[167]. Романы ее не интересуют.
Орден Британской империи, врученный Джону, красуется у нее на телевизоре. Правда, Мими опасается, как бы люди не решили, что это неуважение к королевской семье. Как-то Джон приехал и нацепил орден Мими на грудь — сказал, что она его больше заслужила.
В холле и в комнатах на стенах висят битловские золотые диски, хотя и не так много, как у других родителей. В коллекции Мими есть табличка — подарок Джона. На табличке выгравированы слова Мими, которые она твердила Джону в юности: «Гитара — это неплохо, Джон, но на жизнь ты ею не заработаешь».
Из дома в Ливерпуле Мими уезжать не хотелось. «Я была вполне довольна. Дом очень удобный. Я в него вложила сотни фунтов. Но Джон два года ко мне приставал с этим переездом. Со временем ему надоело, и он сказал: „Ладно, оставайся“.
А потом опять давай уговаривать, когда другие родители переехали в новые дома. „Дурачок, — говорила я ему, — зачем вытаскивать меня из грязи?“
После премьеры первого фильма я гостила у него в Лондоне. Джон спустился к завтраку и говорит: „Так, всё, я ищу тебе дом. Где ты хочешь жить?“
Я говорю: в Борнмуте — просто первым в голову взбрело. Он взял телефонную трубку и позвонил Энтони, своему шоферу. Велел достать карту Борнмута — мы немедленно выезжаем.
Я подумала — ну ладно, прогуляемся. Приехали, взяли список домов в агентстве „Рамзи“. Долго катались, но мне хотелось дом у моря, а таких не попадалось. Я уже подумала, на том все и кончится, сейчас поедем домой. Но тут агент вспомнил — есть один дом, только что выставили на продажу.
Из дома еще не выехали прежние владельцы, и мне не хотелось заходить — тем более Джон был так одет… Драные джинсы, старая замшевая куртка. Я ее купила сто лет назад, она на нем уже по швам трещала. И еще дурацкая капитанская фуражка.
Я сказала: не надо заходить, нельзя же сваливаться людям как снег на голову. А Джон ответил, что это все ерунда, буржуазный домишко, нечего тут церемониться. Смотри, говорит, сама буржуйкой станешь.
Джон зашел бравой походкой, сказал: „Здрасте, можно у вас дом посмотреть?“ Хозяева просто оторопели. Джон спрашивает: „Тебе нравится дом, Мими? Если нет, я его куплю себе“. Позвонил своему бухгалтеру и купил».
Мими переехала в октябре 1965-го. Свой старый дом в Ливерпуле она продала за шесть тысяч фунтов — неплохие деньги. Правда, по ее словам, это был хороший дом в хорошем районе.
Дом в Борнмуте записан на Джона, но Мими будет в нем жить, пока захочет. Джон оплачивает все ее счета. Посоветовал ей потратить деньги, вырученные с продажи ливерпульского дома, но Мими ответила, чтоб он не валял дурака.
«Здесь прелестно. Когда-то я мечтала: вот Джордж отойдет от дел и мы переедем на южное побережье. С тех пор как я здесь живу, я забыла о зиме. Я пью с разными людьми чай или что покрепче, но не более того. У меня никогда не бывало много друзей вне семьи. Я читаю и гуляю. Дни кажутся слишком короткими».
Успех битлов резко изменил материальное положение их родителей, и все они восприняли это по-разному. Пожалуй, только Мими относится к Джону как прежде. В других семьях чувствуется легкое преклонение, если не сказать благоговение перед сыновьями. А Мими до сих пор недовольна тем, как Джон одевается и выглядит, — точно так же она отчитывала его, когда он был подростком. Она бранит Джона, когда он набирает лишний вес, и велит не транжирить деньги. «Он слишком сорит деньгами. Выманить их у Джона легче легкого. Невероятно щедрый. Я ему всю жизнь твержу». Другие родители своих сыновей не критикуют ни словом.
Мими не нравится, как Джон разговаривает. По ее словам, у него неправильная речь, он не заканчивает фразы. «И чем дальше, тем хуже. Часто я вообще не понимаю, о чем он. Перескакивает с пятого на десятое».
Видятся они не очень регулярно, но Джон постоянно шлет Мими из-за границы смешные письма с рисуночками на конверте, специально для нее. Мими их бережно хранит в письменном столе. Приезжая в гости, Джон переворачивает дом вверх дном — смотрит, чем Мими занималась в его отсутствие. У нее до сих пор сохранились книжки, которые Джон писал в детстве. Иногда Мими их перечитывает.
«Очень похоже на то, что он потом напечатал. Все те же каракули, как я их называю, он годами так забавлялся. Мне кажется, первая книжка была лучше, но на некоторых его стихах меня до сих пор разбирает смех».
Несмотря на богатую обстановку, в жизни Мими мало что изменилось. Она говорит, что отдала бы все на свете, включая дом и битловский успех, — только бы Джон опять стал ее маленьким мальчиком.
«Я бы не пожалела и двух миллионов фунтов, чтобы вернуться в прошлое. Эгоистично, я понимаю. Мне он всегда видится маленьким. Я знаю, что это глупо. Но ничто не принесет мне той радости, которую он дарил мне в детстве».
Мими наверняка хотелось бы видеть Джона гораздо чаще, но она ни за что не признается, не будет вешаться ему на шею.
«Он же не виноват, что я вдова. Хуже нет для парня, чем знать, что кто-то жить без него не в силах. У него есть жена, семья, ему надо о них подумать. Джон знает, что я здесь. Навещает меня, когда может. Летом четыре дня просидел на крыше. Я бегала вверх-вниз, носила ему напитки. Джон не выставляет чувства напоказ. Ему трудно извиняться… Но как-то вечером он сказал, что, даже если не навещает меня каждый день или каждый месяц, все равно ежедневно обо мне думает, где бы ни был. И мне это очень важно».
По словам Джима Маккартни, самый счастливый день в его жизни наступил в 1964 году, когда Пол сказал, что отец может бросить работу. В отличие от других родителей, Джиму не требовалось повторять дважды. Ему стукнуло шестьдесят два, до пенсии оставалось три года. Он с четырнадцати лет работал в одной хлопковой компании и был сыт по горло. Несмотря на возраст и опыт, платили ему всего десять фунтов в неделю. На хлопковом рынке случился спад, и последние годы Джиму было весьма неуютно. Годами он жил в страхе, что его уволят и возьмут кого-нибудь помоложе.
Пол нашел ему дом за 8750 фунтов на полуострове Уиррэл в Чешире. Примерно через год Джим снова женился, до того десять лет прожив вдовцом.
До того как сделать Энджеле предложение, он встречался с ней всего трижды. Она была вдовой, гораздо моложе его, и у нее была пятилетняя дочь Рут. С тех пор как ее муж погиб в автокатастрофе, Энджела жила в однокомнатной квартире в Кёрби. «Мы оба были одинокими людьми».
Они явно очень счастливы. Джим обожает Рут, весьма смышленую юную леди, которая считает дурочками девчонок из школы, пристающих к ней с расспросами о ее знаменитом сводном брате. Энджи — бодрая, остроумная и веселая женщина. Она умело справляется с хозяйством и водит машину: Джим не умеет. Она подарила ему вторую молодость. Сегодня Джим носит модные облегающие свитеры поло и брюки-дудочки, из-за каких еще недавно орал на сына.
Майкл живет с ними.
— Я отнесла Майку надувной матрас и три листка копировальной бумаги, — говорит Энджи.
— Очень гигиенично с твоей стороны, — отзывается Джим.
— Ему еще нужны трехфунтовые мешки с мукой. Он их роняет на разделочную доску и записывает на магнитофон. Шикарная спальня, но какой там бардак. Чего он добивается-то?
— Звука трехфунтовых мешков с мукой, падающих на разделочную доску, — объясняет Джим.
Купив дом, Пол потратил еще восемь тысяч фунтов на центральное отопление, полный ремонт и новую мебель. Участок огромный, из задних окон — потрясающий вид на устье реки Ди. Дом новый, но уютный и обжитой. Джим и Энджи не боятся свалившейся на них роскоши.
«Ну да, я скучаю по Ливерпулю и кое-кому из друзей, но не слишком сильно. Мне уже поднадоело, что люди только и твердят: „Ты, наверное, горд, что у тебя такой сын? Каково это?“ Только это и спрашивали снова и снова. С такими людьми я порвал. Но близким друзьям и родственникам я часто звоню, зову в гости».
Джим близко дружит со своим врачом: зовет его по имени, даже прозвищем — Пип. Не снобистски, не нарочито — абсолютно естественно. Едва приходит Пип, Джим достает бутылку солодового виски. У него два садовника, но за виноградом в большой отапливаемой теплице Джим ухаживает сам. Он сам делает вино, и у него всегда обильные запасы. В библиотеке он берет книги по орнитологии и знает всех птиц в своем саду. Он также большой специалист по белкам.
Если не обращать внимания на легкий ливерпульский акцент, по его одежде, привычкам и стилю жизни не скажешь, что Джим всю жизнь провел в муниципальном доме, зарабатывая десять фунтов в неделю. И уж никак об этом не догадаешься, увидев его на скачках. Вот там он настоящий джентльмен.
Оставив работу, приобретя дом и, главное, женившись, он стал абсолютно счастливым человеком. Но главный его праздник состоялся на шестьдесят второй день рождения. Это было вечером 6 июля 1964 года, когда состоялась премьера первого фильма «Битлз».
«Потом мы все поехали в Дорчестер. Там была принцесса Маргарет. Я видел, как Пол кому-то помахал и ему передали пакет. Он вручил его мне: „Держи, пап, всего тебе наилучшего…“ Я открыл пакет — а там фотография лошади. Очень мило, говорю, а сам думаю: на кой мне сдалась фотография лошади?.. Пол, видимо, заметил, какое у меня лицо. И говорит: „Это не просто фотография. Я этого чертова коня купил. Теперь он твой и в субботу участвует в скачках в Честере“».
Знаменитый мерин Дрейкс Драм обошелся Полу в тысячу пятьдесят фунтов. Пол оплачивает и его тренинг: шестьдесят фунтов в месяц. В 1966 году Дрейкс Драм выиграл три тысячи фунтов, включая тысячу на скачках в Ньюбери и скачки перед «Гранд Нэшнл» на ипподроме в Эйнтри.
Джим ни в чем не нуждается. Как у всех битловских родителей, у него есть счет, откуда он может снимать сколько угодно денег. Джим обходится без показухи, но, похоже, больше прочих любит и смакует буржуазную жизнь.
«Перемены свалились на меня неожиданно — мне было шестьдесят два. Я не сразу привык. А теперь я как рыба в воде. Слова на манер аристократов не растягиваю, но жизни радуюсь. Будто всегда так жил».