И в один момент все перевернулось.
Я увидел свое лицо над собою. Будто в зеркало гляделся.
И оттуда, сверху, я женским своим лицом, разрумяненным, анисово-белым, освещенным розовой свечой тихой улыбки, глядел на нее, что мгновенно и бесповоротно стала — мной; и мужское мое лицо медленно, тихо плыло подо мной, и оно было — ее, только ее, ее и ничье больше.
Перевертыш. Двойная звезда. Зеркало в зеркале.
«Это Байкал всего лишь отражает звезды. Купает в себе, ледяном, зимнее небо».
Ноги мои пошевелились. Я будто играл на органе. Играла?
«Да, я играю, и я женщина, я стану женщиной лишь сейчас, — тогда, когда я стала мужчиной, и замкнулось кольцо любви».
Ноги нащупали жесткие деревянные выступы. Клавиши, длинные и короткие, ножная клавиатура. Тяжелая, неповоротливая педаль. Вжать. Вмять. Нашарить стопой, носком или пяткой дно. Вот! Я думал, это дно; я думала, это высь.
Тягучий, густой, гулкий звук внезапно взвился внутри, разросся, заполнил собой два соединенных одним дыханьем тела — и распался на тысячи золотых зерен-искр.
Жар дыхания, что крепко сшило нас, усилился и мгновенно выжег на наших лицах, ставших одним лицом, клеймо счастья.
Мы оба закричали. Закричала я! Я закричал!
Крик — это первая музыка мира, и второй не дано.
Ноги и руки, вы ищете игры, вы ищете — обнять, сыграть, обласкать. Ласка — залог рожденья. Ласка — музыка. Мы оба испытали не наслажденье, а счастье рожденья. В любви рождается один человек. Зачатие не только для младенца.
Зачатие — для тех двоих, что корчатся в лодке от радости и страха, и дышат, дышат друг другу в румяные лица.
— Лида! Я… играю… музыка… слышишь?!
Играть на органе. Играть на стволах черных кедров. На мчащихся тучах. На ледяных синих сколах. На торосах и скалах. Вся земля — огромный орган; я твой музыкант, я, я музыкантша твоя.
— Музыка… она… выходит из меня…
Женщина раздвинула ноги. Живот напрягся. Живот сначала стал жестким и твердым, ледяным, потом белым и мягким, пушистее и нежнее сугроба; и то, что шевельнулось внутри нежного снега, запылало костром. Жаркий комок. Неистовый звук. Протяжный, долгий крик. Кто кричит?! Женщина. Мужчина. Тот, кто был когда-то одним. Кто одним снова стал.
Ком огня раздирает живую плоть. Земную, ледяную плоть. Огонь и лед одно. От них, если прикоснуться, одна и та же боль. Любовь это боль, а боль — любовь. Ты хочешь родить?! Я рожаю уже. Вот! Гляди! Прими!
Рождение не плоти! Души.
Выгнулось коромыслом тело. Застыло в судороге плача. Лонные кости женщины разошлись в стороны легко и красиво — так расходятся птичьи крылья в полете. Роды — полет. Надо лететь, даже если ты умираешь. Сияющий красный круг нового солнца показался над берегом. Над отхлынувшей тьмой вечной воды. Круг торил себе дорогу. Круг рвал и разрывал лоскутья, охвостья кровавых, дырявых туч. Круг поднимался. Круг брызгал алым светом! Алый, захлебывающийся крик!
Кто кричит?! Я кричу?!
— Я люблю… тебя-а-а-а-а!
Рожденный не умирает.
Так же, как мы рождаемся на свет, мы рождаемся в смерть.
Ресницы разлепились. Вода плавно, тяжело колыхала лодку. Цепь тихо шуршала по гальке. То, что было одним, стало распадаться, делиться надвое. И вот это было очень больно. Я ничего не понимал, только чуял нестерпимую боль. И Лидия тоже. Ее белое, как булочка, смешное личико покривилось. Я поцеловал потные кудряшки на крутом лбу. Она еще дышала размеренно, старательно, выдыхая мне в рот весь воздух из своих легких. Ее легкие, легкие, как два лепестка. Ее рот, похожий на красную раковинку. Женщина. Это женщина. И я обнимаю ее. И я снова мужчина.
— Милая. — Слово вытолкнулось из губ, родилось. — Милая. Я с тобой. Я немного побыл тобой. Я теперь знаю.
— Что?
Не услышал: догадался по губам.
— Как чувствует женщина. Как она… счастлива… в любви. Как она зачинает… и рожает.
— Как… рожает?..
Засмеялась тихо.
— Я же… ну, как была, так и…
— Ты хочешь сказать, — губы мои щекотали ее губы, — ты как была девочка, так девочка и осталась?
— Да… да…
— Но ты же сейчас стала женщиной? Со мной?
— Да. С тобой. Я счастливейшая женщина. На всей земле.
И, как только я услышал эти слова, я сам не свой стал.
Глаза, лоб, сознанье черные рваные тучи затянули. А потом разорвались разом, с треском, как ветхое лоскутное одеяло. Кулак света ударил в меня, в живой бубен.
На днище лодки, под нашими вытянутыми в радости телами, под измятым моим зипуном лежала тонкая деревянная флейта.
У органа тоже есть трубы и дудки; и он умеет не только громом греметь, но и петь флейтой.
Я вытащил из-под зипуна флейту, и Лидия взяла ее в руку и поцеловала.
А потом дунула в отверстие, и над Озером поплыл звук, первый и последний.
И я шептал, все шептал себе, обнимая Лидию, целуя ее в голое плечико, выпроставшееся из-под черной концертной ткани: побудь со мной, мой сон, мое безумье, побудь, не уходи, пожалуйста, не уходи.
ДНЕВНИК ИССЫ. ИССА И ВЕЛИКИЙ АВАТАРпалимпсест
Брахманы учили меня, как жить и как (умирать); а я, улыбаясь, учил (их).
Так беседовали.
(Понял) их; они же меня не поняли.
Купцы (мои меня) понимали. Улыбнусь им — они улыбнутся мне в ответ. Лишь улыбка улыбке (нужна). Так от человека тянется золотая нить к (человеку?).
…в улыбке — любовь.
…учил (брахманов): возможно улыбаться внутри.
Внутренняя улыбка (согревает) не только тебя. (От тебя идет внутреннее) тепло вовне, в мир. Кто попадает (в круг) твоего тепла и радости твоей — не враждует с тобой, а любит тебя.
…мало любви в мире? Не можем (улыбаться) внутри себя.
Говорю: улыбнитесь! Говорю: (дарите) радость! Так мало в мире (радости, если) печаль внутри вас. Воистину мир состоит из радости, только воинственный человек, скорбный воин, (не видит) этого, (не слышит).
Радость есть музыка. Слушайте (музыку) радости!
…учил, и склоняли (брахманы) головы в тюрбанах, будто тюльпаны в (каплях) росы. Яркие цветы колыхались вокруг.
И улыбался, видя (цветение) мира.
…из Джаганнатха (двинулись) в Калькутту, идя по берегу моря.
Ночевали под открытым (небом), не боясь скорпионов и змей.
Море шумело, песню нам пел (прибой).
Полюбили эту теплую (землю) и ее добрых людей.
(Злые) люди есть везде. Злом одержимы.
…не будет зла в мире, как отличим мы добро?
Калькутта (встретила) приветливо. Говорил на площадях, и люди собирались вокруг меня и (слушали меня).
Розовый Тюрбан оберегал меня от опасностей. Он (стал мне как) отец.
Длинные Космы (по-разному глядел) на меня.
…недоверчиво, и мрак мелькал в его (глазах), мрак непониманья и вражды.
Порой ясно и радостно.
…понимал: (он уже) научился улыбаться (внутри) и смеяться.
Черная Борода, когда мы пребывали в Калькутте, захотел вспомнить умершего (в пути Старого Инжира). Разожгли костер, принесли (бескровную жертву): разломили лепешку и бросили в огонь, также бросили (в пламя) горсть зерна. Еще вылили (в костер) вина из глиняной чаши. Из чаши отпил, потом по кругу (чашу) передал.
Черная Борода омочил усы (в вине, и вино) по бороде потекло.
Длинные Космы (глядел) темно. Печалился: Старика вспоминал.
…Тюрбан встал над (костром).
…сказал: Пусть другу нашему светло будет на небесах!
И сказал: Аминь.
И мои друзья (руки) сложили и (хором) произнесли: Аминь.
Долго сидели на берегу. Видел крыши (домов и храмов) Калькутты.
…думал так: века пройдут по лику Земли, будут (так же сидеть) кругом огня люди, и поминать усопших, и думать о будущем?
Живы, и не мыслим (о смерти).
Поминая мертвого — о смерти не мыслим.
Она придет; и мыслить не будем. Что будем чувствовать?
…хотел бы умереть, чтобы понять, как восстану.
Поклонился в Калькутте (всем богам земли) Бхарат.
Могучему Джайне. Великому черному Бон. Богатырю Гессару.
Громоподобному Шиве, (в танце раскинул он) руки.
Нежному Вишну, да будет (благословен он, жизнь) дающий, рыбой (в море) плывущий.
Черному веселому (Кришне, ибо беседовал) с ним, живым, а он под гранитом в могиле лежал; так доказал мне (могущество свое).
Спокойному Брахме, ледяному владыке (гор) и морей, звезд и (планет). Ибо нынче выдох (Брахмы), и, несомые ветром выдоха его, на свете живем.
Безумной царице Дурге-Кали, да пребудет (время ее), время огня и разрушенья.
Счастливому Индре, с трезубцем (летящему) под облаками.
Всесущему (Агни), ибо костер (на земле) и звезда в небесах — его дети!
…еще поклонился тому, к кому (шел).
Гаутаме Будде, великому Сиддхартхе, (отшельнику) Шакьямуни поклонился.
К нему шел; к нему иду. Знаю, он в горах, ближе (к небу).
Знаю: ждет меня, и дождется.
И беседовать (будем).
…все, кому поклонялся, есть (Будды)!
…явится Будда Майтрейя; и раскинет руки для объятья новому миру.
Тогда забудут, что (говорил); что Будда говорил; чему Джайна и Кришна (учили).
Будут слышать и видеть (Будду Будущего), Майтрейю.
…где Майтрейя живет? Знаю (имя тайной) страны.
Высоко в снеговых горах та страна, в нагорьях Тибета, на ледяных уступах Гималаев.
Гималаи — вот место обиталища Будды Гаутамы и Будды Майтрейи. Они — одно. Встретившись с одним, я увижу другого. Ибо все на свете создано так, чтобы пребыть — всем.
…в землю Раджагриху пришли. В Магадху (вошли).
Святой (град). Каменные ступы кричат о мощи (богов) и людей. Монахи, отшельники Магадхи живут (в пещерах).
Меня к пещерам святые люди (повели). Предупредили: (ступай) осторожно, ибо пещеры охраняются Великой (Силой). Разгневаешь Силу — Она остановит тебя, может убить, если увидит твое зло изнутри.
…понял так: должен быть чист, как полдневные небеса, тогда (пустят).
Купцы остались в хижине, в семье, что нас пустила (под кров свой). Идти побоялись.