Мои выступления казались мне ленивыми и странными. Я беспокоилась о том, что обо мне подумают. Мне хотелось показать, что я готова дать публике гораздо больше. Я любила часами работать со звукоинженером в студии и делать собственные ремиксы. Но мне говорили: «Их нельзя добавить в программу из-за тайминга шоу. Придется все переделывать». Я была бы только рада, но все мои идеи рубили на корню.
Когда я пыталась настаивать, все, что мне могли предложить, – поставить один из моих новых треков, пока я переодеваюсь.
Люди вели себя так, будто делали мне огромное одолжение, включив мою новую песню, пока я в подвальных помещениях пыталась лихорадочно сменить костюм.
Было стыдно, потому что я знаю этот бизнес. Я прекрасно понимала, что мы с командой запросто можем изменить программу. Но все решал отец, и у него мое шоу было не в приоритете. А значит, те, кто мог бы решить проблему, не стали бы ничего делать. Исполнение устаревших песен и меня заставило постареть. Мне хотелось нового звучания, других движений. Теперь я понимаю: родных пугала мысль о том, что именно я стану звездой. Поэтому отец все решал за звезду. За меня.
Когда я снимала клипы на синглы из альбома Glory, я чувствовала себя легко и свободно. Эта пластинка напомнила мне, каково это – исполнять новый материал и как сильно он мне нужен. Через год после выхода Glory мне сказали, что я получу свою первую премию Radio Disney Icon Award, и я подумала: «Как здорово! Я возьму с собой мальчиков и надену модное черное платье, будет очень весело».
Пока я сидела в зале и слушала попурри из собственных песен, меня переполняла целая гамма чувств. Когда неожиданно появилась Джейми Линн, чтобы исполнить Till the World Ends и вручить мне награду, эмоции били через край.
Сидя в зале, я вспоминала концерт, на котором исполняла песни из альбома In the Zone. Это были ремиксы, специально записанные для телеканала ABC. Мы репетировали неделю, я исполнила несколько новых треков. Меня так красиво сняли. Я чувствовала себя ребенком. Честно говоря, это одна из моих лучших работ. В исполнении знойной.„Baby One More Time чувствовалась атмосфера кабаре, а для Everytime я надела прекрасное белое платье. Смотрелось безумно красиво. На том этапе карьеры я чувствовала себя свободной, исполняла собственные песни, причем по-своему. Невероятные ощущения – я обрела контроль над творческим процессом.
Сидя в ожидании награды Icon Award от радиостанции Disney Music, даже несмотря на то что меня удостоили чести выступить, я пришла в ярость. Три исполнителя и моя сестра вышли на сцену с новыми аранжировками – с тем, о чем я умоляла тринадцать лет. Они получали удовольствие от экспериментов с моими песнями, а я была лишена такой возможности. Мне приходилось сидеть и улыбаться.
39
До опеки, когда мой друг и агент Кейд звонил и предлагал отправиться на гастроли, я прыгала в машину еще до того, как он заканчивал рассказывать, куда именно мы поедем. Если я хотела увеличить громкость на одном из концертов, просто просила звукорежиссера. Если меня выводили из себя, я сразу давала это понять. Я была дерзкой. Но в Вегасе я просто улыбалась, кивала и раз за разом, словно заводная кукла, монотонно отрабатывала одно и то же шоу.
Единственный источник моих сил – осознание, что впереди меня ждут два отпуска с детьми, как это было прежде. Правда, в год выхода Glory я была вынуждена отправиться в тур, что означало отмену семейных каникул. Пришлось взять детей с собой на гастроли, что мало кому понравилось. На следующий год я отчаянно нуждалась в отдыхе. Однажды вечером за кулисами перед шоу собралась моя команда, и я сказала: «Слушайте, хочу, чтобы вы знали. Мне правда нужен этот отпуск».
Для меня очень важны традиции. Больше всего мне нравилось ездить с детьми на Мауи, брать лодку и выходить в океан. Честно говоря, это помогало восстановиться и морально.
«Если заработаем денег и отыграем еще пару гастрольных концертов, ты можешь уехать на все лето и отдыхать».
«Отлично! – сказала я. – Классно, что мы на одной волне».
Прошло несколько месяцев. В декабре 2017 года выступления в Вегасе – ура! – подходили к концу, и я испытывала невероятное облегчение. За это время я отыграла сотни шоу.
Когда я переодевалась в гримерке между выступлениями, кто-то из моей команды сказал: «В этом году будет еще одно турне. Мы не можем закончить на Вегасе. Летом предстоят еще гастроли».
«Мы так не договаривались, – сказала я. – Я же объясняла, что везу детей на Мауи».
Атмосфера накалялась, как, впрочем, всегда, когда я пыталась возражать. Напоследок мне сказали: «Если не поедешь в турне, мы подадим иск, потому что у тебя есть контрактные обязательства».
Я поняла, что мне угрожали. Все прекрасно знали, как эмоционально я реагировала на перспективу оказаться в суде.
Я взяла себя в руки и прикинула, что если гастроли продлятся всего несколько недель, то все не так уж плохо. Я смогу урвать себе оставшийся кусочек лета. Мы бы поехали на Мауи чуть позже.
Какая наивная. Тур оказался настоящим адом. Даже танцоры прочувствовали это на себе. Отец еще никогда не загонял нас в такие рамки. Чтобы просто выйти из помещения, нам приходилось предупреждать службу безопасности за два часа.
К тому же я по-прежнему находилась в творческом упадке и продолжала исполнять старую программу. Мне все еще не позволяли переделывать песни и вносить изменения в шоу. А ведь можно было что-то поменять, придумать что-то классное, новое, подарить глоток свежего воздуха и публике, и мне, и танцорам. Это единственное, о чем я просила, но в ответ без конца слышала «нет». Ведь если бы я взяла под контроль свое шоу, у людей могла прокрасться шальная мысль о том, что мне, возможно, и не нужен опекун. Отцу нравилось, что я чувствую себя «пустым местом». Это придавало ему сил.
По возвращении домой я заплакала, увидев своих собак, – я так по ним соскучилась. Я стала планировать поездку с мальчиками в надежде наверстать упущенное время. Но менеджеры сказали: «У тебя будет трехнедельный отпуск, после чего мы приступим к репетициям нового шоу в Вегасе».
«Три недели? – воскликнула я. – Я должна была отдыхать все лето!»
Я ненавидела тот тур всей душой.
Было чувство, словно я узнала, что выходные никогда не наступят.
40
Я слышала крики сотен людей снаружи. Одним октябрьским днем 2018 года возле нового отеля Park MGM в Лас-Вегасе собралась огромная толпа. Самые преданные фанаты надели одинаковую одежду и размахивали флагами с буквой Б. Танцоры на сцене были одеты в футболки с надписью «Бритни». Репортеры вели прямую трансляцию, заводя толпу. Вокруг мигали лазерные огни. На гигантском экране транслировали отрывки моих клипов. Гремела музыка. По улице маршировали участники парада, громко распевая строчки из моих песен, например My loneliness is killing me!
И вот свет погас.
Марио Лопес, ведущий мероприятия, произнес в микрофон: «Мы здесь, чтобы поприветствовать новую королеву Вегаса…»
Зазвучала драматичная музыка – рифф из Toxic. Сумасшедшая иллюминация ослепила Park MGM. Казалось, здание пульсировало. Заиграли мелодии из других песен, на фасаде появились проекции космического корабля, вертолета, циркового шатра и змея в Эдемском саду. Грянули залпы огня. Я появилась на сцене, поднявшись на гидравлическом лифте, махала руками и улыбалась. На мне было маленькое облегающее черное платье со звездами и кисточками, мои длинные светлые волосы развевались на ветру.
«…Дамы и господа, – продолжил Марио Лопес. – Бритни Спирс!»
Я спустилась по лестнице на высоких каблуках под песню Work Bitch и дала фанатам несколько автографов. Но затем я сделала нечто неожиданное.
Я прошла мимо камер.
Не остановившись, я села во внедорожник и уехала.
Я не сказала ни слова. Не выступила. Если вы видели этот момент, то, вероятно, задавались вопросом: что сейчас произошло?
Дело в том, что отец и его команда пытались заставить меня объявить о новом шоу. Я не раз говорила, что не хочу ни о чем объявлять, потому что не хочу его запускать, о чем твердила им несколько месяцев подряд.
Когда я пела песню Overprotected [12] много лет назад, я понятия не имела, что такое гиперопека. Вскоре мне предстояло это узнать. Как только я дала понять, что больше не собираюсь выступать в Вегасе, моя семья заставила меня исчезнуть.
41
Близились праздники, и я чувствовала себя вполне сносно. Не считая страха, что отец что-то замышляет, я ощутила прилив сил и вдохновения благодаря прекрасным и здравомыслящим девушкам, с которыми встретилась в клубе АА. Я научилась у них тому, как быть взрослой женщиной, честно и смело путешествующей по миру.
На мой день рождения Хесам отвез меня в особенное место. Я начала строить планы на праздники, но отец настаивал, что хочет забрать мальчиков на Рождество. Если я хотела провести время с ними, пришлось бы видеться и с ним. На все мои возражения он заявил: «Парни не хотят проводить каникулы с тобой в этом году. Они поедут в Луизиану со мной и твоей мамой, точка».
«Вот так новость, – ответила я, – но если они и правда хотят на неделю в Луизиану, почему нет».
Шоу в Вегасе так и не отменили. Я набирала новых танцоров и повторяла номера. На репетициях были и новые, и старые артисты. Член группы, который работал на шоу последние четыре года, показал нам одно движение. Я вздрогнула, когда увидела, – выглядело правда сложно. «Я не хочу его делать, – сказала я. – Это слишком трудно».
Я не придала большого значения этой ремарке, но внезапно команда и режиссеры исчезли в соседнем помещении, плотно закрыв за собой дверь. Возникло ощущение, что я сделала что-то ужасное, но не могла понять, как это связано с нежеланием выполнять всего одно движение в целой программе. Ведь я была почти на пять лет старше, чем на момент начала первой концертной серии. Мое тело тоже изменилось. Что такого произойдет, если мы внесем изменения?