— Нет, — замотал головой старик. — Это совсем не моя делала. Эта машина для Кахайду-хана арабская мудреца Хабибулла строила. Достойная человека Хабибулла, сильно жалко, что в Малая Польша погибла. А машина до Вроцалава дошла. Хойхойпао такая машина называется.
Бурцев непроизвольно улыбнулся: уж очень похабно звучал китайский вариант требюше. «О» в устах Сыма Цзяна здорово смахивало на «у». Старик-китаец улыбнулся в ответ. Из вежливости, наверное. Забавный старикан…
— Слушай, Сыма Цзянь, а зачем ты вообще отправился в поход с Кхайду-ханом? В твои-то годы топать за тридевять земель! Китаю-то, вроде, тевтоны пока не угрожают.
— Моя — ученая, Васлав, — с достоинством ответил дедок. — А истинная ученая должна искать ответа на своя вопроса всегда и вовсюду.
— Вот как? И что же твоя надеется найти в Польше? — хмыкнул Бурцев.
— Колдовская башня перехода, — торжественно провозгласил пожилой китаец. — Хан Кахайду не верит в сила башни, но моя читала древняя манускрипта. Там пописано о магия древняя племя ария. Ария возводила многая заколдованная башня. А башня побеждала пространства и открывала для пытливая ума прошлое и будущее. Где-то в эта польская земля до сих пора стоит такая башня. Ее моя и разыскивайся. Ради нее моя ходить в поход.
У Бурцева медленно-медленно отвисала челюсть… Дружить надо было ему бы с этим Сыма Цзяном. С самого начала дружить, а не драться.
— А не сочиняешь, отец? — на всякий случай спросил он.
Китаец обиженно фыркнул:
— Моя — не поэта и не придворная сказителя, чтобы сочиняться. Моя — ученая. А о башня перехода знала даже арабская мудреца Хабибулла. Хабибула тоже искалась в Польше магическая башня. Но араба сильно не повезло, араба умирала. Может быться, судьба улыбаться для моя. Это станется очень-очень справедливо…
— Очень-очень? — с улыбкой переспросил Бурцев.
— Конечно, Васлав! Племя ария — моя предка.
Бурцев аж прихрюкнул от неожиданности. Неужели пресловутые арийцы на самом деле — древние китайцы. То-то удивились бы фашисты и скины всех мастей.
— Истинная родина древняя племя ария — великий тайна, — продолжал Сыма Цзян. — Но в свитках императорская библиотека пописано, что ею может быться Тибета или Поднебесная. Моя верит в арийская Поднебесная.
— Василь!
Эх! На самом интересном месте! Бурцев оглянулся. К нему со всех ног бежал Дмитрий.
— Слышь, Василь, тебя хан кличет!
— Что за спешка-то? — нахмурился Бурцев.
— Кхайду с толмачом допросил пленных поляков. Ну, тех раненных куявцев, что были с Казимиром. Слуга-факельщик выложил как на духу все, что знал. Остальные чуть не придушили его за это. Так что куявец, наверняка, сказал правду.
— Какую правду?
— Плохую, Василь, плохую. Ступай к ханскому шатру — там сам все узнаешь.
Его ждали. В походное жилище Кхайду нукерская стража пропустила Бурцева без проволочек, лишь для порядка окурив его дымком от костра.
Хан не восседал, вопреки обыкновению, на роскошных подушках, а задумчиво расхаживал по юрте.
Войдя за тяжелый полог, Бурцев остановился в ожидании. Следом сунулись было нукеры, но небрежный жест хана отогнал стражу — нукеры с поклонами удалились.
Кхайду перестал топтать пыльный ковер сапогами с загнутыми кверху носками и остановился напротив посетителя. Пару секунд хан молча сверлил посетителя колючим взглядом. Бурцев выдержал тяжелый взгляд прищуренных ханских глаз.
— Слышал о плененном куявце-факельщике? — наконец, хмуро спросил Кхайду.
Бурцев кивнул.
— Знаешь, о чем он поведал?
— Нет.
— Тогда слушай. Конрад Тюрингский сейчас главный советник у Генриха Силезского. Именно он послал куявского князя с малым отрядом следить за передвижением моих войск. Магистр хитер — он не рвется в бой сломя голову, а желает сначала вызнать о противнике все, что возможно. Пленный куявец говорит, что поляки, немцы и прочие союзники Генриха Силезского уже сейчас готовы выставить против нас сорокатысячную армию. Кроме того, к ней должна примкнуть рать богемского короля Венцеслава — пятьдесят тысяч конных и пеших воинов. Полонянин не знает наверняка, но утверждает, что подмога из Чехии вступит в Легницу со дня на день. А, может быть, уже вступила. Случилось это или нет, должен выяснить ты.
— Я? — изумился Бурцев.
— Да. Ты же говоришь по-польски?
— Уж, наверное, не хуже самих поляков, — признал он. — Но ведь у непобедимого хана есть и другие толмачи.
— Их выговор и внешность не подходит для того, что я задумал. Мне сейчас нужен не толмач, а лазутчик, способный проникнуть в Легницу, не привлекая к себе внимания.
— Проникнуть? — Бурцев задумался. — В Легницу?
— Под видом польского крестьянина-беженца ты войдешь в город. Посидишь в тавернах, послушаешь разговоры воинов. Постарайся вызнать, когда все-таки богемский король придет на помощь князю Герцогу и магистру Конраду. Вызнаешь — сразу возвращайся. Это очень важное задание, юзбаши Вацалав.
Все правильно… За почетный чин юзбаши придется расплачиваться. Раз уж вознесли так высоко, то и пригрузят по полной программе.
— А если чехи уже объединились с поляками и немцами? — спросил он.
— Тогда возвращайся назад сразу. В этом случае нам придется уклониться от битвы. Вести три неполных тумена на армию в девяноста тысяч воинов неразумно и опасно. Но будем упавать на милость извечного Тенгри и всемогущей Этуген! Надеюсь, Венцеслав Богемский еще далеко. Я уже приказал готовиться к сражению. Мои воины и пленные поляки под руководством Сыма Цзяна уже изготавливают легкие полевые стрелометы взамен тех орудий, что ты уничтожил под Вроцлавом. Метательные машины нам могут пригодиться в битве.
Бурцев понимающе склонил голову. А чего ж тут не понятного: сжег осадную технику, так теперь, будь любезен, искупи вину — добудь важные сведения о противнике. Кхайду знал, когда и о чем говорить. Ладно, долг платежом красен, а по своим долгам Бурцев привык платить. Но все же неприятно, когда кредиторы напоминают о своих правах.
— А непобедимый хан не опасается, что я останусь в Легнице? — как бы невзначай поинтересовался Бурцев.
Кхайду, против ожидания, не вскипел. Хан лишь насмешливо скривил губы:
— Какой тебе в этом прок, русич? После всего, что произошло, князь Казимир и магистр Конрад казнят тебя, даже если ты вздумаешь перейти на их сторону. Да и не возникнет у тебя мысли помогать тому, кто посягнул на твою хатын-кыз. Не из того теста ты слеплен, Вацалав. Да, кстати. Постарайся в Легнице избегать встреч с Казимиром и Конрадом. Думаю, они тебя надолго запомнили.
Бурцев кивнул. Он тоже так думал.
— И еще… Если случайно увидишь девушку, которую потерял, держи себя в руках. В одиночку ты ей все равно не поможешь, но если добудешь нужные мне сведения, позже сможешь ее освободить. А теперь ответь, согласен ли ты отправиться в Легницу?
Да, хан знал, когда и о чем говорить.
— Я еду, — глухо произнес Бурцев.
Глава 57
Его снарядили быстро: крестьянская телега, с барахлом и зерном, захваченная в беженском обозе, неказистая лошадка, замызганный тулупчик вместо доспехов, да вшитый в пояс пухленький мешочек с польскими гривнами — на трактиры.
Десяток Дмитрия сопроводил Бурцева до передовых разъездов, дежуривших у тракта. Дальше, к Легнице, он добрался сам — к счастью, без приключений. Неподалеку от города удалось примкнуть к небольшому обозу вроцлавских крестьян, спасающихся от облавных отрядов кочевников.
Бурцев объяснил обозному старосте — седому, но крепенькому еще мужичку, что бежит от «нечестивых язычников» из-под Сродо. Больше его ни о чем не расспрашивали. Подавленные, напуганные, спешащие под прикрытие Легницких стен, кметы не были расположены к долгим задушевным беседам. Единственное, что их интересовало — скорость клячи, впряженной в телегу нового попутчика. Худая кобылка, впрочем, шла резво и обоз не задерживала.
Каменные башни легницкого замка, внешние городские укрепления и бедные предместья — все было как положено. В общую картину не вписывались только пестрые шатры и штандарты, окружавшие город. Судя по всему, Генрих Силезский, действительно, собрал немалую рать: не всем польским рыцарям удалось разместиться за городскими стенами. Однако определить по гербам, прибыли уже в Легницу чехи-богемцы или нет, Бурцев не мог.
Они благополучно миновали ворота. Привратная стража — с полдюжины копейщиков в кожаных рубашках и клепаных шишаках задержала обоз лишь для того, чтобы проверить, достаточно ли в крестьянских телегах продовольствия. Староста громко убеждал воинов, что продуктов у них — в избытке: хватит и для собственного прокорма и для вспоможения горожанам на случай — упас Господи! — осады. Наскоро порыскав по поклаже и умыкнув, не особенно, впрочем, таясь, жирного гуся с телеги старосты, стражники согласились с доводами пожилого кмета. Крестьянские повозки прогромыхали под аркой ворот.
— С тебя полмешка пшеницы, мил человек, — угрюмо обратился к Бурцеву старшой обоза. — За то, что сопроводили тебя до города и провели мимо стражи.
Вообще-то такого уговора не было. К тому же в самом начале совместного пути он уже вручил кмету-вымогателю полмешка отборной пшеницы. Но, видимо, поляка сильно расстроила потеря гуся. В принципе, можно было воспротивиться наглому рэкету, да послать мужичка куда подальше. Однако начинать шпионскую деятельность со скандала не хотелось. Да и не повезет же он свое зерно назад.
— Дам целый мешок, если найдете в городе местечко для меня, моей коняги и телеги, — пообещал Бурцев.
— Два мешка! — тут же сориентировался староста. — Сейчас в городе народу много, а у меня кум заправляет на постоялом дворе. Как раз возле рыночной площади, напротив трактира, которым не брезгуют кнехты и даже паны-рыцари. Мы всегда останавливались у там, когда приезжаем торговать на Легницкую ярмарку. За небольшую плату кум возьмет на постой меня и тех, на кого я укажу. Хочешь — присоединяйся.