– Понимаю, – сказал Эд.
Мне снова поставили 3,75 балла. Марти получил четверку. Я улыбнулась и вежливо обняла его, а Эд, когда я уходила, пожелал мне удачи. Я держалась, пока не оказалась за кулисами, а потом разрыдалась. После этого мама купила мне мороженое, политое шоколадным сиропом.
Мы с ней постоянно летали в Нью-Йорк. Интенсивность работы в большом городе восхищала маленькую девочку, хоть и немного пугала.
Мне предложили работу – роль дублера во внеброд-вейском мюзикле «Беспощадность!» по мотивам фильмов «Дурная кровь», «Все о Еве» и мюзиклов «Мэйм» и Gypsy. Я играла социопатку и по совместительству юную звезду Тину Денмарк. Ее первая песня называлась Born to Entertain[7] – она задела меня за живое. Другой дублершей была талантливая молодая актриса по имени Натали Портман.
Пока я играла в театре, мы с мамой и малышкой Джейми Линн снимали небольшую квартирку рядом со школой Professional Performing Arts School, где я училась, и Бродвейской студией танцев, где я тренировалась. Но большую часть времени я все же проводила в театре.
Этот опыт в некотором смысле стал доказательством того, что я достаточно талантлива, чтобы находиться в мире искусств и театра. Но график у меня был изнурительный. На привычные детские занятия времени не было.
Я даже друзей не могла найти, потому что работать приходилось каждый день. По субботам мы давали два спектакля.
Еще мне не нравилось быть всего лишь дублером. В театре приходилось торчать каждый вечер до полуночи на случай, если нужно будет заменить ведущую актрису Лору Белл Банди. Через несколько месяцев она ушла, и я получила главную роль, но к тому моменту я уже была ужасно вымотана.
К Рождеству мне отчаянно хотелось домой, но вдруг выяснилось, что играть придется и в праздничный день. В слезах я спрашивала маму: «Мне правда нужно выступать прямо в Рождество?» Я смотрела на мини-елочку в нашей съемной квартире и вспоминала огромное вечнозеленое дерево, которое мы ставили в гостиной в Кентвуде.
В моем сознании маленькой девочки не укладывалось, зачем мне это вообще – выступать в период праздников. Поэтому ушла из мюзикла и уехала домой.
График театра в Нью-Йорке оказался слишком тяжелым для меня в том возрасте. Но нашелся и один плюс в этой работе: я научилась петь в небольшом театральном зале, где для акустики не требуется сильного звучания. Все зрители сидят рядом со сценой, их всего двести человек. Как ни странно, но в таком пространстве ощущения от пения будто электризуют тебя. Близость к зрителям – это нечто особенное. Их энергетика делала меня сильнее.
С таким опытом за плечами я снова отправилась на кастинг в «Клуб Микки Мауса».
Пока я ждала новостей из «Клуба», ходила в школу Parklane Academy и даже успела стать баскетбольным разыгрывающим защитником. Для одиннадцати лет я была крошечной, но это не мешало мне быть ведущим игроком. Многие почему-то думают, что я была чирлидером, но это не так. Я занималась танцами, но в школе мне хотелось играть в мяч, что я и делала, несмотря на свой рост. Я носила футболку с номером 25 – и так огромную из-за фасона, но мне она была еще и велика. Я носилась по площадке, словно крохотный мышонок.
Какое-то время я была влюблена в баскетболиста, которому было пятнадцать или шестнадцать лет. Он реализовывал каждый трехочковый и делал это так непринужденно. Люди приезжали издалека, чтобы увидеть, как он играет, – точно так же, как когда-то народ приезжал посмотреть на моего отца. Этот парень был хорош – не так хорош, как папа, но мячом владел все равно гениально.
Я восхищалась им и своими друзьями – все они были выше меня. Моей задачей было отобрать мяч у соперника во время ведения, смыться и сделать бросок из-под кольца.
Мне нравилось быстро обходить ребят из чужой команды. Отсутствие сценария, непредсказуемость игры и неизвестный заранее финал заставляли меня чувствовать себя живой. Я была такой маленькой и милой, что никто и не думал, что я сейчас буду атаковать.
Это не похоже на выступления на сцене Нью-Йорка, но игра под слепящим светом спортивной площадки в ожидании аплодисментов, казалось, стала вторым моим любимейшим занятием.
7
Меня пригласили на второе прослушивание в «Клуб Микки Мауса».
Мэтт, очень милый кастинг-директор, который направил маму к нашему агенту Нэнси, решил, что на этот раз я готова.
Участие в шоу стало своего рода тренировочным лагерем, готовящим к миру индустрии развлечений: у нас были серьезные танцевальные репетиции, уроки вокала, актерского мастерства, работа в студии звукозаписи, а еще школа – в промежутках между занятиями. «Мышкетеры»[8] быстро разбились на группки благодаря общим гримеркам: мы с Кристиной Агилерой были младшими, с нами комнату делила еще одна девушка, Никки Делоач. Мы равнялись на старших: на Кери Рассел, Райана Гослинга и Тони Лукку, которого я считала очень красивым. А вскоре я познакомилась с парнем по имени Джастин Тимберлейк.
Мы снимались в парке развлечений Disney World в Орландо, со мной поехали мама и Джейми Линн, которой тогда уже было два годика. Днем, во время перерывов, актеры катались на аттракционах и бездельничали. Сказать по правде, это мечта любого ребенка, особенно такого, как я. Нам было невероятно весело. Но мы и работали на износ: репетировали одну и ту же хореографию по тридцать раз в день, пытаясь идеально отработать каждое движение.
Единственным грустным моментом того периода стала новость о смерти моей бабушки Лили. Нам позвонили незадолго до начала съемок и сообщили печальное известие. Из-за сердечного приступа или инсульта она утонула в бассейне. Мы не могли позволить себе полететь на похороны, но Линн Харлэсс, невероятно добрая мама Джастина, одолжила нам денег на самолет. Близким принято помогать, а дети и родители этого шоу стали настоящей семьей.
Как-то раз Тони искал шляпу, которую костюмер оставил у девочек, и заглянул к нам в гримерку. У меня сердце выпрыгнуло из груди. Он мне страшно нравился. Я поверить не могла, что этот парень только что вошел к нам! Мое маленькое сердечко ушло в пятки.
А однажды на ночевке у кого-то из друзей мы играли в «Правду или действие», и кто-то загадал Джастину меня поцеловать. Что он и сделал, пока на фоне играла песня Джанет Джексон.
Тогда на меня нахлынули воспоминания из библиотеки, когда я училась в третьем классе и впервые держалась за руку с мальчиком. Для меня это стало важным событием – таким настоящим, таким мощным. Мне в первый раз оказали хоть какое-то романтическое внимание, и это походило на прекрасное бунтарство. Свет в библиотеке был выключен, мы смотрели фильм и прятали руки под столом, чтобы учителя не заметили.
Съемки в «Клубе Микки Мауса» стали потрясающим опытом – именно там я делала свои первые шаги на телевизионном поприще. Выступления на этом шоу распалили меня. С тех пор я точно знала, что хочу заниматься тем, что делала там, – петь и танцевать.
Полтора года спустя шоу закончилось, многие мои коллеги в погоне за мечтой отправились в Нью-Йорк и Лос-Анджелес. Я же решила вернуться в Кентвуд. Я столкнулась с дилеммой: одна часть меня хотела продолжать путь к мечте, другая – вернуться к обычной жизни в Луизиане. На какой-то момент я позволила тяге к нормальности победить.
Я вернулась в школу Parklane, вела обычную подростковую жизнь, насколько это было возможно в моей семье.
Когда я перешла в восьмой класс, у нас с мамой появилась традиция забавы ради ездить в Билокси, штат Миссисипи, в двух часах езды от Кентвуда. Там мы пили дайкири. Мы называли эти коктейли пуншем. Мне нравилось, что я могла время от времени пропустить с мамой по бокальчику. То, как мы выпивали, было совсем не похоже на то, чем занимался отец. Когда он пил, впадал в жуткую депрессию и замыкался. Мы же становились счастливее, живее и безрассуднее.
Что я еще обожала в наших с мамой приключениях, так это поездки на пляж, куда мы брали и сестренку. Пока мы ехали, я потягивала «Белый русский». Этот коктейль напоминал мне по вкусу мороженое. В нем было идеальное сочетание льда, сливок и сахара и не слишком много алкоголя – райское наслаждение.
У нас с сестрой были одинаковые купальники и одинаковая химическая завивка. Сегодня делать завивку маленькому ребенку практически незаконно, но в девяностые это было чертовски круто. В три года Джейми Линн напоминала ожившую куклу, она была самым сумасшедшим и очаровательным ребенком на свете.
Прекрасное время. Мы ездили в Билокси, выпивали, ходили на пляж и возвращались счастливыми. И нам было весело. Очень весело. Несмотря на всю тьму, в моем детстве было много радостных моментов.
К тринадцати годам я выпивала с мамой и курила с друзьями. Свою первую сигарету я выкурила в доме девчонки из «плохой» компании. Все мои подружки были заучками, а эта была популярной: у нее была сестра старшеклассница, лучшая косметика, и за ней всегда увивались парни.
Она отвела меня в сарай и вручила мне мою первую сигарету. Несмотря на то что это был всего лишь табак, я словила кайф. Помню, подумала: «Я умру? Пройдет ли это ощущение? Когда это чувство исчезнет?» Выкурив первую, мне сразу захотелось еще одну.
Я неплохо скрывала свою привычку от матери, но однажды она попросила отвезти ее (машину я тоже начала водить в тринадцать) домой из магазина по длинной дороге, и она вдруг стала принюхиваться.
«Я чувствую запах сигарет! – сказала она. – Ты курила?»
Мама резко схватила мою руку, лежащую на руле, и потянула на себя, чтобы понюхать. Когда она это сделала, я потеряла контроль над управлением, и машина вылетела на обочину. Все происходило будто в замедленной съемке.
Я оглянулась и увидела маленькую Джейми Линн, вжатую в спинку сиденья: у нас не было детского кресла, но она была пристегнута ремнем. Пока машину вращало, как мне казалось, очень медленно, в голове крутились мысли: «Мы умрем. Мы умрем. Мы умрем».