Бурцев подарок принял. Хорош «демократизатор», ничего не скажешь! С такими вот следовало выходить против неоскинхедов, а не с резиновыми дубинками. Невольно вспомнилось и другое. Как монголы казнили знатных нукеров. Тоже ведь без пролития крови: дубиной по хребту.
— Ну, спасибо, Освальд…
Он подвесил тевтонскую булаву к седлу. И — чтобы уж все было по-честному — решил сразу расставить точки над «i». Над самым главным «i».
— Между союзниками, пусть временными, не должно быть тайн. Не так ли?
— У меня нет от тебя тайн, Вацлав, — нахмурился рыцарь.
— И у меня не будет. Казимир Куявский погиб. Конрад Тюрингский увез с собой его невесту, — коротко сообщил Бурцев.
— Агделайду?! — ахнул Освальд. Глаза поляка блеснули. — Вот почему ты гонишься за магистром?
— И поэтому тоже.
— Ну, и?
— Я не уступлю ее тебе, Освальд.
Рыцарь выругался. Пальцы поляка вцепились в рукоять меча. Если бы не данное только что слово, сталь, наверное, уже вырвалась бы из ножен. Воины Освальда и бойцы Бурцева встревожено наблюдали за добжиньцем. Гомон на лесной дороге стих, руки снова потянулись к оружию.
М-да, ситуация…
— Княжна Агделайда должна выйти замуж за благородного супруга, а не за безвестного простолюдина! — прохрипел Освальд.
Бурцев скрежетнул зубами. Опять все упирается в благородство происхождения. Елки-палки, он уже начинает всерьез комплексовать по этому поводу. Ну что ему сделать такого, чтоб с полным на то правом надеть, наконец, на себя злосчастные рыцарские шпоры?!
— Пусть княжна сама сделает выбор. — Бурцев старался держать себя в руках. — В конце концов, у каждого из нас есть право на поединок. Наш спор можно разрешить в честной схватке после того, как Конрад будет убит, а княжна свободна. Союзы — вещь временная, ты сам говорил об этом, Освальд.
Рука добжиньца отпустила меч.
— Твои слова разумны, Вацлав. Так мы и поступим — решим спор в поединке, когда придет время. Хоть ты и не носишь на щите герба, но я знаю тебя достаточно хорошо. И вот что я скажу: с тобой не зазорно будет скрестить рыцарский клинок…
Бурцев усмехнулся: это было похоже на комплемент.
— А покуда жив Конрад, мы с тобой союзники, — закончил Освальд.
К рыцарю возвращалось прежнее благодушие. Воины, окружавшие их, вздохнули с облегчением. Бурцев распорядился по-татарски:
— Эти люди поедут с нами, Бурангул.
Татарский сотник неодобрительно покачал головой:
— Тогда мы не сможем двигаться быстро. У них нет загонных лошадей.
— Нам теперь нужно передвигаться не быстро, а скрытно, — вздохнул Бурцев. — Магистр Конрад ускользнул, а мы сами слишком удалились от туменов Кхайду. Эта земля — чужая, Бурангул. И у нас не так много воинов, чтобы пробиваться по ней с боями. Зато теперь мне известно, где следует искать Конрада. Наши новые союзники укажут безопасную дорогу туда. Поверь, лучших проводников нам не найти.
— А ты веришь им, Вацалав? Сдается мне, с этими лесными людьми у нас однажды уже была стычка.
— Если и была, то быльем поросла. Вот этот рыцарь, — Бурцев кивнул на Освальда. — столь же заинтересован в смерти Конрада, как я и ты.
— Что ж, тебе виднее, Вацалав…
Едва Бурангул отъехал к своим лучникам, к Бурцеву приблизился насупленный Дмитрий. Новгородский десятник тоже узнал давешних врагов:
— Ну и нашел ты, Василь, союзничков! Это ж те самые тати, что Федора Посадского живота лишили под Краковом. А вон тот, здоровый с кистенем мне щит проломил.
— А татары Рязань сожгли! — оборвал Бурцев. — А я тебе при первом знакомстве яйца отбил! Но ничего ведь, идем сейчас вместе. Пойми, Дмитрий, эти поляки нужны нам, а мы — им. И у нас, и у них одна цель — Конрад. Так что не мути воду. Утешься тем, что и ты тоже татю с кистенем зубы вышиб.
Десятник утешился. По крайней мере, сделал вид… Отряд, пополнившийся лесными партизанами, двинулся обратно — к Глоговской переправе.
Глава 72
Через Великую Польшу Освальд вел тайными тропами быстро и без приключений. Нужды пока не было ни в чем. Благо нехитрых припасов — вяленого конского мяса и сухого сыра Кхайду-хан выделил достаточно, а лошадям хватало пробивающейся повсюду молодой зелени. От жажды спасали ручьи, родники и лесные озерца.
Шли скрытно, обставляясь дозорами и караулами со всех сторон. Стоянки разбивали, не разводя огней. Города, замки, ополья и одинокие селенья обходили стороной. Таились и от вооруженных отрядов, и от беженских обозов, и даже от одиноких путников.
В Куявии — когда до Добжиньских земель было уже рукой подать — Освальд предложил отказаться от дневных переходов и двигаться только по ночам. Предосторожность была отнюдь не лишней. На оставшихся без князя куявских землях тевтоны чувствовали себя, как дома. Белые и серые плащи с черными крестами мелькали на дорогах не реже, чем пестрые гербы и одежды польских панов. Но если поляки держались своих замков и имений, то крестоносцы старались взять под контроль даже самые глухие уголки княжества. Сразу за куявскими землями находились собственно владения Тевтонского ордена. Однако сильные орденские форпосты имелись и на территории самой Куявии. Добжиньский край был в их числе.
…Три всадника подъехали к краю лесного массива. Остановились, всматриваясь в раскинувшееся впереди пространство. Некогда эти поля и пашни были отвоеваны у леса тяжким крестьянским трудом. Но предназначались они не только для земледелия. Вдали, на правом берегу Вислы, возвышался холм. На холме — большой, хорошо укрепленный рыцарский замок. А ведь любому замку жизненно необходимо хорошо просматриваемое и простреливаемое пространство.
Главная башня-донжон смутно напомнила Бурцеву гербовый символ освальдового щита. Но не только… Малая башня перехода из гиммлеровского спецхрана — вот на что она еще походила.
Сюрприз, однако!
Конечно, не мешало бы рассмотреть основную замковую башню поближе и при дневном свете. Но как?
Подобраться к крепости незамеченным невозможно. И даже если бы это удалось…
Башню-цитадель и внутренний замковый двор оберегают прочные стены с угловыми и надвратной башенками, надо рвом поднят мост.
Всадники молча смотрели на замок. Бурцев покачивал на ременной петле подарок добжиньца — трофейную булаву. Справа сидел задумчивый Освальд, положив на высокую луку рыцарское копье. Слева — замер с луком поперек седла Бурангул. Ну, прямо картина Васнецова «Три богатыря»!
— Моя вотчина, — нарушил тишину хриплый голос добжиньского рыцаря. — Взгужевежа. «Башня На Холме». Замок моих предков. Мой замок… Был моим, пока мазовецкий и куявский князья не отдали его тевтонам.
Молчание длилось еще пару минут.
— Эх, сюда бы парочку хойхойпао! — задумчиво пробормотал Бурцев.
— Чего-чего? — удивился рыцарь.
— Ну, требюше.
— Да, это бы не помешало, — согласился добжинец. — Хотя донжон Взгужевежи не повредят даже камнеметы.
Еще помолчали.
— Как думаешь, Освальд, сколько человек сейчас в замке? — спросил Бурцев.
— При мне постоянный гарнизон никогда не превышал полусотни человек. Но, говорят, мой дед держал там целую сотню. Впрочем, при необходимости Взгужевежа укроет и две сотни воинов. В замке есть погреба, амбары, склады, конюшня, есть колодец с родниковой водой.
— Двести защитников? — задумчиво переспросил Бурцев. — А больше?
— Вряд ли, — мотнул головой Освальд. — Слишком тесно будет.
— Значит, тевтонов внутри не больше чем нас?
— Да, но они в крепости. В хорошей крепости, Вацлав.
— Тогда думай, Освальд! Для осады у нас кишка тонка. Нужно взять замок штурмом. И взять быстро. У любой защиты должно быть слабое место.
— У Взгужевежи — нет! — гордо заявил рыцарь. — Замок строили лучшие мастера добжиньской земли. Строили вокруг несокрушимой башни, возведенной в незапамятные времена неизвестным народом…
Незапамятные времена? Неизвестный народ? Неужто, в самом деле, арийская башня перехода?
— Взгужевежа неприступна, — убежденно подытожил Освальд.
— А тайные подземные ходы?
— Был один. Обвалился еще при моем прадеде.
— А как же тогда тевтоны проникли в столь неприступную крепость?
Освальд помрачнел:
— Я был на охоте, когда к Взгужевеже подъехали знатные куявские рыцари, сопровождавшие тевтонов. Именем Конрада, князя Мазовии, и его сына Казимира, князя Куявии, они потребовали открыть ворота для послов ордена Святой Марии. Мой старик-отец не заподозрил подвоха. Ворота открыли, крестоносцы заняли замок и объявили, что, согласно договору с Конрадом Мазовецким и Казимиром Куявским, Взгужевежа переходит во владения ордена. Тевтоны потребовали сложить оружие. Отец и верные ему люди воспротивились. Когда я вернулся, все было кончено. Куявцы и мазовцы уехали, над воротами висел белый флаг с черным крестом, на стенах появились виселицы. Среди повешенных я узнал отца.
Да, невеселая история. После такого, действительно, только и остается, что уйти в леса партизанить.
— Хорошо, что мать не дожила до этого дня, — с усилием закончил добжинец.
Снова молчание… Потом Бурцев заговорил по-татарски:
— Что ты думаешь, Бурангул? Как взять крепость?
— Может быть, когда откроются ворота, захватить наскоком? — предложил юзбаши. — Если напасть неожиданно, на свежих лошадях…
Бурцев перевел добжиньцу слова татарского сотника. Освальд угрюмо покачал головой:
— При малейшей опасности стража обрушит вниз воротную решетку. Да и мост поднимется быстрее, чем мы окажемся под стенами. Вот если бы…
— Что? — насторожился Бурцев.
— Если бы кому-нибудь удалось обманом проникнуть внутрь, как сделали это сами тевтоны, и хотя бы ненадолго захватить ворота… Да нет, пустое! Крестоносцы не впустят в крепость никого, кроме гонцов Конрада. А мы их всех перебили.
— Гениально! — Бурцев уставился на трофейную булаву. — Освальд, ведь твои люди везут с собой тевтонские доспехи оружие, одежду…
Добжинец понял, оживился.