Нина не знала, как ее успокоить.
– Ты мне лучше про свадьбу расскажи, – попросила она.
– А что рассказывать? Придешь, все увидишь. Папа, куда ты собрался? – Натэла вдруг подскочила на месте. Таро проснулся, вышел из дома и на цыпочках стал пробираться через двор к воротам. Когда дочь его окликнула, он пулей выскочил из ворот – без рубашки, босиком. Натэла бросилась следом.
Нина посидела еще несколько минут и решила уйти. Когда она вышла на улицу, увидела Натэлу, которая держала Тариэла за руку и тянула к калитке. Тот вырывался и кидался к прохожим. Натэла плакала и уговаривала отца пойти домой. Он кричал на всю улицу, что его дочь прячет миллион долларов. Зарыла во дворе и не отдает.
Нина не стала вмешиваться, поймала такси и поехала домой. Тетя Ася была во дворе – стояла с женщинами.
– Ну как съездила? – спросила она, дождавшись, пока Нина поздоровается со всеми соседками.
– Нормально, – ответила Нина.
– Таро опять с ума сошел?
– Ну, можно сказать и так.
– Воду дадут только в шесть. Иди переодевайся, и на пляж поедем.
– Какой пляж? – удивилась Нина.
– Пляж. Который рядом с институтом. Поехали, пока дождя нет. Рафик нас довезет. Только тебя ждем.
Нина побежала по лестнице. Забыв посчитать ступеньки, она споткнулась и упала, подвернув каблук. Она держала в руках испорченные туфли и думала о том, что никак не может привыкнуть к тому, что здесь жизнь зависит от воды и погоды. Никто не знает, что будет делать завтра. Никто не знает, что будет делать даже через час. Она думала, что ляжет отдохнуть, и никак не могла предположить, что тетя Ася и Рафик уже ее ждут. Они каким-то мистическим образом подсчитали, что Нина вернется от Натэлы через час, и уже за нее решили, что делать дальше.
Нина надела купальник и спустилась вниз.
– Отар, привет, – постучалась она в окно. – Все так, как ты и говорил, вот, каблук сломала на лестнице.
– Давай посмотрю, – улыбнулся Отар. – Иди спокойно, туфли твои новыми сделаю!
– Спасибо, но если не получится, ничего страшного.
– Что ты говоришь? Что значит – не получится? Я не понимаю этого слова!
Нина кивнула и подошла к крестной и дяде Рафику.
– Дедуля, как ты погуляла?! – радостно поприветствовал он ее.
– Поехали, Рафик, уже, – поторопила тетя Ася. – Если я вниз головой сейчас в воде не постою, то дурная буду. Как свечку в воде сделаю, так все хорошо.
– Уже едем! – ответил Рафик. – Нет, я все-таки этого Леванчика убью! Смотри, как машину поставил! Я по воздуху летать должен? – Дядя Рафик сделал погромче радио и чудом вырулил с бордюра, едва не заехав в витрину аптеки. До пляжа они доехали за три минуты – Рафик радостно гудел, продолжая шутить и рассказывать, как Леванчик однажды посадил пассажиров, чтобы доехать до пляжа, но так их заболтал, что те больше к нему не садились.
– Слушай, он столько говорит, что уши болят! Да? – повернулся Рафик к тете Асе.
– Конечно, Рафик. Все же знают, что ты лучше водишь! – подтвердила тетя Ася.
– Я тоже говорю. Но не чепуху всякую! Зачем я буду сплетни пересказывать? Леванчик, как баба, все расскажет, что надо и не надо! Он хуже моей Софико! У той рот не закрывается, хоть заклеивай!
– Мы здесь выйдем! – остановила его тетя Ася.
– Зачем здесь? Я вас к морю подвезу! – обиделся Рафик.
Он действительно подвез их к пляжу – разве что на песок не заехал – и гордо развернулся, чтобы все видели, как песок летит из-под колес.
Нина прекрасно помнила этот пляж. Здесь всегда были самые большие волны. Мама запрещала ей заходить в море глубже, чем по щиколотку. Каждый год здесь обязательно кто-нибудь тонул, что не мешало местным жителям ходить на это место и уж тем более не останавливало детей, которым, конечно, обязательно рассказывали в подробностях, как в прошлом году утонул мальчик, а два года назад – девочка, которые не послушались мам.
Море было таким же, как в Нинином детстве – мутным, темным, без дна, с большими волнами и кусками деревьев, которые плавали почти у берега. Точно так же между отдыхающими ходили бабушки и продавали семечки, кукурузу, сладкие палочки, пироги. Нине очень хотелось купить сразу все, но мама никогда не разрешала. Так же отчетливо она помнила, как сидела на гальке – крупной, острой, пытаясь найти удобное положение, что было в принципе невозможно.
Сейчас здесь стояли лежаки – так плотно, что можно было задеть рукой соседа. Нина легла с ощущением, что все-таки что-то не так. Не так, как должно быть. Она зажмурилась и резко открыла глаза. Так и есть. Все лежаки стояли «лицом» не к морю, а в противоположную сторону. К солнцу. И все лежали, глядя не на водную гладь, а на людей, которые шли по дорожке на пляж. И никто, никто не повернул лежак к морю, хотя солнце лишь слабыми лучами пробивалось сквозь тучи. И никто не сдвинул лежак подальше, туда, от дороги, хотя места было достаточно.
Нина посмотрела на тетю Асю, которая в это время беззлобно ругалась с соседкой – женщиной своих лет. Та грызла семечки, бросая шелуху прямо на гальку. Рядом с женщиной сидела маленькая девочка и сосредоточенно какала на гальку. Прямо на уровне лица тети Аси. Тетя Ася, собственно, и голову подняла, поскольку розовая попка закрыла ей жалкий лучик света.
– Какай, какай, золотце, – успокоила женщина девочку и сплюнула шелуху. От порыва ветра шелуха отлетела прямо на тети-Асину щеку.
– Нет, ну что ты делаешь? – подскочила крестная. – Ты не у себя во дворе! Кто убирать будет? Почему твоя внучка какает мне на голову?
– Что ты кричишь? Захотел ребенок какать, что я должна ей сказать? И где твоя голова и ее попа?
– Вот что ты за человек? Я тебя по-хорошему прошу, убери!
– Сейчас, она покакает, я уберу. Видишь, ребенок тужится!
Девочка лет трех действительно застыла, покраснев.
– Не пугай мне ребенка! – Женщина тяжело встала с лежака, загородив собой ненаглядную внучку.
Ребенок в это время покакал так, что повернулась не только тетя Ася, но и другие соседи по лежакам. Девочка аккуратно переступила кучку и снова присела. И сделала еще одну. Потом опять переступила и накакала уже на чье-то полотенце.
– Слушай, у нее понос, а ты тут семечки грызешь! – сказала тетя Ася, внимательно разглядывая кучку.
– Ты считаешь? – Женщина бросила семечки и с интересом уставилась на какашки.
– Ты посмотри! Она же больная у тебя! Вези ее в больницу, пусть ей капельницу сделают!
– А ты врач? Нет? А кто у тебя врач?
– Я Вахтанга знаю!
– Хорошо. Раз ты говоришь, что надо в больницу, то повезу. Тинико, красавица, хватит какать, капельницу тебе ставить будем! Что ты плачешь? Что хочет моя девочка? Мороженое? Куплю тебе мороженое!
– Какое мороженое? У нее и так понос! – закричала тетя Ася.
– Если ребенок просит, я что могу сделать? Все равно капельницу поставят, так какая разница – съест она мороженое или нет?
Нина прекрасно помнила детскую больницу. Туда привозили детей на такси, на своих машинах и спокойно отдавали медсестрам. Детям, в обязательном порядке страдающим диареей в летний сезон, ставили капельницу и отправляли домой. Это считалось обычной процедурой. Если за лето ребенок хоть раз не побывал под капельницей – вот это было странным и действительно тревожным.
– Зато у них астмы нет! – шутил дядя Вахо, который тысячу раз говорил маленькой Нине, что нельзя пить воду из-под крана и тем более глотать морскую.
Это было правдой – астматиков здесь не было и не могло быть в этом влажном, липком, в принципе тяжелом климате. И все считали, что понос и инфекция, конечно, лучше, чем астма. Что такое астма, при этом не знал никто.
Нина закрыла глаза. Она любила смотреть на море, но повернуть лежак не решалась. Ей так хотелось спать, провалиться хоть ненадолго в забвение, что она быстро задремала, но от сна ее отвлекли голоса.
– Лиана! Как ты здесь? – услышала Нина голос крестной.
– Здравствуй, Ася, – ответила Лиана. – А это кто рядом с тобой?
– Так это же Нина, дочка Тамары! – воскликнула тетя Ася.
– Нина? Совсем я слепая стала. Как я могла тебя не узнать?
– Здравствуйте, тетя Лиана, – поздоровалась Нина.
Она тоже не узнала свою учительницу. Сколько же ей лет? Восемьдесят, восемьдесят пять? Неужели столько времени прошло? Нина не смогла сдержать улыбку. Она вспомнила, как в ее нотной тетради тетя Лиана писала «стаката» и «лэгата», а мама смеялась и объясняла Нине, что правильно писать «стаккато» и «легато», но только учительнице этого говорить нельзя было ни в коем случае.
– Девочка, ты поешь? – спросила Лиана. – У тебя ведь был абсолютный слух и волшебный голос. Я говорила, что тебе в опере надо петь!
– Лиана, это не у нее, – сказала крестная. – Это у Тамары. А у Нины ни слуха, ни голоса не было.
– Не может быть. Если я с ней занималась, то что-то же было?
– Нет, Лиана, это ты так Тому любила, что с Нино ее путала.
– Значит, у Нино была красивая спина!
– Э… – захохотала Ася. – У нее такая спина была, как у верблюда! Нет, как у страуса! Она голову так в плечи умела вжимать, что у нее шеи не оставалось!
– Ася, что ты такое говоришь? Ты ведь знаешь, кому я руку ставила? Кому я только руку не ставила! Значит, и у Нино хорошая рука!
– А кто это с тобой? – спросила тетя Ася, решив сменить тему и показывая на трех молодых женщин, которые суетились вокруг Лианы.
– Так мои невестки. Слушай, никакого покоя от них нет. Так устаю, как от учеников не уставала! Все время со мной, ни на секунду не оставляют. Даже в туалет одна сходить не могу!
– Лиана, это же счастье! Хорошо, что они рядом. Как бы ты одна была?
– Они меня к себе забрали! Вот когда они ко мне в гости приезжали, так хорошо было! А сейчас я от них завишу!
Нина с удивлением смотрела на Лиану, не могла от нее взгляд отвести. Она ведь даже не знала, что у учительницы есть и сыновья, и невестки, и внуки – думала, что у нее ближе Черни и Бетховена никого и нет.