В прежние времена поместье представляло собой микрокосм крепостной системы. Бесчисленные имения самых разных размеров были разбросаны по обширному Тибетскому нагорью. Лансэлинь в Чанъане, одно из старейших в регионе, сохранило память о мрачных временах и об отсталости старого Тибета. Владения принадлежали чиновникам, аристократам и старшим монахам, которые держали под жёстким контролем ресурсы и богатства региона. В то же самое время подавляющее большинство населения погрязло в пучине страданий, не имея никаких свобод.
До Демократической реформы 1959 года из 220 000 гектаров пригодной для возделывания земли чиновники владели 85 580 гектарами, аристократы – 52 800 гектарами, а старшие монахи – 80 960 гектарами, что в целом составляло 99,7 % общей площади. В то время клану Далай-ламы XIV принадлежало 27 поместий, 30 пастбищ и более 6 тысяч крепостных.
Однажды в 1940 году У Чжунсинь (1884–1959), будучи председателем Комиссии по монгольским и тибетским делам Китайской Республики (1912–1949), провёл заседание касательно возведения на престол Далай-ламы XIV в Тибете. Чжу Шаои в качестве сопровождающего был свидетелем этого возведения на престол и позднее написал книгу «Летописи Лхасы», которая является ценным историческим материалом, описывающим жизнь аристократов в старом Тибете. В одном из отрывков говорится, что роскошь, в которой жили чиновники и аристократы в Лхасе, выходила за пределы нашего воображения: «Они носят шёлковые одежды и наслаждаются специально приготовленной пищей. Они угощают гостей всевозможными деликатесами. Некоторые из них стали настолько вестернизированными, что пьют чай с молоком или кофе, бренди или виски и нанимают поваров, специализирующихся на приготовлении блюд западной кухни».
Исследователь Чжан Юнь, директор Института истории Китайского тибетологического исследовательского центра, подтвердил, что чиновники, аристократы и старшие монахи совместно владели почти всем имуществом в регионе. Поместье было одним из основных инструментов хозяйствования, с помощью которого управляли феодалы и помещики. Крепостные работали и жили на территории поместий в течение многих поколений – без всякой надежды на получение свободы.
Пара в Гяндзе в городе Шигадзе – это аристократическое поместье, которое сохранило первозданный облик и следы существования крепостной системы на протяжении сотен лет.
Остатки обстановки усадьбы, включая современные деревянные бадминтонные ракетки, ультрасовременный футляр для скрипки, пару очень модных роликовых коньков и множество элегантных шляп, раскрывают экстравагантный образ жизни, который вёл её владелец. В спальне стоит роскошная кровать, накрытая шкурами оленя и дымчатого леопарда, с подушками из обезьяньей шкуры. Другие драгоценные предметы – позолоченное седло, иностранный граммофон, шёлковая парча, золотая и серебряная посуда, импортные часы и огромные бычьи рога, используемые для вина во время празднования тибетского Нового года.
Норбу Церин родился в поместье Пара, принадлежащем его отцу Таши Вангугу. Его мать, Лхазин, занималась виноделием.
В детстве Норбу жил с матерью в маленькой винной комнате. Поскольку его мать была крепостной, Норбу не мог общаться с детьми благородного происхождения. В старом Тибете браки между аристократами и крепостными были категорически запрещены. Учитывая большую разницу в социальном положении, его родители жили раздельно. Норбу иногда разрешали обедать с отцом, но он не мог оставаться с ним надолго.
На момент рождения Норбу клан Пара, представлявший собой одну из 12 знатных семей Тибета, владел 37 поместьями, 12 пастбищами, имел почти 100 тысяч голов скота и более 4 тысяч крепостных.
Напротив главной резиденции располагались бараки для наньзаней, которые разительно контрастировали с великолепием дворца. В этих помещениях общей площадью 150 м2 проживали более 60 крепостных, причём самая большая комната имела площадь 14,58 м2, а самая маленькая – 4,05 м2. Таким образом, каждый крепостной имел в среднем всего 2,5 м2 жилой площади. Потолки в этих маленьких, тёмных глинобитных комнатах были такими низкими, что обитателям приходилось наклоняться, чтобы войти. На самом деле большинство крепостных могли ночью спать только в открытом дворе из-за ограниченного пространства. Крепостные не имели ничего, кроме нескольких очень незамысловатых предметов первой необходимости.
Теньзинь одно время был крепостным в поместье Пара. Однажды он привёл своего внука в этот двор наньзаней и рассказал ему о своей жизни: «В очень маленькой комнате площадью около 6 квадратных метров нас жило шестеро. По ночам некоторые из нас могли спать только на рабочем месте или в переполненном дворе. Жизнь у нас была чрезвычайно тяжёлой».
В 1936 году Великобритания организовала крупнейшую в истории иностранную миссию в Лхасу. Очевидец событий Фредерик Спенсер Чепмен (1907–1971) написал книгу под названием «Лхаса: Священный город», зафиксировав то, что видел и слышал.
Он писал: «В Тибете люди высовывают язык или даже задерживают дыхание, чтобы показать уважение к другим. При получении указаний от хозяина слуги должны были, затаив дыхание, повторять: „Да, господин“».
По словам Лхаба Пхунтшога, в ту эпоху небольшая группа людей контролировала почти все богатства и средства производства. Как гласит тибетская поговорка, уходя, крепостные не могут взять с собой ничего, кроме своих теней.
Фотограф Чэнь Цзунле запечатлел трагическую жизнь крепостных в старом Тибете. Он вспомнил, как однажды снимал на улице в Нагку. «В Нагку очень холодно, там зимой температура может упасть до -40 °C. На фотографии – дети, бедные беспризорники. Не имея ни пищи, ни жилья, они держались рядом с бездомными собаками, поскольку те всегда знали, где и когда можно получить цампу (жареную ячменную муку цинке) и другую пищу. Поэтому дети всегда следовали за собаками, выхватывая еду прямо из собачьей пасти. Такое было и в Лхасе».
В старом Тибете многие беспризорники так провели своё горькое детство.
В начале 1950-х годов фотографы часто делали снимки из жизни бедных беспомощных детей. Беспризорникам в Лхасе приходилось отбирать еду у собак. К сожалению, люди в то время, по-видимому, привыкли к таким сценам и им они не казались чем-то невообразимым.
Снежная тюрьма у подножия дворца Потала в Лхаса ежедневно принимает туристов со всего мира. Построенная во времена правления Далай-ламы V, она была такой же знаменитой, как и тюрьма Драпчи на улице Бархор в самом сердце старого города.
Пожизненная принадлежность крепостных своим владельцам, жёсткая поляризация общества в фиксированных социальных классах, создающая особую идентичность и статус, и даже многочисленные повинности, налагаемые на гражданское население в различных формах, сопровождались и поддерживались применением суровых наказаний и тактикой социального запугивания.
Далай-лама V, например, однажды издал указ, в котором говорилось: «Я уполномочил Лхари Зибу отрубить вам руки и ноги, выколоть глаза, избить и убить вас, если вы снова попытаетесь обрести свободу и комфорт». Этот указ неоднократно переиздавался последующими правителями.
В одной из двух крупных тюрем старой Лхасы, Снежной тюрьме, приводилось в исполнение множество суровых наказаний и имелось 25 различных орудий пыток, включая наручники, кандалы, каменные шапки, бамбуковые палки, ножи для отрубания рук и ног, железные ложки для выкалывания глаз, клетки, кожаные хлысты и деревянные шейные колодки.
Кандалы там были особого рода, сделанные из ствола огромного дерева весом в сотни килограммов. Через просверленные в нём отверстия ноги пятерых преступников могли быть сцеплены вместе, так что те не могли ни поднять конечности, ни повернуться. Преступников мучил голод: чтобы выжить, им приходилось жевать древесину. Многие беспомощно умирали. Некоторые отмечали на стенах время, когда их бросали в тюрьму, но мало кто продолжал вести счёт времени, влача бесконечно мрачное и отчаянное существование в тюрьме.
В Снежной тюрьме был карцер для осуждённых за тяжкие преступления. Он назывался «норой скорпиона», потому что там заключенных убивали, напуская на них полчища скорпионов.
В первые десятилетия XX века Чарльз Белл (1870–1945), британский дипломат и тибетолог, был в Лхасе и изучал особенности жизни её обитателей. В книге «Тибетские анналы» он описал суровость уголовно-исполнительной системы: «Аристократы могут осуществлять государственную власть и принимать карательные меры против крестьян-арендаторов по своему усмотрению, включая конфискацию скота, наложение штрафов, порку и краткосрочное заключение под стражу».
По словам люксембургского учёного Альберта Эттингера, «хотя Тибет был не единственным местом, где применялись варварские наказания, он был единственным или одним из очень немногих мест, где столь жестокая уголовно-исполнительная система существовала вплоть до середины XX века».
Чэнь вспоминает: «Феодал отрезал правую руку своей крепостной по имени Бема Хунцзин. Что же такое она могла сделать, чтобы «заслужить» это? А вот что – она была так голодна, что украла на кухне маленькую миску жареной ячменной муки цинке. К несчастью, её поймали, когда она ела. Её незамедлительно привязали к дереву и безжалостно отрубили правую руку. Но ей надо было продолжать работать, причём теперь только левой рукой». Таким образом, непомерно жестокие наказания калечили тела и души людей, а чиновники, аристократы и старшие монахи распоряжались их судьбой.
Гомбожаб Цэбекович Цыбиков (1873–1930), русский тибетолог, находясь в исследовательской экспедиции с 1899 по 1923 год, в своей книге «Буддийские паломники в Святой Земле Тибета» отмечал: «У некоторых крепостных отрезаны пальцы и носы. Многих ослепили и сделали нищими. Высшая мера наказания – естественно, смертная казнь. Так называемых преступников бросают в реку или сбрасывают с отвесной скалы».