– Дамы и господа, как я рад вас видеть! – с чувством сказал Лис, материализовавшись посреди сцены.
Я попытался шагнуть к нему и понял, что могу двигаться – единственный из всех. Линхо замер в прыжке, барабанщик – воздев палочки в воздух, Пак – глядя в зал.
Ханбок Лиса был выткан золотом и сиял под софитами, как солнце. Я посмотрел вниз. Белоснежные кроссовки были. Тень отсутствовала.
– О, не ищи ее, – весело сказал Лис. Глаза у него сияли от предвкушения. – Софит прямо надо мной, я заранее изучил устройство сцены.
Я сглотнул. Если могущество Лиса настолько велико, что он смог остановить время на арене, вмещающей десять тысяч человек, чего еще от него ждать? Лис повернулся к неподвижному залу так, будто это у него концерт, на который все собрались.
– Милые люди! Я – кумихо. Тот самый, из легенд. Я существую, и вы можете звать меня просто Лис. Я давний друг людей. – Он прошелся по сцене. Голос у него был фантастически громкий и без всякого микрофона доносился до самых верхних рядов. – Веками я втайне творил добрые дела, но пришла пора признаться в них открыто. Я делаю людям прекрасные подарки, и вы можете попросить у меня что угодно: любовь, деньги, власть, красоту. У моей щедрости нет границ! Раньше я выбирал счастливчиков сам, но только сегодня и только для вас решил устроить нечто сенсационное. Подумайте на досуге как следует, какое у вас самое заветное желание? А когда выберете, хлопните в ладоши дважды и скажите: «Явись, явись». Я приду и подарю то, что вам нужно. Только никому не рассказывайте, а то мое спецпредложение перестанет действовать.
Я ошарашенно слушал. Остановить Лиса не пытался, потому что было совершенно очевидно – это невозможно. А потом я ухватился за спасительную мысль:
– Они тебя не слышат. Ты же время остановил. Они не слышат!
Лис довольно обернулся ко мне.
– Хён, ты не читал свежих исследований, а вот я всегда иду в ногу со временем. В этом секрет моего успеха. – Он весело подошел ко мне. – Человеческий мозг улавливает даже то, что видел долю секунды, хоть сознание это не запоминает. Это научный факт: можно показать человеку изображение очень быстро, и он будет клясться, что не видел его, но запись активности его мозга скажет по-другому, а в нужных обстоятельствах он может и вспомнить. – Лис постучал себя по виску. – Рано или поздно даже люди поймут, что это можно использовать, но, к счастью, я гораздо сообразительнее. Да еще и время умею останавливать, вот удача! Они запомнят все, что нужно, даже если не будут этого знать.
Лис снова обернулся к залу и вдруг приобнял меня за плечо – сияющий, ослепительно красивый.
– А вот и великолепная реклама результатов моего труда: Ли Син Хён. Его потрясающий голос – мой подарок, что ни в коем случае не умаляет других его достоинств. Я просто помог хорошему парню проявить себя. Если хотите добиться таких же успехов, помните: стоит только дважды хлопнуть в ладоши и сказать: «Явись, явись».
Лис глубоко, вежливо поклонился публике, и я понял: он сейчас исчезнет.
– Нет! – выдохнул я. – Подожди минуту! Зачем ты это делаешь? Я понимаю, что ради питания, но почему сейчас?
– Если слишком громко звонить в колокольчик, привлекаешь внимание тех, кто на другой стороне, – прошипел Лис, обернувшись ко мне, чтобы зал не увидел хищное выражение на его лице. – Я – древнее великое существо, и мне не нравится, когда люди считают, что они умнее меня. Сначала я разозлился, а потом подумал: секундочку! – Он щелкнул пальцами. – Все на свете – бизнес, и благодаря тебе мой будет процветать. В нужный момент все эти люди вспомнят, что нужно сделать.
– Тогда, в первый раз… – выдавил я. – Почему ты вообще ко мне пришел?
Лис подошел ко мне вплотную, улыбаясь шире, чем это возможно для человеческого рта. Тени все еще не было – верхний софит был слишком ярким.
– Какое забавное совпадение у наших имен. Ли Син Хён – почти Лис Ин Хён, – прошептал он мне на ухо. – Я дам тебе столько успеха, сколько ты сможешь вынести.
– Ты мой отец? – брякнул я, не успев даже подумать.
Лис искренне рассмеялся.
– Ну, не льсти себе! Если бы подобные мне могли иметь детей, человечество уже давно стало бы хоть немного умнее. И красивее. Но ты – именно то, что мне нужно. У тебя есть власть, ради тебя люди идут на жертвы. И это ты еще только начинаешь свой путь!
– Ты меня вообще не знаешь!
– О нет, Хён. Это ты себя не знаешь. – Лис с улыбкой покосился на неподвижный зал. – На этом стадионе столько похожих на тебя людей: они живут, думая, что они жалкие неудачники. А на самом деле просто боятся ненароком увидеть то ужасное, великолепное и настоящее, что в них есть. – Он широко усмехнулся и лизнул мою щеку. Я сжался от отвращения: язык у него был холодный как лед. – Это смешнее, чем ты думаешь. Вам, людям, вообще не нужна магия, у вас все есть. Но вы так очаровательно боитесь открыть глаза, что я никогда, никогда не останусь без сочного питания.
Он сделал шаг назад, и я понял: это его последнее слово.
– Я буду звонить во все колокольчики во всех садах, – сказал я. – Я тебя изведу.
– Мой жалкий, глупый друг! Я прихожу, только когда хочу. Мне просто нравятся сообразительные и смелые – милый мальчик по фамилии Ю, которому я когда-то дал способность сочинять истории, выдумал трюк с колокольчиком для своей сказочки. Мне показалось очаровательным то, как ты забавно понял его выдумку, вот я и решил тебе явиться. Но теперь хоть обзвонись, не приду. Но спасибо, благодаря тебе у меня получилась шикарная рекламная акция. Прощай, Хён.
Он щелкнул пальцами и исчез, а время снова пошло как ему положено. На меня обрушилась лавина звуков: крики толпы, пение и музыка на сцене. Все просто началось с той же секунды, когда прервалось, а я так и стоял, опустив руку с микрофоном. Парни покосились на меня с недоумением: я не пел, не танцевал, да и вообще вид у меня, видимо, был тот еще. А я думал об одном: колокольчики, может, и неправда, но почему Лис боялся, что я увижу его тень? Значит, он действительно не может освободиться, если схватить тень за хвост?
К счастью, песня уже подходила к концу. Наверное, все решили, что мне стало плохо, – группа «Тэянг» в своем репертуаре. Когда стих последний аккорд, парни бросились ко мне. Я выдавил улыбку, показывая, что все в порядке.
Хотя я был совсем не в порядке. Нам предстоял последний номер: сложная хореография, каждое действие продумано, а я стоял посреди сцены, дрожал и думал, что поставил под угрозу десять тысяч душ. А хуже всего было то, что Лис победил. Если я сейчас в микрофон расскажу людям, что я – просто фальшивка, и буду умолять их не продавать душу оборотню ни за какие блага, это никак не поможет им избавиться от подсознательных воспоминаний о Лисе, наоборот: подтвердит, что Лис действительно существует.
Никогда не думал, что окажусь в такой роли: пособника злого демона-искусителя, который пришел за человеческими душами. Это было падение – самое глубокое, самое отчаянное падение в бездну, какое только могло со мной произойти. Больше всего на свете я хотел сказать всем этим людям правду. И худшим наказанием было то, что я не мог. Я медленно опустился на колени и уперся ладонью в пол. Губы тряслись.
Музыканты не понимали, что делать, зрители притихли. Нет тишины громче, чем тишина десятитысячной толпы. Я остановившимся взглядом смотрел в зал, в котором где-то была и моя мама, потому что я ее сюда пригласил.
А потом я покосился на растерянных Пака, Джо и Линхо – на группу «Тэянг» обрушилась очередная беда. Я зажмурился и с трудом поднялся на ноги, сжимая микрофон.
Я ничего не могу прямо сейчас исправить, но я должен закончить этот концерт на высокой ноте. Ради музыки, ради парней и ради зрителей – ради всего настоящего, что осталось на свете. Мне было больно от страха и шока, и я не мог вспомнить наш бодрый и блестящий, тщательно выстроенный финальный номер. Какие движения надо делать, с чего начинается текст, где я должен стоять?
Единственная песня, которая вспыхнула в моей голове ярко, как свет, была самой печальной из всех, что я знал. Любимая песня деда Кима, которую тот включал на своем кассетнике, когда грустил, – «Энджи» группы «Роллинг Стоунз». Английского я не понимал, но текст и перевод выучил давным-давно.
Из-за кулисы на сцену вышли два незнакомых человека в обычной одежде, и я понял – Ын Сок кого-то послал увести меня. На этом моя карьера точно закончится, и плевать бы на нее, но вместе с ней, возможно, закончится карьера сорвавшей концерт группы «Тэянг», а зрители уйдут домой грустными и разочарованными.
«Мне бы хотелось, чтобы на свете было побольше праведников, которые приходят на помощь тем, кому они нужны», – сказал Пак, и пусть я теперь никогда больше не смогу назвать себя хорошим человеком, я сделаю последнее, что могу: спою для всех. А дальше будь что будет.
Лоб был мокрый, и я вытер его рукавом пиджака. Стразы на ткани больно царапнули кожу. И когда двое в штатском почти дошли до меня, я пропел первую строчку. Голос у меня был волшебный, но боль – настоящая.
«Энджи, когда же исчезнут грозовые облака над нашей головой? И куда нам теперь идти?»
В глазах стояли слезы, но я не плакал. Настоящие певцы не плачут, они только делают вид, даже в грустных сценах мюзиклов, иначе дыхание собьется. Я знал, что волшебный голос все сделает и без моих усилий, но я его больше не слушал – только собственный, едва различимый за красотой иллюзии голос: несовершенный, глупый и печальный.
«У нас в душе нет любви, а в карманах – денег, мы не очень-то счастливы, но, Энджи, ты не можешь сказать, что мы не пытались».
Свет софитов кто-то где-то приглушил, и теперь я мог различить лица в первых рядах танцевального партера. Люди плакали. Наверное, они горевали о чем-то своем, обо всем, что когда-либо потеряли. Мой голос был их проводником к тем чувствам, которые обычно заперты на замок. В этом волшебство музыки. Я не мог исправить то, что сделал Лис, но я мог хотя бы это.