– Надкушенные? Ну, я слышал, раньше такое было. Теперь-то, конечно, нет. – В глазах Вовы появляется что-то человеческое. Если вы хотите привести в чувство пьяного клерка, спросите его про работу. Только название родной компании способно вернуть его к жизни, из любого состояния. – Вообще-то на этапе выхода на рынок такое вполне могло быть. Для формирования уважения к собственному бренду. Или типа того. – Взгляд Вовы снова плывет.
– Уважение, лояльность, да? Это круто, чувак! Это реально круто! Вы же еще и собачьими кормами торгуете, так?
– И собачьими, и кошачьими… а вино еще есть! Да чем мы только не торгуем! – Вовин локоть соскальзывает со стола, опрокидывая бокал с вином.
«Relax, take it ea-a-a-sy», – поет из колонок Mika. Ваня продолжает говорить по телефону.
– А на столах у сотрудников, продающих эти корма, тоже должны находиться образцы продукции? Просто распечатанные или все-таки надкушенные?
– Да кто знает, что там у них стояло! – Моя шутка оказалась слишком тонкой для Вовы. – Вань, в натуре, хорош по телефону трещать, поговори с пацанами.
«Вот и до пацанов договорились, – думаю я, – интересно, когда? Минут через десять или позже?»
– Ну что, будем разъезжаться, – включается закончивший разговор Ваня. – Считаемся?
И тут Вова выдает. Ему даже десяти минут не потребовалось.
– А поедем в караоке, а? В «Кафку». Ща столик возьмем, попоем часик, а?
– Последний раз предложение «поехать в караоке» вкупе с «пацанами» я слышал полгода назад в «Галерее», – шепотом говорю я Антону. – С тех пор я туда не хожу. Спасибо тебе за вечер, брат.
– Я, что ли, его напоил? – шипит Антон.
– Ты сделал гораздо хуже. Ты пригласил сюда меня.
– Иди к черту, я сам не знаю, как мне отсюда свалить! Если ты такой умный, отцепи его.
– Э, в натуре, хорош шептаться! – разворачивается к нам Вован. – Короче, поехали, я проставляюсь. За начало холостой жизни. – Он закатывается пьяным смехом и поднимает правую руку. – Посчитайте нас!
– Вов, давай не сегодня, – пробует приструнить его купеческую удаль Антон.
– У меня завтра встреча в девять, я не могу, – категорично выступает Ванька.
Я понимаю, что никто из этих слюнтяев не способен разрешить ситуацию, и принимаю отчаянное, но верное решение. Отваливаю к столику со знакомыми девицами. Они пьют шампанское, едят сашими и глазеют по сторонам. Картина, в целом, типична.
– Здравствуйте, девушки, как складывается вечер? Давно не виделись! – Я целую обеих в щеки. – Настя, у тебя грустные глаза, ты меня расстраиваешь!
– Скучно, Андрюша, очень скучно, – откликается Настя. – Вот сидим с Машкой, допиваем шампанское и отчаливаем.
– Как-то безрадостно все у вас, – мажу я глазами по Маше. – Как-то сложно все.
– А у тебя есть предложения? – Настя делает глоток и прищуривается. – Это твоя компания, да? – указывает она на наш столик.
– Ага. Ничего интересного. Выгуливаем сына одного угольного олигарха (только между нами, окей?). Он желает в караоке ехать, а мы хотим домой, спать. – Я делаю унылые глаза. – Завтра нас снова ждут пыльные офисы столицы.
– У вас тоже ничего веселого, как я посмотрю. Город умер, если даже ты, Андрюшечка, едешь домой в столь ранний час.
– А что за сын? – оживляется Маша.
– Сын? – Я ухмыляюсь. – Сын на самом деле спит и видит, как очутиться за вашим столиком.
– Он же пьяный в хлам, – кривится Настя. – Сейчас начнутся слюнявые приставания.
– Я тебя умоляю, зайка! Я тебя умоляю! – Я обнимаю ее за плечи. – Какие приставания?! Скрасит ваше тоскливое одиночество, и все!
– В смысле? – не врубается Маша.
– В смысле счет оплатит. Или дальше куда пригласит.
– Я дальше никуда не поеду. Я поеду домой, – мотает головой Настя.
– Ну, и не поедем, так… потрещим. – Маша стучит пальчиками по бокалу. – Андрюш, он вообще нормальный? Ты его давно знаешь?
– Господи, да десять лет уже. Какой он нормальный? В пятницу развелся и собирается оставить бывшей жене папину квартиру на Комсомольском, а сам съехать в дом на Истру. Нормальные люди так поступают?! На черта нормальному человеку жить на Истре, я вас умоляю!
Глаза Маши загораются. Настя переводит взгляд на Вована, затем на меня.
– Маш, в принципе, можно еще по бокалу. Как думаешь?
– В принципе… – Она делает паузу. – А сколько сейчас времени?
– Какая разница, зайка? – Я беру в руки щипцы для льда и кидаю в Машкин бокал пару кубиков. – Relax, take it e-e-e-e-a-a-a-sy-y, para durirum daram dara…
– Ну ладно. Веди своего холостяка, – уголками губ улыбается Настя.
– Ты точно уверен, что тебе нужно домой? – интересуется Маша, поправляя под платьем бретельку бюстгальтера.
– К сожалению, зайка. К огромному сожалению, – я прикладываю руку к груди, картинно кланяюсь и скипаю обратно к нашему столику.
Там продолжается жаркая дискуссия по поводу скоропалительного расчета. Вова настаивает на продолжении праздника.
– Брат, – я встаю у него за спиной и кладу руки ему на плечи, – брат, я только что разговаривал с двумя телками. Не оборачивайся. Он все равно делает попытку обернуться, но я удерживаю его обеими руками.
– А… чо за телки-то? – мычит Вован. Антон и Ваня с надеждой смотрят на меня.
– Хорошие, Вова, хорошие. Одна из них на тебя запала. Вторая, в принципе, тоже не прочь. Пошли, познакомлю.
– Я не знаю. – Вова обмякает на стуле. – Неудобно как-то… Ты гонишь или серьезно говоришь?
– Вова, чего ты менжуешься, а? Ты человек, а не офисная мебель! Пошли со мной! – командным голосом говорю я ему прямо в ухо.
– Вован, телки нереальные, мне отсюда хорошо видно, – кивает Ваня.
– А одна из них работает в финансах «Nestle», я ее знаю, – подзуживает Антон.
– Вова, это шанс, который судьба посылает тебе в ответ на недостойное поведение твоей бывшей. Я тебя умоляю, не упусти его. Сделай это ради своей страны, чувак!
– Почему ради страны-то? – Вова все-таки оборачивается. – Страна-то тут причем?
– Присказка такая. – Я не даю ему опомниться, хватаю за плечи и тяну вверх. Вова встает, надевает пиджак и неуверенно тащится за мной.
Мы подходим к девушкам:
– А вот и мой грустный, но прекрасный друг, сударыни. Это Владимир. Тоже скучает.
Девушки смеются.
– Володя, а вы о чем скучаете? – спрашивает его Маша.
– А давайте выпьем за скуку! – перехватывает инициативу Настя.
– А потом в караоке поедем, – выдавливает из себя этот пьяный баран. Кажется, все мои усилия пошли прахом, но неожиданно меня выручает Маша:
– А что? Я, например, очень люблю петь, – похоже, она готова отправиться даже в зал игровых автоматов.
– У вас еще, оказывается, и общие интересы! Маша, ты никогда не говорила мне, что любишь петь!
– Ты никогда не спрашивал, – хмыкает она и переключается на Вову. – А куда поедем? В «Крик»? В «Чипполино»?
– Браво! – Я хлопаю в ладоши. – Ладно, друзья, я, пожалуй, пойду. Не буду вам мешать, не хочу отсвечивать, и все такое…
– А может, с нами, а? – интересуется Вовка.
– Нет, нет, нет. Найн, ноу вей, но пасаран и так далее.
– Бывай, брат. – Вова встает, обнимает меня и целует в обе щеки. – Завтра увидимся! Счет за стол пусть сюда пришлют!
– Нет проблем, старичок! – Я выскальзываю из его объятий, незаметно посылаю девушкам воздушные поцелуи и возвращаюсь к ребятам.
– Как тебе это удалось? – выпаливает Антон.
– Я думал, мы сегодня попали, – кривится Ваня.
– Все зависит от того, как себя позиционировать. – Я допиваю свой виски. – Ваня, позови официантку, пусть она счет за наши посиделки этому кретину отнесет.
Ваня беззвучно, но картинно аплодирует. Антон поднимает два пальца, салютуя. Откуда-то сверху начинает играть «Smalltown boy»:
Run away,
Turn away,
Run away,
Run away.
Я ставлю пустой бокал на стол:
– Пора валить, они могут передумать…
Органайзер
Кроме всех перечисленных приемов рекомендуем взять на вооружение важнейший принцип тайм – менеджмента: «Все может быть усовершенствовано».
Я купил себе новый «Moleskine». Не в том дело, что старый закончился, а просто надоел. Кучи непонятных имен, телефонов, какие-то пометки, цифры, расчеты… Замусоленные страницы, и все такое. Когда-то я его купил, чтобы начать, наконец, писать книгу о ночной Москве. Ну, знаете, списывать портреты с живых людей, подмечать сцены, переносить увиденное на бумагу. Даже первые записи успел сделать. Однажды, сидя в кафе с какой-то компанией, достал эту записную книжку, и тут одна телка говорит: «Ты знаешь, что в таком же блокноте делал записи Хемингуэй?» Представляете? Эта глупая сука так и сказала, причем с таким видом, словно сообщила одной ей ведомое тайное знание, ибо никто, кроме нее, не читал рекламной брошюры, валяющейся на каждом стенде с элитными канцтоварами. «„Moleskine“ – такие блокноты вели Хемингуэй, Набоков и Сент-Экзюпери». Это все равно что сказать человеку с банкой «Пепси» в руках: «Ты знаешь, что это вкус победы?» Не люди, а билборды! С тех пор я при посторонних ничего не записываю в «Moleskine», чтобы не давать идиотам поводов продемонстрировать свою информированность. Эта мысль во мне еще более укрепилась, когда с такими блокнотами стали ходить не только правильные люди типа медийщиков, журналистов, пиарщиков, но и вся колхозная тусовка – от студенток педагогического до содержанок, от менеджеров среднего звена до домохозяек. Полный отстой! А новый блокнот я купил для того, чтобы записывать свои тексты. Писать на диктофон – попсово, а в блокнот – оригинально. Во всяком случае, мне кажется, так оно и есть.
Я открыл первую страницу и под титлом «In case of loss, please, return to» написал: «Рукописи горят!». Блокнот Андрея Миркина. Указал телефон, почту, ICQ. Подумав, дописал запасное мыло и адрес блога в ЖЖ –