Клиентов в галерее «Пендрагон» не было, навстречу им вышла стройная, элегантно одетая женщина с многочисленными дредами и гладкой заученной улыбкой. Скалли показала значок и представилась.
– Мисс Пендра, нам бы хотелось задать несколько вопросов о вашем клиенте Бернарде Люмке. И как он делает эти необычные статуи.
Лицо женщины окаменело, словно она и сама превратилась в статую. Рядом с лицом качнулись дреды.
– Боюсь, сведения о моем клиенте конфиденциальны. Он человек замкнутый.
– Мы это заметили, – сказал Малдер. – Навестили его сегодня утром.
Глаза Пендры округлились.
– Значит, вы знаете больше, чем я. Я никогда не бывала в его студии в Уголке Разочарования.
– Назвать это студией… было бы преувеличением, – заявила Скалли.
Малдер вытащил досье по пропавшим без вести и разложил их по пустым столам галереи. Он отложил фотографии и факсы и развернул большую карту, где были дотошно отмечены как места, где работал Уилсон Битти, так и те, где пропавших видели в последний раз.
– Несколько человек пропали как раз поблизости от Уголка Разочарования.
Пендра нахмурилась, глядя на карту.
– Бернард привозит статуи в галерею, я плачу ему, когда их продаю. Буду рада показать вам его работы, но по другим поводам я с ним не встречаюсь.
Она повела агентов в основной зал галереи.
– Он донимал меня выставить скульптуры из вторичных материалов, но они меня не заинтересовали.
– Сомневаюсь, что они могут кого-либо заинтересовать, – заметил Малдер. – Мы их видели.
На выставке осталось еще несколько бугристых скульптур: кричащий человек, койот, блюющая фигура и старатель из прошлого.
На Пендру, похоже, работы произвели сильное впечатление, но Скалли с трудом могла представить человека, который купит этих странных монстров.
– Вы нигде не найдете ничего похожего. Многие работы Бернарда проданы в частные коллекции, но эти показывают всю мощь его гения.
Пендра протянула им проспект.
– Как и цены, конечно же.
– Я предпочитаю садовых гномов, – сказал Малдер.
Скалли развернула проспект.
– С подобными ценами… мистер Люмке, наверное, преуспевающий художник. Может позволить себе особняк на холмах. Почему же он живет в пустыне?
– У Бернарда есть все, что ему нужно, а в пустыне он черпает вдохновение. Долина Смерти дает ему сырье для работы.
Малдер изучил статую человека в городской одежде, но детали скрывались под белой минеральной коркой. Взглянув в лицо статуи, он нахмурился, потом подошел к досье пропавших без вести. Вытащил факс с нечетким фото и поднес его к статуе.
– Замечаете сходство?
Пендра хихикнула.
– У вас богатое воображение, агент Малдер.
– Да, но мне также интересно… – он дотронулся до каменной руки. – Почему статуя носит часы?
– Именно внимание Бернарда к деталям и вызывает похвалы критиков.
Малдер вытащил ключи от прокатной машины и острым концом поцарапал часы на статуе.
– Стойте! – завопила Пендра. – Это бесценное произведение искусства.
Острый осколок покрывающей статую корки отвалился, и под поверхностью камня показались настоящие наручные часы со стеклянной поверхностью. Они до сих пор тикали.
– Не бесценное произведение искусства, мисс Пендра, – сказала Скалли. – А просто дешевые часы марки «Таймекс». Но они настоящие… Как и рука под ними.
Пендра уставилась в ужасе, но Малдер не мог точно определить, что потрясло ее больше – повреждение скульптуры или предположение, что она сделана из настоящего тела.
Он поднял фотографию пропавшего.
– Эта статуя, а я предполагаю, что и все остальные тоже, превращенный в камень человек. Проведя дальнейшие исследования, мы наверняка сможем сопоставить все статуи мистера Люмке с отчетами о пропавших без вести.
Пендра открыла рот, закрыла и снова открыла, как рыба в поисках крючка.
– Вы хотите сказать, что Бернард Люмке – серийный убийца?
– Мы не знаем, как происходит петрификация, мисс Пендра, – объяснила Скалли. – Я забираю статуи как улики. После проведения детального анализа я буду знать больше.
Негодующая Пендра с недоверием шагнула вперед.
– Анализа? Это произведения искусства. Я не позволю…
Малдер преградил ей путь, но, когда Пендра попыталась протиснуться, он задел статую, причем не совсем случайно. Та грохнулась на пол и разлетелась на куски. Из похожей на бетон кожи торчали кости, даже голова раскололась, как жеода, внутри оказались кристаллизованные мозги.
Пендра отпрянула, в ужасе закрыв лицо руками, и стала полной копией «Крика».
Уголок Разочарования, Национальный парк «Долина Смерти». Вторник, 16:28
Трэвис Эштон вел свою «Вольво» по дрянной дороге по краю Долины Смерти, к местечку под названием Уголок Разочарования.
Во время выставки агент скульптора выболтала, что именно там живет Бернард Люмке, и, если Эштон окажется на его пороге, вряд ли тот откажет ему в интервью.
Ветровое стекло покрывала пыль, и дворники мало чем могли помочь. Жидкость из омывателя превращала пятна пыли в пятна грязи, и огибать камни или рытвины становилось только сложней. Наконец он добрался до потрепанной кучки покинутых строений, ржавого горного оборудования и ветряка, а также сада разочарований художника – скульптур из сваренного и покрашенного металлолома, скорее безвкусных, чем изящных. Как мог художник, создавший такие живые скульптуры, как на выставке в галерее «Пендрагон», сделать этот мусор?
Эштон вздохнул. И без эксклюзивного интервью он кое-что обнаружит – образ мыслей человека, являющегося самым ярким открытием мира искусства.
Эштон вышел из машины и прикрыл глаза от слепящего солнца.
– Эй!
Он прислушался, пытаясь найти какие-нибудь признаки жизни. Над головой с карканьем парил ворон.
– Мистер Люмке! Я арт-критик из Лос-Анджелеса. Меня послал сюда ваш агент, Кендра Пендра. Она дала мне адрес.
Но совсем верно, но звучало правдоподобно.
Он нахмурился, глядя на фигурку индейского божка Кокопелли, сделанную из чугуна и кухонных принадлежностей; другая скульптура из мусора изображала забавного робота с таким же забавным роботом-собакой. Жуткие штуковины! И тут он увидел бугристую скульптуру индейского шамана – вот это оно! Какое разительное отличие от остальных бездушных скульптур!
Из чуть менее обветшалого дома – со стеклами в окнах и большим белым баком с водой на уровне крыши – вышел Люмке.
– Критик? Это что, должно произвести на меня впечатление?
– Я уважаю ваше уединение, мистер Люмке, – выпалил Эштон, – и потому приехал один. Никто не знает, что я здесь. Я хочу взять у вас эксклюзивное интервью о ваших чудесных статуях.
Скульптор не терял бдительности.
– Так вы не заодно с теми двумя? Этим утром?
– С какими двумя?
Пульс Эштона бешено скакал, он озабоченно похлопал эспаньолку. Кто-то его опередил?
– Вы договорились о другой публикации?
Люмке отмел это предположение:
– Вот еще. Я отослал их прочь. Обычно я не даю интервью, но если вы приехали один…
Эштон протянул визитку и, едва дыша, заговорил:
– Великолепная выставка в галерее «Пендрагон» привлекла много внимания. Я напишу хвалебную статью, и мы резко увеличим вашу известность. Могу я посмотреть вашу студию, бросить взгляд на технику?
Люмке прищурил узко посаженные глаза.
– У меня нет студии… В традиционном смысле. Я создаю скульптуры вместе с самой природой. – Он оглядел безмолвный город-призрак, потом посмотрел на неровные горы, испещренные пещерами и старыми рудниками. – Может, я и дам вам эксклюзивное интервью. Вам повезло, мистер Эштон.
– Значит, я недаром проделал этот долгий путь из Лос-Анджелеса, – обрадовался Эштон.
Люмке вел свой внедорожник по неровной проселочной дороге к расселине в скале. Эштону поездка показалась кошмарной, но он так горячо желал увидеть необычную студию, что пересилил в себе страх.
Люмке остановился у подножия скального склона, ведущего к узкой расселине – входу в пещеру. Он стал подниматься, ожидая, что критик последует за ним.
– Я показывал это место очень немногим. В этой пещере я черпаю вдохновение. Отсюда берут начало все мои статуи.
Эштон задыхался, весь в пыли и потный после подъема, но был заинтригован.
– Ваша студия прямо в горе? Это место не похоже на шахту. Оно естественного происхождения?
– Естественного… И неестественного. Я обнаружил его, исследуя каньоны.
Он показал на замысловатые рисунки на камнях у входа.
– Но шошоны нашли его задолго до меня.
Он повел критика внутрь и включил мощный фонарь, чтобы осветить путь.
– Это потрясающе, – улыбнулся Эштон.
– Именно, – согласился Люмке.
Мужчины углубились в пещеру, Люмке направил фонарик под ноги, чтобы они могли пробраться через наваленные камни, пригибаясь под скальными выступами, окошко с дневным светом осталось далеко позади. Сверху сыпалась пыль, и казалось, даже их шаги делают пещеру нестабильной. Когда сверху ручейком потекли мелкие камушки, Эштон встревоженно спросил:
– Далеко еще?
– Мы почти у ручья, а там вы увидите чудо, которого и вообразить не могли.
Наконец он вышли в большое помещение, которое не мог полностью осветить фонарик, журчание ручья по камням действовало ободряюще. Воздух в пещере был прохладным и влажным, разительно отличаясь от пустыни снаружи, и с кисловатым запахом. Люмке направил фонарь вниз, к текущей воде, прорезавшей по поверхности канал.
– Это особенное место. Шошоны считали грот священным, уверен, именно это означают их рисунки. Попробуйте воду. Она как жидкое электричество.
На остающемся в тени лице Эштона отразилась озабоченность.
– Пить… воду? Она наверняка минерализованная. Я не хочу…
– Пройдя через камни, она чистая и отфильтрованная. Это как кровь музы, вы никогда не испытывали ничего подобного. Свежая, нетронутая, холодная… магическая.