Главную опасность представляли агрессивные папарацци.
Я думала, что, если перестану появляться на публике, фотографы оставят меня в покое. Но неважно, сидела ли я дома или пыталась сходить в магазин, они меня выслеживали. Целыми днями торчали поблизости, ожидая, когда я выйду.
Журналисты не осознавали, как мне было тяжело. Временами я с катушек слетала, но в глубине души всегда старалась угождать людям. Даже в самые трудные периоды меня волновало, что подумают окружающие. Я выросла на Юге, где манеры крайне важны. Я до сих пор, обращаясь к мужчинам, говорю «сэр», а женщинам – «мэм» вне зависимости от их возраста. Мне было невероятно больно, когда ко мне относились с пренебрежением и отвращением. Где ваша элементарная вежливость?
Если я была с малышами, мой каждый шаг фиксировали. Когда я удирала на машине от папарацци с Шоном Престоном на коленях, это восприняли как доказательство моей непригодности к материнству. Нас загнали в западню в Malibu Country Mart, и, даже когда я плакала, держа сына на руках, меня не прекращали фотографировать.
Когда в Нью-Йорке я, беременная Джейденом Джеймсом, выходила из здания с Шоном Престоном на руках и собиралась сесть в машину, меня окружили фотографы. Мне сказали, что нужно обойти автомобиль и сесть с другой стороны. Что я и попыталась сделать, ослепленная тысячей вспышек и оглушенная возгласами: «Бритни! Бритни!»
Если вы посмотрите видео, а не фотографии, то увидите, что в одной руке я держала стакан воды, а в другой – ребенка, и, когда у меня подвернулась нога, я чуть не упала, но тем не менее устояла. Сгруппировавшись, я не уронила ни стакан, ни сына, который, кстати, оставался совершенно невозмутим.
«Вот почему мне нужен пистолет», – сказала я на камеру, что, вероятно, не сыграло мне на руку. Но я была не в состоянии мыслить здраво. Журналам, казалось, нравились фотографии, которые можно было опубликовать под заголовками «Бритни Спирс стала ОГРОМНОЙ!», «Посмотрите, она без макияжа!» Словно это были какие-то грехи, будто своим набором веса я причинила им зло или предала. Разве я обещала всю жизнь оставаться в теле семнадцатилетней?
20
Когда Шон Престон был маленьким, Кевин стал усерднее работать над собственной музыкой. Он захотел сделать себе имя, и я этому способствовала. Он много записывал, это стало его страстью. Иногда я заглядывала в студию, где он работал, – она больше напоминала клуб. Еще на входе можно было учуять запах травки. Они с парнями были под кайфом, создавалось ощущение, что я мешаю. Я была лишней, меня сюда не приглашали.
Я не выносила дым от марихуаны. Меня от него тошнило. А еще я не так давно родила ребенка и снова была беременна, так что тусоваться весь день я не могла. Поэтому я практически никуда не ходила. Не то что бы это давалось с трудом. У меня был красивый дом – просто мечта. Мы наняли замечательного шеф-повара, правда, пользоваться его услугами часто мы не могли – слишком дорогое удовольствие. Но однажды, съев что-то, что он приготовил, я воскликнула: «Боже, это самое вкусное, что я когда-либо пробовала, ты можешь жить с нами? Я тебя обожаю!»
Я не шучу – я его любила. И была благодарна за любую дополнительную помощь по дому.
«Может быть, так у всех супружеских пар, – думала я, пока мы с Кевином все больше и больше отдалялись. – Нужно позволять друг другу быть немного эгоистичными. Он впервые познал славу на вкус. Пусть насладится ею».
Я старалась себя поддержать: «Он мой муж. Нужно его уважать, принимать на более глубинном уровне, чем человека, с которым просто встречаешься. Он отец моих детей. Сейчас он ведет себя иначе, но, раз он стал другим, возможно, его поведение снова изменится. Мне говорят, что он планирует расстаться со мной, даже несмотря на малышей (как он поступил с матерью своих первых двоих детей, когда они были еще младенцами), да никогда! У нас все будет иначе, не так, как в его прошлом браке».
Придумывая эти оправдания, я лгала прежде всего себе – категорически отрицала, что он меня бросит. Я полетела в Нью-Йорк, чтобы с ним увидеться. Он редко выходил на связь, и я подумала, что нужно провести некоторое время вместе, всей семьей. Оказавшись в городе, я поселилась в хорошем отеле и предвкушала встречу с мужем.
Но он не захотел меня видеть. Он будто делал вид, что меня не существует. Его менеджер, много лет работавший в моей команде, тоже не стал со мной встречаться. Теперь он сотрудничал с Кевином, и, похоже, со мной было покончено.
«Черт, серьезно?» – недоумевала я.
Я думала только о том, как добраться до Кевина и спросить, что происходит. Я хотела сказать: «Когда ты сюда уезжал, мы обнялись. Ты меня поцеловал. Что происходит? Что случилось?»
Я подозревала, что что-то не так, и замечала, как он меняется, особенно после того, как о нем начали писать и он поверил в себя. Однажды он очень поздно пришел домой и рассказал, что был на вечеринке: «Там был Джастин Тимберлейк! А еще Линдси Лохан!»
«Думаешь, мне есть дело до твоей дурацкой вечеринки? – подумала я. – Ты хоть представляешь, на скольких таких вечеринках побывала я? Со многими из них я знакома дольше, чем с тобой. Знаешь, через что мне пришлось пройти за годы, проведенные с Джастином? Нет, ты ничего не знаешь». Конечно, вслух я ничего не сказала, но мне очень хотелось выговорить все и даже больше.
Слава и власть вскружили Кевину голову. Я много раз видела, как популярность и деньги губят людей, и теперь наблюдала, словно в замедленной съемке, как это происходит с Кевином. По моему опыту, когда на большинство людей, особенно на мужчин, обрушивается такое внимание, это начало конца. Сами-то они в восторге. Только на них это губительно сказывается.
Некоторые знаменитости неплохо справляются со славой. Они перспективны, они получают удовольствие, когда ими восхищаются, но не теряют голову. Такие люди знают, к чьему мнению стоит прислушиваться, а чье – игнорировать. Получать награды и статуэтки – круто, и это чувство в самом начале (первые пару лет, когда стал известным) не передать словами. Мне кажется, некоторые кайфуют от славы.
Но только не я. Первые два-три года все было отлично, но каково было мне настоящей? В школе я была баскетболисткой. Чирлидингом не занималась, туда меня не тянуло. Я обожала играть в мяч.
Но вот слава… Этот мир нереален, друзья мои. Он. Не. Настоящий. Ты принимаешь правила игры, ведь благодаря им ты сможешь оплатить счета всей семьи и тому подобное. Но, на мой взгляд, мир шоу-бизнеса лишен черт реальности. Думаю, именно поэтому у меня появились дети.
Мне безумно нравились награды и прочие атрибуты жизни знаменитости. Но все они временны. По-настоящему я люблю пот на полу во время репетиций, играть в мяч и пытаться забросить его в корзину. Мне нравится работать. Нравится тренироваться. В этом гораздо больше аутентичности иценности.
Я завидую тем, кто знает, как заставить славу работать на себя, потому что я ее избегаю. Я очень стесняюсь. Дженнифер Лопес, например, с самого начала казалась мне человеком, который прекрасно справляется с ролью знаменитости, – она умеет потворствовать интересу людей к своей персоне, но при этом вовремя дистанцироваться. Она хорошо справляется и всегда ведет себя достойно.
В отличие от Кевина. Признаться честно, я тоже в этом не сильна. Я часто нервничаю. С возрастом все больше избегаю любого внимания – возможно, потому, что когда-то мне было очень больно.
Во время той непростой поездки в Нью-Йорк я должна была понять, что моему браку конец, но я все еще мечтала его спасти. Позже Кевин перебазировался в другую студию, на этот раз в Лас-Вегасе. Я отправилась туда в надежде поговорить с ним. Когда я его увидела, он был побрит наголо: готовился снимать обложку для своего альбома и все время торчал в студии. Кевин, дай бог ему здоровья, всерьез решил, что он теперь рэпер.
И вот я объявилась в Вегасе с Шоном Престоном, беременная Джейденом Джеймсом, переживающая за мужа. Он пытался добиться чего-то, но все, казалось, в нем сомневались. Я знала, каково это, и сочувствовала ему. Страшно обнажить душу и представить всем свое творчество. Очень важно в себя по-настоящему верить, даже если мир заставляет сомневаться в себе. Но еще я считала, что Кевину следовало чаще проводить время со мной. Я любила нашу маленькую семью всем сердцем. Я вынашивала его детей и многим жертвовала. Практически отказалась от собственной карьеры и сделала все, чтобы наша жизнь стала возможной.
Я оставила Шона Престона в отеле с няней и пришла на съемочную площадку. Мне снова сказали, что муж не хочет меня видеть. Позже он заявил, что это неправда и он никогда бы так не поступил. Но охранники, которые когда-то работали в моем же доме, стояли у дверей и не пускали меня. Создавалось ощущение, что на съемочной площадке меня все избегали.
Я заглянула в окно и увидела группу веселящихся молодых людей. Площадку превратили в ночной клуб. Кевин и другие актеры курили травку и выглядели счастливыми.
Я почувствовала себя чужой. Некоторое время я наблюдала за происходящим, меня никто не заметил. Затем я сказала охраннику: «Что ж, отлично», развернулась и поехала в отель.
Опустошенная, я сидела в номере, и вдруг в дверь постучали.
Я открыла и увидела одного из старых друзей брата – Джейсона Травика. Он слышал, что произошло.
«Как ты?» Казалось, его и правда волновало, что я отвечу.
Интересно, когда меня в последний раз об этом спрашивали?
21
12 сентября 2006 года, прямо перед первым днем рождения Шона Престона, на свет появился Джейден Джеймс. Он с первых минут жизни был невероятно счастливым ребенком.
Родив сыновей, я почувствовала такую легкость и невесомость, словно стала птицей или перышком и могла упорхнуть.
Мое тело казалось мне невероятным. «Я что, снова стала тринадцатилетней?» – думала я. У меня больше не было живота.
Одна из моих подруг сказала: «Ого, ты такая худая!»
Да я просто два года ходила беременной.