К сожалению, когда личная жизнь не ладится, это сказывается на других сферах и многое портит. Мне жаль, что в моей семье было немало проблем, но я по-прежнему горжусь этим альбомом. Некоторые артисты говорят, что он повлиял на их творчество, а фанаты называют его своим любимым.
Тогда о Кевине много писали в прессе, и можно было подумать, что он только что выиграл турнир Большого шлема в Мировой серии. Я его не узнавала. Его попросили сняться в рекламе Суперкубка для Nationwide. В ролике он, по сути, высмеивал самого себя, сыграв работника фастфуда, мечтающего стать звездой. После того как он получил это предложение, я практически его не видела. Словно он был слишком крут, чтобы снизойти до разговора со мной. Он всем рассказывал, что отцовство – лучшее, что случалось в его жизни. А так и не скажешь. Горькая правда заключается в том, что его постоянно не было рядом.
23
Я правда очень хотела замуж за Кевина. Посмотрите на мои свадебные фотографии, у меня все на лице написано: я была сильно влюблена и готова к началу нового этапа в жизни. Я хотела детей от этого мужчины. Уютный дом. Хотела состариться вместе с ним.
Адвокат сказал, что, если я не подам на развод, это сделает Кевин. Выяснилось, что он не спешил лишь потому, что чувствовал себя виноватым. Он знал, что, если заявление подам я, это сыграет на пользу его репутации. Адвокат убедил меня, что Кевин в любом случае со мной разведется. Мне внушили, что будет лучше, если я сделаю это первая – тогда смогу избежать унижений.
Естественно, я не хотела позориться и в начале ноября 2006 года, когда Джейдену было всего два месяца, заполнила необходимые бумаги. Мы с Кевином оба запросили полную опеку над мальчиками. Только вот я не могла понять, почему он настаивал, чтобы я оплатила его счета за юридические услуги. Поскольку официально развод инициировала я, в прессе на меня возложили ответственность за разрушение молодой семьи.
СМИ как с цепи сорвались. Наверное, это пошло на пользу альбому Кевина, который вышел за неделю до объявления о разводе. Меня же смешали с грязью. Некоторые, конечно, пытались оказать поддержку, но получалось жестоко по отношению к Федерлайну, отчего было не легче.
В том же месяце я выступала на American Music Awards. Пока я ждала своего выхода за кулисами, на сцене Джимми Киммел произносил монолог, в котором назвал Кевина «первым в мире чудом, не ставшим хитом». Разыграли миниатюру, посадили похожего дублера в ящик, погрузили в пикап и выбросили в океан.
Но речь шла об отце моих маленьких сыновей. Насилие по отношению к нему меня тревожило. А публика веселилась. Я не знала, чего ожидать, и была в замешательстве. Я вышла на сцену и вручила награду Мэри Джей Блайдж, но потом вернулась за кулисы и дала всем понять, что совсем не ожидала подобного и не оценила жеста. Мне казалось, в разгар битвы за опеку над детьми такое отношение к моему бывшему мужу не пойдет мне на пользу. Все словно были в восторге от новости о нашем разводе – все, кроме меня. У меня не было желания праздновать.
Оглядываясь назад, я понимаю, что и Джастин, и Кевин были очень умны. Они знали, что делают, а я шла у них на поводу.
В этом заключается особенность индустрии. Я не знала, по каким правилам играть. Не умела себя подать. Я плохо одевалась – черт возьми, не буду скрывать, у меня и сейчас с этим проблемы. Но я работаю над собой. Пытаюсь. И, несмотря на все недостатки, я хороший человек. Теперь я понимаю, что в этой игре нужно быть достаточно умной, жесткой и осмотрительной. Я была совершенно невинна, растерянна. Я стала матерью-одиночкой двух маленьких мальчиков – у меня не было времени поправлять прическу перед выходом к полчищу фотографов.
Я была молода и совершала много ошибок. Но скажу так: я не интриганка. Я просто была глупа.
Кое-что Джастин и Кевин все же уничтожили. Раньше я доверяла людям. Но после тех расставаний перестала.
24
Одной из тех, кто проявил ко мне доброту, когда я больше всего в этом нуждалась, была Пэрис Хилтон. Большая часть Америки пренебрежительно воспринимала ее лишь как тусовщицу, а я считала ее элегантной. Только вспомните, как она позировала на красных дорожках и вскидывала бровь, когда кто-то ей грубил.
Она видела, что я страдаю от разрыва отношений, причем с детьми на руках, ей стало меня жаль. Она приехала ко мне домой, поддержала и была невероятно милой. Если не считать того вечера в Вегасе с Джейсоном Травиком, мне казалось, что уже много лет никто не был так добр по отношению ко мне. Она вытаскивала меня из дома. Благодаря ей я впервые за долгое время решила повеселиться.
Какое-то время мы с Пэрис ходили на вечеринки. Но давайте проясним: они никогда не были настолько отвязными, какими их выставляла пресса. Порой я вообще никуда не ходила. Когда дети находились дома под должным присмотром квалифицированного персонала, я выбиралась на несколько часов, задерживалась допоздна и выпивала, как любой нормальный человек в двадцать с небольшим. Но в свой адрес я слышала лишь, что я худшая мать на свете и ужасный человек. Таблоиды не стеснялись в выражениях: «Она шлюха! Она наркоманка!»
У меня никогда не было проблем с алкоголем. Я любила выпить, но не уходила вразнос. Знаете, какой препарат я предпочитаю? Единственное, что употребляла, кроме выпивки? Аддералл – амфетамин, который дают детям с СДВГ. Он дарил мне ощущение легкого кайфа, но гораздо больше я обожала то, что благодаря ему несколько часов я чувствовала себя менее подавленной. Это единственный препарат, который оказывал на меня тот же эффект, что и антидепрессанты, и я правда нуждалась в чем-то подобном.
Тяжелые наркотики меня никогда не интересовали. Я видела, как многие в музыкальном бизнесе их принимали, но это не для меня. Там, где я росла, в основном пили пиво, а я по сей день не люблю пить дорогое вино, потому что оно обжигает горло. Я и травку не люблю, за исключением того вечера в Нью-Йорке, когда я сломала каблук. Даже если я просто стою рядом с тем, кто курит, начинаю ловить кайф, становлюсь медленной и тупею. Ненавижу это состояние.
Знаете, что мы с Пэрис и Линдси Лохан натворили в тот якобы сумасшедший вечер, который все так бурно обсуждали? Мы напились. И все!
Мы тогда жили в доме на побережье, мама осталась присматривать за детьми, а я поехала развлечься с Пэрис. Мы выпивали, дурачились, эмоции зашкаливали. Было приятно провести время с подругами и отдохнуть. В этом не было ничего плохого.
Под конец, довольная ночными приключениями и все еще немного пьяная, я вернулась домой. Мать не спала. Когда я вошла, она стала кричать, и мы сильно поссорились.
Она уверяет, что это из-за того, что я пришла пьяная.
Она права. Я заявилась домой в таком состоянии. Но разве я нарушила какое-то строгое правило в нашей семье? В тот вечер я попросила ее посидеть с детьми, чтобы я могла со спокойной душой отдохнуть и дети не видели свою мать в нетрезвом виде.
Я сгорала со стыда. Я стояла там, шатаясь, и думала: «Что ж. Видимо, мне запрещено веселиться».
Мама всегда заставляла меня чувствовать себя плохой или виноватой в чем-то, хотя я много работала, чтобы быть хорошим человеком. Моя семья всегда относилась ко мне так, словно я плохая. Та ссора стала поворотным моментом в моих отношениях с матерью. У нас не получалось общаться как раньше. Мы пытались, но не вышло.
Независимо от того, сколько у меня было поклонников по всему миру, родители, похоже, никогда не считали, что я чего-то стою. Как можно так обращаться со своим ребенком, когда он переживает развод, одинок и потерян?
Нельзя лишать человека милосердия в трудную минуту, особенно когда не можешь дать столько же хорошего, сколько берешь сам. Когда я стала отвечать им и даже возражать (видит Бог, они были далеки от идеала), им это очень не понравилось. Но они по-прежнему имели надо мной огромную эмоциональную власть.
25
Все, что рассказывают о том, каково это – быть родителем, в моем случае оказалось правдой. Мальчики подарили моей жизни смысл. Меня потрясло то, сколько чистой и безоговорочной любви я испытывала к этим крошечным созданиям.
Но все же быть матерью, находясь под большим давлением и дома, и за его пределами, оказалось гораздо, гораздо сложнее, чем я ожидала.
Перестав видеться с друзьями, я начала себя странно вести. Я знаю, что мне нужно было сосредоточиться на материнстве, но мне было трудно изо дня в день сидеть и играть с ними – привыкнуть, что родительство выходит на первый план. Я чувствовала себя потерянной. Меня постоянно старались в чем-то обличить. Я не знала, куда идти и что делать. Может, стоило вернуться домой в Луизиану, найти дом, обнесенный высоким забором, и спрятаться?
Тогда я не понимала, но осознаю сейчас: у меня отняли все атрибуты нормальной жизни. Я не могла выйти из дома так, чтобы моментально не попасть на первые полосы газет, не имела права совершать ошибки, свойственные молодой матери двоих детей, и потеряла доверие к своему окружению. У меня не было свободы, я не чувствовала себя в безопасности. Вдобавок ко всему я страдала, как выяснилось гораздо позже, тяжелой послеродовой депрессией. Признаюсь, я боялась, что не смогу жить, если ситуация не изменится.
Пока все делали, что хотели, за мной следили со всех сторон. Джастин и Кевин могли заниматься сексом и скурить хоть всю травку в мире, и никто им и слова бы не сказал. Я же пришла домой после вечера, проведенного в клубе, и моя родная мать спустила на меня всех собак. Я боялась за каждый свой шаг. Моя семья парализовала меня.
Я тянулась к любому, кто мог бы вмешаться и стать буфером между мной и родными, особенно к тем, кто звал меня на вечеринки и позволял на время передохнуть от пристального внимания и контроля, под которыми я находилась. Не все из них хорошо себя проявили в долгосрочной перспективе, но я отчаянно нуждалась в помощи, особенно тех, кто сам ее предлагал и мог держать меня на расстоянии от родителей.