасная участь! Неудивительно, что женщины восстают, требуя свободы.
Иногда ко мне в гости приходят друзья и всякий раз изумляются, какой у меня простор. Некоторые даже завидуют. А есть и такие, которые говорят: «О господи, я умерла бы от страха, если бы жила тут одна-одинешенька! Как ты только можешь! Ты такая смелая, честное слово!»
Как-то вечером у нас было большое сборище. И вдруг Чанчал сказала:
– Послушай, Бошон, эдак тебя и похитить могут.
На что я с удивлением ответила:
– Похитить? Да кому я нужна?
– Прошлой ночью мне вдруг пришло в голову, что Бошон годится для этого лучше всего. У ее родни куча денег, и родственники души в ней не чают. В общем, в наше время злоумышленники могут запросто похитить Бошон.
Индрани сказала:
– Никто не станет ее похищать. Впрочем, Бошон ждет другая опасность.
– Какая?
– Тому, кто женится на ней, достанется куча всяких вещей, так? Голову даю на отсечение, многие хотели бы взять ее в жены.
Она была права. У брата отца детей нет. Стало быть, я единственный ребенок в семье. И все сходится на мне.
Тилак сказал:
– Недаром вокруг нее вьются всякие прощелыги. Что верно то верно, Бошон, тебе нужно глядеть в оба.
Он говорил так серьезно, что мы рассмеялись. Я сказала:
– Хочешь пощечину? Думаешь, все мечтают жениться на мне из-за денег, и только?
– У тебя всего с избытком, если честно, – сказала Джхинук. – Видит бог.
Бахчу бесстрастно сказал:
– Бошон красивая, верно, но в наши дни и в этом возрасте классическая красота никуда не годится.
Я удивленно спросила:
– Выходит я никудышная?
– Я этого не говорил, – со знанием дела возразил Бахчу, – только все эти благородные миндалевидные глаза, пухлые щеки и блестящие локоны уже ничего не стоят. Вкусы изменились. Сама знаешь, в кино на роли главных героинь отбирают девушек с выступающей нижней челюстью, ввалившимися глазами и резко очерченными скулами.
Тилак раздраженно заметил:
– Чушь! Обсуждать наружность человека – занятие недостойное. Красота – свойство внешнее. Личность – вот что главное.
Я не участвовала в разговоре – с головой ушла в себя. Почему у меня всего с избытком? Денег, красоты, любящих родственников, друзей. Порой это так утомляет. Родня не спускает с меня глаз. У меня было два деда: отец моего отца и его дядя. Они оба баловали меня. Они умерли друг за другом в один год, но другие родственники не стали любить меня меньше.
Впрочем, мама отличалась от всех остальных. Она любит меня безмерно, но не балует меня. Мать моя, на самом деле, чудачка. У нас с ней почти нет ничего общего.
Даже мои друзья говорят: «Твоя мать уж очень странная, правда? Смотри, как она заботится о своем муже».
Что верно, то верно, родственники всех моих друзей не отличаются такой преданностью друг к другу. Мама очень любит и уважает папу, она подчиняется ему во всем, в отличие от меня. И при всем том эта старомодная женщина безупречно ведет домашнее хозяйство. Я слышала, что именно благодаря ее усилиям и предприимчивости мы обзавелись двумя лавками. Наш теперешний достаток – результат ее прозорливости. Мы все молимся на нее. Ведь это она спасла нашу семью от полного разорения и снова поставила всех нас на ноги.
Манера, с какой мама обращается к папе, вовсе не казалась мне необычной: я привыкла к ней с детства. Хотя моим друзьям она резала слух. Они как-то спросили меня: «Почему у тебя мать называет отца официально – аапни?»
Я смутилась. И спросила мать:
– Ма, а почему ты называешь папу аапни?
На что она сказала:
– Он был значительно старше меня и казался большим человеком. Так что аапни вполне к нему подходило. В этом нет ничего обидного.
– Значит, все жены должны обращаться к своим мужьям точно так же?
– Ну конечно, нет. Каждый волен поступать так, как ему хочется. Моя же сила в том, что я всегда уважала его. Иначе у нас все развалилось бы.
Я ничего не поняла. Но выпытывать у мамы подробности не стала. В нашем доме все еще царила древняя, феодальная атмосфера. В то время как все вокруг быстро менялось.
В то утро, когда я проснулась у себя на третьем этаже, зимнее солнце заливало светом мою комнату через восточное окно. День надвигался неумолимо. А у меня в голове все еще кружили воспоминания о давешней ночи, лунном свете и одиночестве.
Я почистила зубы, уже собиралась спускаться вниз и тут увидела, как по лестнице взбирается Барома. С ее ревматическим коленом подъем давался ей с трудом. Она часто и тяжело дышала.
Я спросила:
– Зачем тебе подниматься наверх, Барома? Позвала бы меня, и все.
– О чем ты ночью так громко говорила с этой Чаттерджи?
Я тихонько рассмеялась.
– И правильно сделала, что говорила. А почему они измываются над ней?
– К чему тебе вмешиваться в чужие дела? Хочешь с ними переругаться? Вы же кричали так, что все соседи вас слышали. Не смей больше так делать.
– На самом деле мне хочется как-нибудь собрать всех моих друзей и ворваться к ним в дом.
– Что ж, тебе это по силам, ты и не на такое способна. Говорят, вчера вечером ты даже грузовик толкала.
У Баромы округлились глаза.
– Что ты еще придумала? Никогда не слыхала, чтоб девицы толкали грузовики.
– По-твоему, Барома, мы все еще живем в прежние времена? Современные девушки могут все.
– Все, да не все, девице пристало быть девицей. А не превращаться в парня. Слава богу, что по нынешним временам женщины не начали отпускать бороду.
Я не смогла сдержаться и рассмеялась.
– Ну что такое ты говоришь, Барома! Просто ты завидуешь современным девушкам, разве нет?
– Это правда, только разве что самую малость. – Барома достала из-под полы своего сари какую-то мисочку. – На вот, поешь. Я только что приготовила.
Гокул-питхи. Я терпеть не могла эти засахаренные кокосовые стружки. И невольно поморщила нос. Но о том, чтобы ей в этом признаться, не могло быть и речи. И я только сказала:
– Ты же не хочешь, чтобы я превратилась в тумбу?
– Ома! Ты еще совсем девочка. Ну какая же ты тумба?
– Ну да, возьму и превращусь. Знаешь, сколько калорий содержится в сладостях?
– Ни о чем таком я и слыхом не слыхивала. Покушай! Очень полезная штука, особенно зимой. Да и день сегодня особый.
– Ты же знаешь, что я люблю?
– Очень даже хорошо. Всякие штучки, которые извиваются, точно черви да острые шингара из лавки Гопала. Ничего удивительного, что ты превращаешься в скелет.
– На скелеты сегодня большой спрос. Ладно, я открою рот, и ты положишь туда кусочек. Мне и притрагиваться противно к этой вязкой, как сироп, гадости. А то руку перепачкаю так, что потом не отмою.
– Пошире открывай!.. Горячо!.. Осторожней!..
Сказать по правде, Барома – была мне даже ближе, чем мама. Барома все равно что открытая книга: она ничего не таила в себе. А ее любовь ко мне выражалась в том, что она всегда меня чем-то пичкала, неизменно ругала худобу и даже больше того, была против феминизма. И все же, когда я хотела, мне удавалось ее разубедить. Я могла попросить у нее все что угодно – и незамедлительно получить.
Полтора года назад Барома чуть в обморок не упала, когда дядюшка купил мне мотороллер. Она с ним крепко тогда поругалась. Ясное дело, раньше она никогда не видела такой штуковины. Зато теперь она с удовольствием ездит со мной на заднем сиденье.
Барома говорила:
– Ты и впрямь мальчишка. И девчонкой родилась по ошибке.
Но Барома не знала, что я самая что ни на есть девчонка. И, в отличие от нее, нисколько об этом не жалела. Я очень счастлива, что родилась девчонкой. Если такая штука, как перерождение, действительно существует, я хотела бы всякий раз перерождаться в девчонку. И вообще, мне бы хотелось, чтобы мир принадлежал только женщинам, а не мужчинам. Какой прекрасный был бы он тогда, если бы в нем жили только женщины! Впрочем, нет, папа с братом и двое дедушек пусть останутся. И больше никого.
Сегодня у нас праздник. И мне предстоит сделать кучу вещей: сходить на музыку, потом к Шабари за тетрадками, а от нее к Сумите – она вяжет мне кофточку, и я попросила ее немножко изменить фасон.
Как только я спустилась по лестнице, мама сказала:
– Бошон, загляни ко мне после завтрака!
Почему она сказала так строго? Моя мама и вдруг строгая, пусть даже чуть-чуть!
В маминой комнате темно и ужасно уныло. Там полно ящиков, коробок и еще бог весть чего. Барома сидела на кровати и болтала ногами. Мама стояла напротив сейфа. Перед ней на полу лежала огромная шкатулка для украшений.
– Закрой дверь и подойди сюда.
Я закрыла дверь, но не подошла.
Мама как-то странно посмотрела на меня.
– Узнаешь эту шкатулку? Неужели не помнишь?
Я покачала головой.
– Нет. А что я должна помнить?
– Когда-то это была твоя шкатулка.
Я с отвращением отвернулась.
– Не помню.
– Может, не в этой жизни.
Я посмотрела на маму с изумлением. Мать всегда была здравомыслящей. И подобной ерунды я от нее никогда не слышала. Что с ней случилось?!
– Ты хочешь сказать – в другой жизни?