В 1954 г. Хрущев уже в качестве первого секретаря ЦК КПСС поставил этот вопрос перед Президиумом ЦК. Было решено передать Крым в состав УССР, приурочив этот акт к юбилею вхождения Украины в состав России в 1654 г. Это решение было утверждено Верховными советами РСФСР, СССР и УССР. Необходимые процедуры были соблюдены. Для большинства жителей Крыма это решение было малозаметным фактом, потому что и РСФСР, и УССР входили в одно государство.
Почему Сартр в «Тошноте» нападает на гуманизм и цитирует Паскаля?
ВИКТОР ВАХШТАЙН
Профессор факультета социальных наук МВШСЭН
Разгадка кроется в том, кто именно из героев романа цитирует Паскаля. Самоучка – самозваный социалист, обделенный рефлексией, уверенно стоящий на гуманистических позициях, осваивающий «все знания человеческие» самостоятельно в алфавитном порядке (в финале романа выясняется, что за его любовью ко всему человечеству скрывается любовь к мальчикам-лицеистам, но этот сюжет имеет отношение больше к Фрейду, чем к Паскалю).
Паскаль для Сартра – певец чиновничьего гуманизма. «Гуманист радикального толка, – пишет он в «Тошноте», – это в первую очередь друг чиновников. Главная забота так называемого «левого» гуманиста – сохранить человеческие ценности; он не состоит ни в какой партии, потому что не хочет изменять общечеловеческому, но его симпатии отданы обездоленным; служению обездоленным посвящает он свою блестящую классическую культуру. Как правило, это вдовец с красивыми глазами, всегда увлажненными слезой, – на всех юбилеях он плачет. Он любит кошек, собак, всех высших млекопитающих». Именно паскалевский рационализм делает возможной ненавистную Сартру «любовь к человечеству»; рационалист услужливо предлагает гуманисту образ «человека вообще», «человека как такового», «человека без свойств», абсолютно упругого человечества в вакуумной колбе.
Такой рационалистический гуманизм для Сартра – проклятье чиновнического класса. Того самого класса, к которому сам Сартр принадлежит и от которого пытается всеми силами отстраниться. В письме другу он напрямую связывает паскалевскую философию, гуманистическую риторику и чиновничье мировоззрение: «…я выходец из чиновничьего круга… я – праправнук крестьян, внук чиновников, сам чиновник… я был воспитан в духе безличного рационализма, который привил мне вкус к безличности в области идей. Как раз из-за того, что какая-нибудь идея Паскаля, стоит мне ее усвоить, представляется мне принадлежащей как Паскалю, так и мне самому или моему соседу или, точнее, представляется мне собственностью человеческого сообщества, я и не хочу иметь в своей библиотеке дорогого издания его произведений».
Если Паскаль – философ для чиновников, то сам Сартр – философ из чиновников. Что в литературе, что в философии ему приходится по капле выдавливать из себя Паскаля с его рационализмом, гуманизмом и обезличенностью. Однако как раз здесь Сартр терпит полное фиаско.
Начнем с того, что половина беспокоящих его философских проблем была поставлена именно Паскалем. Сартр порой почти дословно цитирует его, не ссылаясь. Далее. Через восемь лет после публикации «Тошноты» Сартр вернется к теме гуманизма и объявит, что его философия – это и есть подлинный гуманизм: «Мне говорили: «Ведь вы же писали в «Тошноте», что гуманисты не правы, вы надсмеялись над определённым типом гуманизма, зачем теперь к нему возвращаться?» Действительно, слово «гуманизм» имеет два совершенно различных смысла. Под гуманизмом можно понимать теорию, которая рассматривает человека как цель и высшую ценность… Культ человечества приводит к замкнутому гуманизму Конта и – стоит сказать – к фашизму. Такой гуманизм нам не нужен. Но гуманизм можно понимать и в другом смысле. Человек находится постоянно вне самого себя. Именно проектируя себя и теряя себя вовне, он существует как человек».
Здесь вновь – внутренняя борьба Сартра с Паскалем. Определить человека через его способность к трансценденции, выходу за пределы самого себя и переопределению себя – именно паскалевское изобретение. Правда, Паскаль решал эту задачу рационалистически – человек выходит за свои пределы, рефлексируя, осознавая собственное ничтожество, – а Сартр в духе радикального акционизма: чтобы переопределить себя, человек должен «терять себя вовне», «достигать трансцендентных целей». Но и здесь мы видим тот же самый сартровский вариант эдипова комплекса: убить Паскаля, овладеть гуманизмом.
Впрочем, кажется, этот сюжет тоже имеет больше отношения к Фрейду, чем к Сартру.
Можно ли первой признаться в любви и не опозориться?
НАТАША ТИМАКОВА
Пресс-секретарь председателя Правительства Российской Федерации
Можно и нужно. Опозориться? Что это значит? Что какие-то люди скажут о тебе: «О, она первая призналась»? Кто они? Для тебя гораздо важнее, чтобы тот, кому ты призналась, сказал тебе: «И я тоже». И даже если он скажет: «Извини, я – нет». Важно, что ты поняла: я – люблю!!!
Почему все такие злые?
ПЕТР ИВАНОВ
Социолог, сотрудник Школы урбанистики НИУ ВШЭ
Был знаменитый эксперимент в области социальной психологии, когда разным группам испытуемых показывали одни и те же фотографии людей, но сопровождали это разными рассказами о них. В одних рассказах люди представали злодеями, маньяками, ворами и убийцами, в других – примерными семьянинами, талантливыми художниками и бизнесменами.
После этого испытуемых просили описать черты лиц людей, изображенных на фото. Одни и те же фотографии, разумеется, получали в разных группах разную интерпретацию. Так стало понятно, что во многом то, какими мы видим людей, зависит от наших ожиданий.
На уровне общества это значит, что мы считаем всех «такими злыми» потому, что у нас существует социальная норма, диктующая недоверие и подозрительное отношение к окружающим. Исследования доверия и социального капитала в России показывают крайне низкие показатели этих параметров, так что неудивительно, что мы воспринимаем друг друга злыми и злонамеренными.
Кто умнее: кошки или собаки?
ИЛЬЯ КОЛМАНОВСКИЙ
Заведующий лабораторией биологии Политехнического музея
У кошек лучше развит сенсомоторный интеллект. Это значит, что они чувствительнее, точнее в движениях и умеют охотиться на очень крупную дичь (относительно собственного размера, конечно). Рысь поймает зайца с гораздо большей степенью вероятности, чем волк или лиса.
У собак лучше, чем у кошек, развит социальный интеллект.
Псовые охотятся стаей: им нужно уметь коммуницировать точнее, чем кошкам. Их способ охоты с участием десятков особей поражает распределением ролей. И людям легче понимать собак, и собаки понимают людей куда лучше кошек. Человеческий интеллект – тоже социальный.
Какую самую большую ошибку совершают любящие и заботливые родители?
КАТЯ КРОНГАУЗ
Создатель школы бебиситтеров Kidsout
Самая большая ошибка – считать, что ты действуешь в интересах ребенка.
Все родители совершают ошибки и ведут себя странно, но почему-то большая часть при этом считает, что делает это в интересах и ради ребенка.
Кто-то ругает своих детей, и это странно, кто-то, наоборот, никогда ничего не запрещает, чтобы не травмировать, и это тоже странно, кто-то наказывает, кто-то издевается, кто-то шутит, кто-то бросает работу и сидит с детьми до их свадьбы, кто-то бросает детей и выходит на работу из роддома, кто-то бросает больных детей в роддоме, кто-то заставляет детей учиться ради их блага, кто-то ради их блага вообще не вникает в их жизнь.
И каждый тип поведения имеет право на существование – но все это не про благо детей, а про личный комфорт родителей. Мне не хочется почему-то работать – вот я и бросаю работу, а чтобы не было так страшно, рассказываю, что это не я так решила, а это для ребенка лучше. А потом ребенку всегда могу еще и предъявить: я для тебя работу бросила. А ребенку это, может, и вовсе не надо было. И все оказываются несчастными и нечестными.
А если ты сам совершаешь свои ошибки и сам за них отвечаешь, и сам потом их признаешь или не признаешь – то и тебе с этим легче потом справиться, и ребенку проще с тобой согласиться или поспорить.
Почему люди в очереди прижимаются пузом к моей спине?
ЛЕОНИД ИОНИН
Профессор социологии НИУ ВШЭ
Вопрос вроде простой, но, как со всеми простыми вопросами, здесь нужен сложный ответ. Ведь самые привычные и на первый взгляд простые вещи как раз сложно устроены.
1. Дефицит
Во-первых, люди, что называется, напирают в очереди друг на друга потому, что стремятся быть поскорее в той точке – в ядре очереди, – где что-то дают или что-то получают. Это следствие психологии дефицита, которая выработалась в основном в советское время. Можно вспомнить, например ГУМ: огромный магазин, по которому приблизительно равномерно распределены снующие в поисках покупок граждане, и вдруг в каком-то месте как будто зарождается водоворот, вовлекающий в свою воронку все больше напирающих друг на друга людей. В этом месте вдруг стало черно от людей. Это «выбросили» финские сапоги. А почему люди напирают друг на друга, стремясь как можно скорей оказаться в ядре очереди? Да потому, что небезосновательно боятся, что на всех сапог не хватит.
То же происходило с авиабилетами, даже с билетами за границу, и со многими другими товарами и услугами. Люди напирали друг на друга, потому что боялись, что распределяемого товара на всех не хватит. Вот сейчас, когда во многих местах введена электронная регистрация, такая «напирающая» очередь исчезает. А там, где она сохранилась, – это пережиток, или рецидив выработанной в прежние времена психологии товарного дефицита.
2. Пространство – время
Нужно только оговориться, что даже если товарный дефицит в какой-то степени исчез, то ведь дефицит пространства и времени сопровождает человека вечно. И вполне понятно, когда человек сзади прижимается к впереди стоящему до неприличия плотно, как бы желая продвинуться вперед скорее, т. е. скорее оказаться в ядре очереди. Это дефицит времени. А иногда для очереди нет достаточно места, и тогда люди вынуждены прижиматься друг к другу. Это не имеет, конечно, ничего общего с дефицитом советских времен.