– Мне можешь не кланяться, – снисходительно ответил Пак. – Бесит.
Два часа на вокале пролетели незаметно. Мне даже стало жаль тренера – что бы я ни пел, он слышал идеальное исполнение. А я изо всех сил делал то, что велел Пак: не обращал внимания на звуки, вырывавшиеся изо рта, и сосредоточился на крохотном зазоре, где намерение спеть превращалось в голос. Себя я все равно не слышал, но упорно пытался вложить себе в голову верную технику, даже не чувствуя связками, получается или нет. Вчера я боялся добавить что-то свое, пел так, как вел меня голос, а сейчас хотелось выразить что-то настоящее, сияющее внутри меня после удивительного вчерашнего вечера.
Танцевать после вчерашней встречи с Линхо стало легче, будто какие-то тиски в голове разжались, но результат все равно не впечатлял. Хореограф, наверное, всю жизнь ставила эстрадные номера, поэтому для нее синхронность и отточенность движений были важнее всего на свете, а у меня начинала ехать крыша, когда я в сотый раз повторял одно и то же, – прямо мозг воспалялся.
Как ни странно, проблемы с хореографией были не только у меня. Джо попадал в ритм, но явно не старался, Пак был рассеян. Линхо, наоборот, танцевал слишком хорошо, будто кто-то вырывал у него из рук кубок «Лучший танцор» и он должен выложиться, как на чемпионате мира, чтобы вечером доказать боссам свое великолепие. А я понял, что, повторив хореографию еще хоть сто раз, все равно не начну исполнять ее как надо. За ночь движения у меня в голове уложились, но лучше выглядеть не стали.
– Вы просто развалились, – в сердцах сказала хореограф. – Два месяца без выступлений, и вместо группы «Тэянг» я вижу ансамбль «Старые зомби». Попейте воды и заново.
Все потянулись к своим бутылкам с водой, а я подошел к Линхо:
– Можешь нас всех потренировать, как меня вчера? Чтобы мы встряхнулись.
Линхо уставился на меня:
– Так нельзя. Госпожа О самодеятельности не выносит.
– Но это неэффективно! – прошептал я, с трудом выжимая из себя храбрость, чтобы высказать свое мнение. – Я, кажется, стал даже хуже, чем час назад! Покажи, как делать обаятельно!
– Ты тут второй день, и уже всем указываешь, как работать?
– Да! – отчаянно выпалил я. – Не хочу всю жизнь вспоминать, как облажался на своем единственном выступлении с «Тэянг»!
В кафе я был зрителем всех историй, участником – никогда. Я видел ссоры влюбленных, нежность старых парочек, откровенные разговоры супругов, мухлеж при игре в карты, но сам ни с кем не ссорился, откровенно не беседовал и в карты не играл. И сейчас меня дрожь пробирала оттого, что тихо отсидеться вечером никак не получится: как ни крути, свет софитов будет направлен на меня. Линхо неожиданно смягчился – похоже, лицо у меня было перепуганное до смерти.
– Я бы потренировал, но не скажу же я госпоже О: «Хочу вести занятие, отойдите». В вашей тусовке классиков про дисциплину не слышали?
А, да, он же думает, что я известный классический исполнитель. Эта мысль меня взбодрила: я же типа звезда, чего мне стесняться? Я подошел к хореографу и глубоко поклонился. Линхо издал сдавленный стон, но остановить меня не успел.
– Уважаемая госпожа О, разрешите Линхо провести часть тренировки. Вы великолепно научили меня движениям, но ведь на прослушивании мы сможем смотреть только друг на друга. Я хочу почувствовать, как это будет.
Судя по обалдевшему лицу госпожи О, такого тут себе никто не позволял.
– Ну ты и наглец, макнэ! Тянет дать тебе по заднице за нарушение субординации, но я, кажется, реально хочу, чтобы ты прошел прослушивание. Ладно, как скажешь, пусть Линхо ведет. Мне тут побыть? Или, может, сходить на прогулку? – насмешливо спросила она, как будто проверяла, хватит ли у меня наглости ответить.
Наглости у меня хватило – я поймал взгляд Пака, понял, что впечатлил его, и мне море стало по колено. Я здесь последний день, а выгонять меня до прослушивания никто не станет.
– Вы можете сходить на прогулку, госпожа О. – Я поклонился так, что голова опустилась ниже пояса. – Движения мы знаем, а отлынивать ни за что не будем, прослушивание для нас очень важно.
Хореограф прицокнула языком и сдвинула кепку на макушку.
– С ума сойти. Пойду чего-нибудь выпью.
– Так можно было?! – выдохнул Джо, когда за ней закрылась дверь.
Линхо вышел к зеркалу, красный как помидор, и переключил музыку с ненавистного «Не влюбляйся» на какой-то английский поп-хит.
– Давайте просто растанцуемся, к связке вернемся позже. Вы реально как зомби, – сказал он и закрыл глаза.
Я улыбнулся и тоже зажмурился. Распробовав вчера удовольствие от танцев, я хотел испытать его снова.
Час спустя хореограф заглянула вместе с Бао. Я не сразу их заметил – они стояли в дверях и улыбались, глядя на нас. Бао снимала на телефон. Мы танцевали нужную хореографию под нужную песню, дело шло вполне бодро. Я помахал Бао через зеркало – приятно было видеть ее такой радостной.
Но счастье было недолгим. Сначала перестала улыбаться хореограф, потом Бао, и по их лицам я понял, кто зайдет в дверь, еще до того, как он зашел.
С каждым шагом, который продюсер делал через зал, воздух будто холодел. Один за другим все сбились с ритма. Продюсер шел прямо ко мне, и я еле сдержался, чтобы не попятиться.
– Это что такое? – спросил он и сунул мне под нос свой телефон.
Я с опаской глянул на экран.
Глава 10Айкьют
На экране была фотка – размытая, темная. Какое-то дерево, вагончик с уличной едой, за пластиковым столом двое палочками едят кимпаб. Я и себя-то не сразу узнал: не привык к новой стрижке. Пака тоже узнал с трудом, потому что он выглядел так же, как сейчас, никакой заоблачной красоты. Получается, иллюзия даже через фотки на меня не действует? Эта мысль так меня захватила, что секунды три я не понимал суть проблемы.
Кто-то заметил нашу с Паком прогулку. И если фото мне показывает продюсер, значит, он в курсе, что мы выходили из центра. Продюсер смахнул фотку с экрана, и вместо нее появилась статья с заголовком «С кем гуляет Пак Ин Сон?».
– Сегодня в семь прослушивание, и ты его не пройдешь, – сказал продюсер так, будто это дело решенное.
Я отрывисто кивнул, напуганный куда меньше, чем ожидал. Продюсер, кажется, ждал, что я буду на коленях молить о пощаде. Раньше я бы наверняка так и сделал, но сейчас я был слишком озабочен другим: у меня есть шанс повести себя благородно на глазах у Пака.
– Простите, господин Хан, – сказал я и, конечно, поклонился. – Это я вчера уговорил Пака выйти из обща… из центра и показать мне район. Я глубоко раскаиваюсь, что нарушил запрет.
– Ты вообще не понимаешь, с кем связался, да? Ну ты-то ладно, с тобой мы расстанемся через… – Он посмотрел на свои крутые наручные часы. Я глянул на них почти с завистью: когда годами не выпускаешь из поля зрения мобильник, а потом его лишаешься, вспоминаешь, как это круто: знать, который час. – Через пять часов. Но вы…
Он обвел взглядом остальных, и я с удивлением понял: Джо и Линхо просто умирают от страха. Спокойный пофигист Джо и самоуверенный пижон Линхо под взглядом продюсера аж головы в плечи втянули.
– Лучшие дни вашей группы в прошлом, – холодно сказал продюсер: даже его гнев выглядел ледяным. – «Айкьют Гёрлз» дебютируют через два месяца, и мы сосредоточим на них усилия по продвижению как на приоритетном проекте. От вас много проблем, а продажи билетов и мерча в последний год не на высоте. Работайте, но не думайте, что вечером сможете кого-то впечатлить.
Он вышел, Бао и хореограф бросились следом. Да уж, поднял так поднял настрой перед прослушиванием! Я внезапно рассердился: участники стараются, а тот, кто должен их поддерживать и вдохновлять, относится к ним как к рабам.
– Парни, реально, давайте продолжим, – очень мягко сказал Пак.
До меня только сейчас дошло, что на него продюсер не наезжал, хотя статья, как я успел увидеть за секунды, которые телефон продюсера находился перед моим лицом, была посвящена тому, что «главный печальный красавчик Кореи замечен в компании неизвестного парня на фоне отсутствия новостей о камбэке группы „Тэянг“».
– Кто такие «Айкьют Гёрлз»? – спросил я, потому что ясно было: работать никто не способен, по ним будто бетономешалка проехала.
– Неплохое название, да? – мрачно спросил Пак. – Как бы и «кьют», как милые девчонки, и «айкью», типа умные, еще и название концерна «Ай-Интертэйн» обыграли.
– Всего два месяца… – выдохнул Линхо. – Почему так быстро? Когда они дебютируют, нам конец.
– Почему? Вы же «Тэянг»!
– И что? Кастинг, замена Кибома – все это просто оттягивает неизбежное, – отрезал Пак. – У нас закат. Крутых хитов давно не было, по просмотрам клипов мы даже не в «топ-три Кореи» за прошлый год. «Айкьют» – монстры, ты бы их только видел! Они молодые, классные, все их полюбят, и они нас сожрут.
– Идем ему покажем, – предложил Джо.
– Ой, а то мы не знаем, что тебе просто охота на девчонок поглазеть, – огрызнулся Линхо. – Ладно, идем.
Экспедицию повел Пак: выглянул в коридор, проверяя, не идет ли кто, показал нам, что путь свободен, и мы шмыгнули к лестнице. Поднялись на три пролета и вышли на этаж, который был точной копией нашего. Тут лидерство сменилось, и дальше нас повел Джо: уверенно, как человек, который точно знает, куда идти, и главное – как сделать это так, чтобы никому не попасться.
Музыка доносилась из-за двери в дальнем конце этажа. Все по очереди за нее заглянули, а я наблюдал за их лицами.
Джо: восхищен.
Линхо: зол.
Пак: равнодушен.
Глянув за дверь, я увидел танцзал. Перед зеркалом под невероятно бодрую песню танцевали четыре девчонки лет восемнадцати. И как танцевали! Одновременно, с таким бешеным, харизматичным энтузиазмом, что даже меня потянуло в пляс. Потом они разом упали на шпагат, перекатились по полу, вскочили и замерли.
– Заново, – выдохнула одна из них, хотя танец, по-моему, и так был идеально отточен.