словами отвечал… отнюдь не „Харе Кришна“».
Пол кое-что писал для других исполнителей и для кино, но постепенно понял: надо браться за дело, которое ему всегда нравилось, — выступать с группой на сцене. Он и битлов хотел снова вытащить из студии, хотя бы на разовые концерты. И Пол решил вместе с женой Линдой, не имевшей никакого музыкального опыта, создать собственную группу, Wings[258]. В мире поп-музыки над этой затеей от души похихикали. Группа начала очень скромно, без предварительной рекламы приезжала в университетские городки, что, впрочем, не оградило Линду от нападок: экспертов возмущало, что она со своим ужасным голосом посмела навязаться группе Пола. Один из первых синглов Wings — песня «Mary Had a Little Lamb»[259], не самый вдохновенный пример творчества. По слухам, Джон сказал, что Пол теперь похож на Энгельберта Хампердинка[260], — хуже сравнения не сыскать. Затем Джон весьма язвительно отозвался о Поле на нескольких своих альбомах. На «Imagine» он говорит, что Пол — «Muzak to my ears» и что «pretty face may last a year or two»[261].
Мало-помалу дела у Wings пошли на лад. На гастролях Пол не чурался иногда включать в репертуар старые песни «Битлз», которые все любили. А начиная с альбомов «Band on the Run» и «Venus and Mars» Пол снова выбился в первые строчки хит-парадов и почти — хотя и не совсем — повторил свой успех битловского периода. Его американские гастроли 1976 года прошли с полным аншлагом и наконец доказали, что, невзирая на Линду, Wings — превосходная поп-группа.
Возможно, в новых песнях Пол не достигает уровня «Yesterday» или «Eleanor Rigby», но в коммерческом плане он явный лидер среди экс-битлов. «Mull of Kintyre» в 1977 году побила любой сингл «Битлз». Пол утверждает, что с Wings заработал больше, чем за все битловские годы. И в это не так уж трудно поверить: слишком много народу участвовало в разделе битловского пирога.
Теперь Wings закончили свою карьеру. Кое-какие люди, работавшие в этой странной импровизированной группе, неплохо заработали, поведав миру, как тяжко с Полом сотрудничать, какой он порою властный и отвратительный. Возможно, в их стенаниях есть доля правды. Пол перфекционист и своими требованиями способен свести ассистентов с ума. Все, кто работал с Полом после распада «Битлз», могли претендовать только на звание ассистента, а не равного ему лидера группы. В свою очередь Пол говорит, что группами сыт по горло. «Ненавижу группы — как будто в неудачном романе завяз».
По сей день Пол остается публичным битлом — довольно регулярно дает интервью, честно и открыто говорит о себе и своем прошлом, о своих тревогах и радостях. Как обычно, кое-кто попрекает его чрезмерным обаянием, подозревает, что Пол все это делает не без умысла. Пол, наверное, чуточку актерствует — играет роль Пола Маккартни, очаровательной суперзвезды, обожаемой всеми мамашами, и из-за этого иногда слишком слащав, но в его искренность я верю.
В 1984 году Пол давал бесчисленные интервью, рекламируя свой фильм «Передайте привет Броуд-стрит», который многие если и не ругали, то критиковали. Мне всегда казалось, что критика фильма «Magical Mystery Tour» была несправедливой — и в основном в неудаче винили Пола как главного зачинщика. Но тот фильм был скромной телепостановкой, и в нем были хорошие песни. От «Броуд-стрит», полнометражного художественного фильма с хорошим составом актеров, мы все ожидали гораздо большего, однако сценарий Пола был так скучен, что не оставил фильму никакой надежды. Не исключено, что сейчас, создав собственный фильм, Пол опять начнет сочинять и петь, пусть он даже играет — ну, иногда, — а на сценарии найдет толковых профессионалов. Удивительно, что он до сих пор не попробовал мюзикл. Вы только вообразите, что мог бы сотворить режиссер уровня Тревора Нанна[262] с песнями Пола.
Пол продолжает сочинять и петь в одиночку, хотя его Wings и улетели; впереди у него еще много хитов, которые попадут в горячую двадцатку. Трудно себе представить, чтобы он занимался чем-то другим. И он по-прежнему бизнесмен, управляет своей компанией McCartney Promotions Limited с главным офисом в Лондоне на площади Сохо. Компания занимается всеми творениями Пола плюс другими вещами, которые приобрела, типа «Энни» и «Бриолина»[263], и кучей отдельных песен. По крайней мере, Пол вложил деньги в музыку, а не в недвижимость.
Пол часто повторял, что для него главное в мире — семейная жизнь. Хизер, его старшей дочери (от первого брака Линды), сейчас уже двадцать два, и она работает ассистентом фотографа. А еще у них очаровательная семнадцатилетняя брюнетка Мэри, пятнадцатилетняя рыжая Стелла и семилетний блондин Джеймс. Как ни странно, несмотря на риски, все они учились в государственной школе. Они вместе живут и играют — одна большая дружная семья, без нянек и слуг.
Снаружи их дом в Сассексе выглядит весьма внушительно, с прожекторами и оградами, но после гибели Джона все это легко понять. Местным жителям дом известен как «Полдитц». Однако внутри жилище на удивление компактно, всего пять спален, и семья ведет скромную спокойную жизнь в обычном семейном кавардаке. Линда никогда не была образцовой матерью и домохозяйкой, зато обожает готовить.
Они переехали сюда из дома еще меньше, неподалеку, для безопасности объединив два старых коттеджа. В Лондоне у них остался дом на Сент-Джонс-Вуд, дорогой сердцам тех, кто околачивался в «Эппл», а также битломанок с Эбби-роуд. Еще у них ферма в Аргайле. Пол вегетарианец, не курит сигарет, немножко бегает по утрам, немножко занимается гончарным делом, любит рисовать и часто смотрит телевизор. Пристрастие к телевидению заметно в «Броуд-стрит» — там полно коммерческого блеска и диккенсовщины «Детского часа».
Как и Джордж, Пол весь состоит из противоречий. Он умен и якобы изворотлив, однако за последние десять лет ухитрился четырежды попасться на легких наркотиках. Заявиться в японский аэропорт с марихуаной на тысячу фунтов — глупость чистейшей воды. Трудно объяснить, как он, якобы такой заботливый отец, попадается на употреблении наркотиков, даже легких.
Он не скрывает появившейся седины, но стоит появиться фотографу, как Пол тут же втягивает живот. Свое физическое тело он осознает очень отчетливо. Часто ноет — мол, газеты пишут о нем черт-те что, — но продолжает давать интервью. За столько-то лет пора было понять, к чему это приводит. Ему не нравится возня вокруг покупки и продажи битловских сувениров, однако он сам торговался на «Сотбис». (Он хотел купить открытку, которую послал Джону, но кто-то перебил его ставку.) Собственно говоря, они с Джорджем только усугубили эту свистопляску, издав книгу рисунков Пола и книгу Джорджа с текстами песен, написанными его собственной рукой.
Какой же он все-таки сложный человек, какой неоднозначный — столько самооправданий, столько страхов, такая ранимость. Как могли мы в шестидесятые считать Пола незамысловатым обаяшкой, с чего мы взяли, что Джордж — всего лишь маленький тихоня? Сегодня мне кажется, что они оба необъяснимее и непостижимее Джона. Тот всегда был прямодушен до грубости, мгновенно раскрывался, высказывался открыто. А Пол и Джордж очень многослойны. И оба расстраиваются, когда чужаки претендуют на понимание, когда описывают их в черно-белых тонах, что вряд ли было бы справедливо по отношению к любому из нас.
Вскоре после смерти Джона у нас с Полом случались странные беседы. Было похоже, что его много чего страшно угнетает, смерть Джона — не в последнюю очередь. Дело было в мае 1981 года, и кое-какие его рассказы я записал в дневнике.
Смерть Джона превратилась в своего рода культ — мгновенно появились книги, газеты были по-прежнему забиты соответствующими материалами. Многие, возвеличивая Джона, принижали Пола — ну или так казалось. Пол считал, что его раскритиковали в только что вышедшей книге Филипа Нормана, моего бывшего коллеги по «Санди таймс». Филип Норман пришел ко мне и сказал, что пишет книгу о шестидесятых в целом, и я ему помог, показал все свои материалы, много чем поделился, например телефоном Мими. Я тогда не знал, что он напишет биографию «Битлз». Собственно говоря, для этой книги с подзаголовком «Правдивая история „Битлз“» ни один битл интервью ему не давал.
Пол позвонил мне 3 мая 1981 года и около часа живописал свои обиды. До того он столь же многословно изливал душу моей жене, когда позвонил, а меня не застал, — я гулял в Хэмпстед-Хит. Пол сетовал, что сыт по горло всеми этими людьми, которые постоянно полощут имена его и Джона и всё перевирают. Он один знает правду. И она существенно отличается от того, что говорится вокруг.
Пол ругал меня за то, что после смерти Джона я несколько раз появился на телевидении. Там я говорил, что Джон был тверже, прогрессивнее, а Пол — мягче и мелодичнее.
Но больше всего Пола в тот день расстроило интервью с Йоко, где приводились ее слова: мол, он, Пол, причинил Джону боли больше всех. Это, сказал Пол, едва ли не самые жестокие слова, какие он когда-либо читал.
«Никто никогда не говорит о том, как Джон делал больно мне, — жаловался он. — А он называл мою музыку „мяузикой“. Все твердят, что я причинил ему боль, но чем? Никто никогда не приводит примеров. При этом обвиняют меня во всех грехах. И что, я правда ранил Джона больнее всех? Даже больнее, чем тот, кто сбил Джулию?
Мы с ним вечно соперничали. Я написал „Penny Lane“ — тогда он написал „Strawberry Fields“. И это было постоянно. Но это касалось сочинительства. Я не понимаю, зачем она так. Когда мы разговаривали в прошлый раз, все было нормально. Йоко сказала, они с Джоном только что слушали один мой альбом и плакали».