– А как же вы ее покупали-то, если она не сочетается? – резонно интересуется Рита.
– Ну… понимаешь… короче, тут есть идиотка, жена одного из партнеров, она, типа, интерьером пыталась заняться, привезла эту чертову плитку, и не в тему. У нас открытие через неделю, а я сказал, что с такими туалетами клуб открывать не буду. – Я подхожу и выключаю блендер, потому что даже сам себя не слышу. – Туалет в клубе – самое главное, ты же понимаешь. В общем, приехал с утра и устроил им, как Виктор Вард: «Крапинки. Повсюду эти чертовы крапинки».
– А кто этот Виктор? Я его знаю?
– Ты? – не представляю, что ей ответить. – Нет, не знаешь, питерский промоутер. Открывал «Онегин».
– А-а-а, я, кстати, была в «Онегине». – Ритка вздыхает. – А почему у тебя кровь вчера пошла? Нюхал опять?
– Нет, зайка, что ты! Сам не знаю почему, там так душно было… Голова закружилась, потом кровь пошла. – Я закашливаюсь. – Черт, я от этой пылищи уже охренел. Извини, зайка, просто я не хотел, чтобы твои гости меня в таком виде… ну, ты понимаешь. Подумают еще… всякое…
– А сейчас ты как? Нормально?
– Да так… вяловато как-то, – изображаю я голосом крайнее утомление. – Вчера кровь, сегодня пыль. Ужас какой-то.
– Тебе нужно было сегодня дома отлежаться, – сочувственно говорит Рита.
– Если бы я мог, ха! – Я сплевываю на пол, забывая, что нахожусь на собственной кухне, а не на стройке. – Фак! Надоело все это, но ничего не поделаешь, сегодня в обед с партнерами встречаюсь. Ладно, проехали. Извини меня, в любом случае…
– Андрюш, прекрати… я очень за тебя переживаю… – Рита выдерживает паузу. – И очень люблю.
– Я в понедельник заеду за тобой, – подбрасываю я еще одно полено. – У тебя коробки есть или мне привезти? Или ты не помнишь, что с понедельника мы живем вместе?
– Мне в понедельник вечером нужно к родителям съездить, мать уже обзвонилась, – разочарованно отвечает она. – Если не приеду, будет истерика.
«Класс какой!» – я выдыхаю, чтобы не выдать свою радость.
– Ну тогда во вторник!
– Тогда во вторник… Мы сегодня увидимся? – спрашивает Ритка без особой надежды на положительный ответ.
– Я бы очень хотел, но эти козлы… партнеры то есть… Боюсь, они меня сегодня изнасилуют.
– Что ты говоришь? Плохо слышно!
Слышно все хорошо, не придумывай!
– Я говорю, что мы с моими идиотскими партнерами сегодня собираемся обсуждать бюджет открытия. Это надолго. Еще и пить придется. Они меня уже изнасиловали.
– Значит, не увидимся, – констатирует Ритка.
– Я тебе позвоню после трех, может, солью их раньше.
– Постарайся. Мне чего-то даже из дома выходить не хочется, настолько отвратно себя чувствую.
– А что с тобой? – говорю я наигранно сердобольным голосом. – Ты врача вызывала?
– Нет еще. Наверное, продуло где-то. Лимфы на шее вздулись. С левой стороны.
– С левой? – Я думаю: к концу разговора выяснится, что у Риты еще и одну ногу отрезало. – А что там находится?
– Шея, – смеется Рита. – Андрюш, ты как маленький!
– Я в курсе, что шея. Может, там проходят какие-то важные вены или еще что? Я ж не врач!
– Ничего там не проходит, – отстраненно говорит она, – ничего…
– Ну что, Рит, я тебе перезвоню после трех? – предлагаю я.
– Перезвони, конечно. Если мобильный будет отключен – значит, я сплю. Или у меня температура. Или еще что-нибудь. – Она явно бьет на жалость.
– Рит, ну что ты, в самом деле, ну не могу я сейчас взять и все бросить: строителей, партнеров, дизайнера, – говорю я обиженным тоном.
– Я понимаю. Ладно, пока! Позвони, если получится, – говорит она и отключается.
Я тупо таращусь в окно. Я ужасно устал от всего этого. Я хочу сменить обстановку, диспозицию, девушек наконец. И мне кажется, что от этой истории все уже окончательно устали. По крайней мере то, что Рита так ни разу не спросила, в каком месте Москвы я строю свой клуб, больше меня не удивляет. В самом деле, нет же в реальности никакого клуба… и интереса тоже нет…
«Знаешь, ты останешься ребенком до седых волос. Ты настолько несерьезен, что тебе кажется, будто все вертится вокруг тебя, и все это – игрушки», – перманентно слышал я от разных влюбленных/не влюбленных/ заинтересованных девушек. «До седых волос» – хорошенькое дело. Вообще-то подобные высказывания в корне не соответствуют истине. Лоховская премудрость: «все из-за того, что ты рос в неполной семье», гораздо более в тему.
Если начистоту, я и ребенком практически не был, если не считать тех лет в Питере. Был сыном разведенной женщины, затем сыном отца от первого брака, позднее – чуть-чуть студентом, а потом сразу стал взрослым. Я не знаю, что такое избалованность, зато знаю, как себя чувствуешь, когда просто не с кем посоветоваться. Сначала я пытался обсуждать что-то с матерью, но вместе с нелепыми советами получал стандартное: «я тебя предупреждала». С отцом всегда случалась такая же шняга: «я тебе предлагал вернуться в Америку, ты же упрямый». Сначала я думал, что у них такой специальный родительский прием, типа, не принимать участия в моих делах, игнорировать или предлагать самые нелепые, ничего не имеющие общего с действительностью варианты решения моих юношеских проблем. Я утешал себя тем, что просто они, очень сильно за меня волнуясь, придумали эдакую «зону безопасности» в виде США и всеми способами вынуждают меня вернуться туда. А там, в Штатах, все получится просто зашибись. И радостная, заботливая мама, спрашивающая меня, что я ел на обед, и отец с редкими наездами, с ужинами в дорогих ресторанах, традиционной передачей пачки кэша и вопросом «как там мать?», сопровождаемым взглядом в сторону…
Спустя некоторое время, сопоставив вопросы матери с моими ответами, мне пришлось признать: сложно участвовать в судьбе ребенка на расстоянии, мама. Особенно когда ты из недели в неделю спрашиваешь, пойдет ли чадо в аспирантуру, однажды уже получив более чем подробный ответ: не пойду, почему именно не пойду и почему именно не пойду никогда. С другой стороны, гораздо хуже, если б мама спросила меня, как дела в институте, законченном к тому времени лет пять назад. В общем, вспомнив, что нужно оставаться снисходительным к тем, кто тебя породил, я решил больше не выяснять истинной степени заинтересованности родителей в моих делах и научился с разными интонациями отвечать «Да нормально» на три основных вопроса: «У тебя все в порядке?», «Как на работе?», «А что с личной жизнью?». Ну, чтобы не расстраивать маму. Она же переживает.
С отцом я пытался выстроить отношения в первый год после возвращения в Россию. Ну, типа, я ему звонил, предлагал встретиться, иногда звонил он сам, и у нас получалось пообедать или поужинать вместе. Иной раз он даже заезжал в университет. Но все мои расспросы о бизнесе, предложения как-то помочь ему в небольших делах, получить бизнес-практикум и первый опыт работы, натыкались на стандартное: «Послушай, чего тебе не хватает? зачем тебе лезть в это говно?». Нет, конечно, мы разговаривали обо всяких делах, он интересовался моими друзьями, спрашивал, что у меня с девушками, куда я хожу по вечерам и чем занимаю свободное время. Иногда он даже пускался в пространные рассуждения о моем будущем. Что будет, когда я закончу МГУ, чем бы я мог заниматься, и прочее. В конце каждой такой встречи я ловил себя на мысли, что в глазах отца светится облегчение. Сначала я думал, что это из-за денег. Типа, отец каждый раз ждал, что я попрошу прибавки к содержанию. Если по-честному, пару раз просил. Не больше. Но однажды теплым осенним вечером я понял настоящую причину его поведения. Каждый раз после наших встреч он облегченно вздыхал, понимая, что со мной НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ. Вздыхал, когда после кофе я на традиционный вопрос: «ну, а вообще как дела в целом?», я так же традиционно отвечал: «да ничего вроде». Потому что дела действительно были НИЧЕГО. СО МНОЙ НИЧЕГО ТАКОГО НЕ ПРОИСХОДИЛО. Я не влипал в истории, не связывался с левыми людьми, от меня не беременели девушки из общежития, я не попадал на бабки, не хамил бандитам, не занимал деньги под его имя, не собирался жениться на ростовчанке, не вступал в левацкие партии, не принимал участие в стрит-рейсинге. Я не стал гомосексуалистом или наркоманом, а значит – НЕ СОЗДАЛ ЕМУ ЗА ЭТО ВРЕМЯ ПРОБЛЕМ. Значит, меня не придется вытаскивать из задницы, отдавать за меня долги, решать вопросы с быками или ментами, разруливать отношения с владельцем разбитой мной машины, страховой компанией, отцом ростовчанки, моим бойфрендом или дилером (хотя последнее не помешало бы). Все шло НОРМАЛЬНО. Именно это вызывало у отца облегчение.
Одно время все вышеизложенное меня ужасно злило. Раздражала и мать, нашедшая себе нового бойфренда и озабоченная своими с ним делами гораздо больше моих. С другой стороны, говорил я себе, она много для меня сделала, и злиться на нее по пустякам просто несправедливо. Вот почему я перенес злобу на отца. Я бесился, вспоминая, что именно из-за его поведения мать уехала в Америку, и семьи не стало. «Именно он, вечно удолбанный своей работой (а скорее всего, молодыми телками), все и разрушил, – говорил я себе. – Если б не этот алчный и похотливый козел, жили бы мы все вместе, и ровно. Без переездов, смен школ и круга общения, драк с неграми и прочего отстоя».
Вот почему у меня эти вечные проблемы с телками – их-то много, а толку мало. Такой уж я раздолбай, гены подвели. Именно из-за них у меня предрасположенность к беспорядочным половым связям, махровый эгоизм, поверхностное и потребительское отношение к женщинам – и вечный похуизм вдобавок.
Но, видимо, я человек отходчивый, потому что, потасовав все эти мысли некоторое время, я решил, что не такие уж они и плохие, мои родители. Просто так у них все вышло, никак то есть. А теперь и мать, и отец – каждый из них – пытаются реализовать то, что однажды/ дважды не выходило. Мысли о новой семье, новом доме, комфорте и всем таком… У каждого из них своя, новая жизнь. С собственными проблемами, переживаниями, недостатками и желанием в этот раз все сделать по-иному. Обычная иллюзия: ТЕПЕРЬ У НАС ВСЕ БУДЕТ ПО-ДРУГОМУ!.. А я, так уж получилось, оказался в их ситуации почти что крайним. Именно не лишним, а крайним. Говорят, типа, дети объединяют. А как я могу объединить двоих не желающих видеть друг друга людей? Следовательно, придется становиться взрослым. В конце концов, каждый решает свои проблемы сам. Да и реально не самые плохие у меня родители. Мать звонит, отец встречается, помогает. Они меня любят, каждый по-своему. Просто так получилось. И помочь решить мои незначительные проблемы они не в состоянии. Конечно, каждый из них хотел бы побольше со мной общаться, видеть во мне маленького мальчика, только вот мне нужно что-то другое. Не совет ребенку: «не ковыряй рану, быстрее заживет», а разговор взрослых людей со взрослым же человеком. Видимо, время изменилось. Точнее, не так. Время меняется, а у них его остается меньше, чем у меня.