– Просто ты счастливчик, Ли Син Хён, – наставительно сказал Пак. – Я, кстати, правда верю, что твой отец о тебе услышит. Надеюсь, он стал бомжом, пьет и, возможно, в тюрьме.
– Ты такой злобный, – фыркнул я, хотя сердце у меня пело от радости.
Он был на моей стороне.
Приехали мы, как ни странно, не в учебный центр. Пак бросил машину около роскошной многоэтажки со стеклянными стенами и с суровым видом набрал несколько цифр на домофоне у ворот.
– У двери оставьте! – рявкнул из динамика знакомый голос, далее писк сброшенной связи.
Пак набрал те же цифры снова и угрожающе сказал:
– Линхо, открывай.
– Пошел ты!
– Я не один.
– И кто там у тебя? Стриптизерша? Сейчас только три часа!
Пак закатил глаза:
– Если тебе нужна стриптизерша, тебе придется оторвать свой тощий зад от дивана и пойти посмотреть на нее где-нибудь еще. Пусти, поговорить надо.
Коробочка домофона помолчала, потом калитка звякнула, открываясь. Мы прошли через двор жилого комплекса, где каждую травинку явно постригал садовник, причем каждый день. Поднялись на тридцатый этаж (тридцатый, представляете? Я в жизни так высоко не бывал!).
На этаже была всего одна дверь, к ней вел коридор, увешанный картинами. Я даже потрогал одну: не плакат, реально написана красками. С ума сойти! Пак прошел мимо картин, даже не взглянув, и начал звонить в дверь, ни на секунду не убирая палец с кнопки звонка.
Дверь распахнулась, и одетый в спортивный костюм Линхо выпалил: «Эй! Вы кто вообще? Я друга жду! – Потом он перевел взгляд на меня и удивленно охнул. – Хён?! Заходи. Умоляю, скажи, что к тебе вернулся голос. А это что, твой приятель?»
Стоп. Если Линхо не узнал Пака, получается, что…
– Ты тоже видишь его настоящим? – выдохнул я.
Линхо присмотрелся к Паку:
– Не знаю я твоего дружка, пусть или заходит, или в машине ждет. Сейчас еще Пак придет, если в лифте не застрял.
Пак сложил на груди руки. Очки он так и не снял, но даже так я увидел, как он напрягся: челюсти сжались, ноздри вздрогнули.
– Линхо, это я. Не спрашивай, долгая история.
Линхо ошарашенно уставился на него:
– Ты не Пак.
– Ну, может, еще раз подумаешь?
– Голос вроде похож… По росту – Пак, стрижка как у Пака, но вот лицо у тебя, приятель, прямо скажем, не тот уровень.
Пак снял очки. Линхо моргнул. Потом заморгал чаще.
– Пак?! – хрипло спросил он. – Что за фигня?
Вместо ответа Пак протиснулся в квартиру.
– Он тебя тоже видит?! – выдохнул я, бросаясь вслед за Паком. – Ты нашел Лиса?
– Позже поговорим, – отмахнулся он.
От мыслей о том, что сделал Пак, меня отвлекали интерьеры, через которые мы шли: такие квартиры показывают в журналах про дизайн, но я не думал, что они в самом деле существуют. Везде какие-то инсталляции, странные светильники, в гостиной – гигантская пластиковая статуя Микки-Мауса и диван в виде огромного ананаса.
Линхо упал на диван, утонув в нем, и бросил на ковер джойстик от приставки.
– То, что ты наконец отыскал нашего молчуна, не значит, что продюсер с распростертыми объятиями примет нас обратно. Сам видел, как он психанул, – сказал Линхо, разглядывая Пака.
– «Наконец»? – переспросил я, и Линхо закатил глаза, раскинув руки по спинке своего ананасного дивана.
– Парни, давайте-ка синхронизируемся. Нас всех выпихнули по домам, и я уже третью неделю играю в гонки, Пак искал тебя, проверяя по хештегу с твоим именем, не видел ли тебя кто-нибудь из фанатов. Откуда я это знаю? Он меня просил помочь, как будто считал, что мне есть дело, куда ты провалился. Теперь ты, Хён. Где ты так отвратительно загорел, на море лечился?
– Выращивал томаты, – вздохнул я, решив, что отныне буду говорить только правду и хоть так удержусь на праведном пути.
– Надеюсь, это шутка. Ладно, петь можешь или тебе пока нельзя?
Я пропел пару строчек. Линхо тихо застонал:
– У меня к тебе ненависть с первого звука. Зря ты, конечно, с нами связался – мы неудачники номер один корейской эстрады, надо было тебе сольную карьеру строить.
– А Джо чем занят? – спросил Пак, опускаясь в дизайнерское кресло, похожее на груду мягких серых камней.
Я садиться не стал – все утро в этой одежде на томатном поле работал, не хватало еще усыпать землей какой-нибудь крутой стул за миллион вон.
– Пару раз я ему звонил, а он то в спортзале, то в кафе. Голос подозрительно довольный. Ладно, Пак, чего пришел?
– Хочу вернуть «Тэянг» в игру. – Пак посмотрел на нас, и я поежился: все-таки глаза у него остались те же, и взгляд тот же самый, ради которого я снова и снова отматывал клип назад. – Да, я знаю, все от нас отвернулись, но…
– Фанаты! – перебил я. – Фанаты вас очень любят.
Линхо презрительно фыркнул:
– Уверен, они уже любят кого-нибудь другого. Это такой народ, им нравишься не ты, а сама идея кому-нибудь поклоняться.
– Неправда, – обиделся я.
– Ну тебе виднее. Ты у нас с детства звезда, не мыкался по прослушиваниям и общагам, как мы, – вздохнул Линхо, и я почувствовал укол совести.
– Короче, я не знаю, как нам быть. Идей нет, хотел вас послушать, – продолжил Пак. – Надо убедить концерн, что мы еще полезны. Я тут перечитал контракт – у вас наверняка такие же. Нам вообще ничего нельзя: высказываться без одобрения продюсера, заводить личные аккаунты в соцсетях, любым способом вредить имиджу бренда «Тэянг». Уверен, Кибома за его выходку юристы до нитки раздели.
И тут меня осенило.
– Слушайте… Фанаты! Они повсюду, фанатом может оказаться любой прохожий, меня даже на ферме узнала дочь хозяина!
Я рассказал им свою задумку, и с каждым словом лица у обоих вытягивались.
– Не выйдет, – сказал Пак, когда я закончил.
– Согласен! – подхватил Линхо. – Нас на клочки разорвут.
– Это во-первых, – кивнул Пак. – А во-вторых, мое лицо сейчас точно навредит имиджу группы.
– Наденешь маску, – предложил я. – Глаза у тебя те же, что были.
– Только опухшие – просто кошмар. – Линхо сердито вскочил. – Ты что, патчи никогда не прикладываешь?
Он прошлепал на кухню, вернулся с банкой и, вынув из нее две мягкие пластинки из какого-то геля, шлепнул их Паку под глаза. Тот зашипел от холода.
– Так и ходи до выступления, – угрожающе сказал Линхо и сунул банку Паку в руки. – Не знаю, что с тобой случилось, но возьми себя в руки, твоя красота – часть нашего бренда. Ну, пока бренд существует. Если идея не выгорит, юристы найдут способ нас прикончить. Они нас разорят, отберут недвижимость, счета и, возможно, даже кроссовки.
Пак кивнул, поправляя гелевые полоски под глазами.
– Ясное дело. Но мы ведь когда-то правда все это любили: музыку, победы. Хотели быть особенными. Придется рискнуть твоей квартирой с гигантским Микки-Маусом.
– А когда ты лишишься своей квартиры, я, так и быть, выделю тебе комнату в доме своей мамы. – Линхо злорадно похлопал его по плечу. – Только не буянь там и никого не води. Еще тебе придется смотреть мамино любимое шоу «Ненормальный саммит», где красивые мужики из разных стран обсуждают политику, хотя для тебя это, уверен, не проблема.
Пак беззлобно усмехнулся, и Линхо расправил свои тщедушные, несмотря на годы брейк-данса, плечи.
– Ладно, парни, поехали искать Джо. Все это просто безумие, обожаю такое!
Он сказал «парни», как будто я тоже часть их компании. Радость в моем сердце росла и росла, заполняя меня до краев, пока каждая клетка тела не превратилась в улыбку. В кафе я был свидетелем всех историй и никогда – участником, и сейчас мне хотелось прыгать до потолка, вскочив на диван-ананас.
Полчаса спустя мы звонили в домофон еще одного роскошного жилого комплекса: я, Линхо, одетый в леопардовую рубашку (как он пояснил, «для храбрости»), и Пак с вейпом, так и не отлепивший веселенькие зеленые патчи под глазами. Словом, все, кроме меня, выглядели как рок-звезды из документалок про европейскую музыку, и я испытывал острое желание тоже переодеться во что-нибудь классное.
– Давайте в спортзале проверим, – сказал Пак, когда ответа мы не дождались.
Мы снова загрузились в машину, проехали пять минут и остановились перед стеклянным зданием, состоящим будто бы из сплошных окон.
– Ты тоже в каком-нибудь таком доме живешь? – спросил я у Пака, который все-таки решил избавиться от патчей и отлеплял их, глядя в зеркало заднего вида.
– Нет конечно, я же волк-одиночка. Живу в пещере, построенной по моему личному заказу. Что-то вроде бункера. – Он посмотрел на мое обалдевшее лицо и усмехнулся: – Ну ты и лопух. Конечно, я живу в таком доме, я же богатый. Ну, пока что.
– Я в машине подожду, у них там воняет потными телами так, что меня вывернет, – сообщил Линхо.
Пак прохладно глянул на него:
– А когда ты пляшешь по пять часов подряд, ты свеж, как майское утро, мой друг.
– Это другое, я не выжимаю штангу в сто кило! И мы не друзья! – заорал Линхо ему вслед, поскольку Пак уже вылез из машины. – Коллеги, не более! И то уже бывшие, так что губу-то закатай!
Пак в ответ поднял над головой средний палец и так дошел до здания.
Джо действительно нашелся среди бешено потеющих любителей силовых тренировок. Он отжимался, ухитряясь хлопать в ладоши прежде, чем руки коснутся пола. Мы остановились рядом с ним. Джо поднял глаза, и его лицо просветлело.
– Парни! – воскликнул он и ловко встал.
– Стоп, – нахмурился Пак. – Ты меня… Так, а кто я, по-твоему?
– Пак, что ты пил? – Джо вытерся полотенцем. Вид у него был удивительно здоровый, и не в плане мышц – он наконец-то выглядел отдохнувшим и веселым, будто наслаждается жизнью на всю катушку. – Жутко выглядишь.
– Ты реально меня узнал?
– Что за вопрос? Естественно.
Вот что значит общаться с человеком вживую! Я пять лет знал Пака по соцсетям, так что полдня не мог поверить, что он – это он. А Линхо и Джо знали его настоящего, и на изменившиеся черты лица, как ни странно, обратили удивительно мало внимания.