– Тебе жить незачем. Будь моя воля, пристрелил бы прямо здесь, – сказал ему сыщик. – Хотя постой! Зачем откладывать? Воли моей вполне достаточно. Скажу, что ты напал на меня, а я защищался. Как думаешь, съедят?
Абрек смотрел озадаченно.
– Конечно, съедят. Потом, даже если и усомнятся, что с того? Ты известная сволочь, полицейского недавно убил. У меня на глазах. – Голос сыщика стал предельно жестким: – Никто мне слова не скажет. Даже одобрят. Потому зачем тебе жить? А?
– Я абрек, я никого не боюсь, – хрипло ответил Чолоков.
– Вот сейчас и проверим.
Лыков вытряхнул из нагана патроны, оставив в барабане только один.
– Ну, поиграем в рулетку? Буду крутить барабан до тех пор, пока не прострелю твою дурную башку. Хоть развлекусь. Или…
Головорез побледнел, но по-прежнему молчал.
– Или пока ты мне не скажешь, кто выдал нас с поручиком. Ну, дошло? Ведь кто-то выдал. Ты ждал нас на дороге, ты точно знал, когда мы поедем в Гомборы. – Он крутанул барабан.
Пленник застыл, не сводя глаз с револьвера. Лыков приставил ствол к его лбу и добавил:
– А когда я один поехал в горы, ты тоже знал. Послал убийцу. Ну, решайся. Раз… два… три!
Динда-Пето сжался в комок и закрыл глаза. Выждав секунду, сыщик спустил курок. Раздался щелчок, но выстрела не последовало.
– Первый раз мимо, – констатировал питерец. – Повезло тебе, скотина. Посмотрим, когда твое везение кончится.
Он снова закрутил барабан. Тут абрек не выдержал и крикнул:
– Шмыткин!
– Что Шмыткин? Он тебя предупреждал оба раза?
– Да, он.
Лыков быстро сочинил протокол допроса и протянул Динда-Пето. Тот не глядя подписал.
– Ну, уже лучше. Шмыткин помогает разбойникам «отчищать» добычу?
– Да.
– А кто еще?
– Я не знаю, я простой абрек.
– Врешь! Козюлькин тоже в деле? Он главный?
– Не знаю никакого Козюлькина.
Коллежский советник осуждающе покачал головой и потянулся к револьверу.
– Безвуглый все знает, спроси Безвуглого! – взвизгнул кочи.
– Это еще кто?
– Первый в Тифлисе бандит. Он меня свел со Шмыткиным, он предложил и купоны поменять меченые.
Алексей Николаевич задумался. С одной стороны, есть результат: абрек начал давать показания. Правда, он пытался юлить. Его можно было сейчас дожать и выбить еще что-нибудь. Но с другой стороны, стоило ли перегибать палку? Допрос опытного преступника – целое искусство. Надо подготовиться, посмотреть захваченные в кунацкой улики, ловить на противоречиях. Понадобится помощник, чтобы вымотать арестанта. Сыщик понял главное: Динда-Пето боится смерти. И на этом его неминуемо удастся сломать. Притом делать это лучше в Тифлисе, поближе к агентам «большой постирочной», чтобы сразу производить аресты.
– Ладно, Елизбар. Будешь сотрудничать – тогда получишь шанс. Но учти, за убийство полицейского офицера тебе полагается виселица. Только чистосердечное признание и помощь в аресте сообщников могут тебя спасти. И то, если государь захочет.
Чолоков напрягся, не сводя с сыщика глаз.
– На государя влияет министр внутренних дел. Тот, кто послал меня сюда. Он ждет рапорта по завершении дознания и прислушается к моему мнению. Значит, Елизбар, твоя жизнь зависит главным образом от меня. Понимаешь?
– Угу…
– А ты очень меня разозлил, очень. Шанс твой крохотный.
– Они заставили убить кровника, заставили. Я не хотел.
– Кто заставил?
– Большие люди, – глухо сообщил абрек.
– Какие? Назови имена, должности.
– Я же говорю, не знаю. Простой абрек, кто мне скажет? Они давно уже используют Динда-Пето. И не только. Все разбойники в крае платят, чтобы их не поймали. Не будешь платить – стражники тебя убьют. Шмыткин сказал: если я не кончу того поручика, покровительство снимут.
– И что тогда?
– Тогда конец. Рано или поздно застрелят. Шмыткин приказал – я исполнил.
– Это полиция? Покровительство за деньги оказывает полиция?
– Полиция или кто еще – какая нам разница? Они не представляются. Мы видим лишь посредников в низких чинах. Но все очень строго. Плати десять процентов и делай, что хочешь. Однако так не везде. В Закатальском округе покровительства нет. В Горийском уезде тоже.
– А обмен меченых купонов?
– Там другие расценки. Пятнадцать процентов было, а теперь они повысили до двадцати. Любые бумаги и любые суммы.
– Почему повысили?
– Шмыткин сказал, стало труднее. В Петербурге пронюхали, послали сюда сыщика. Тебя, значит. Вот расценки и выросли.
Алексей Николаевич вернул пленника в камеру и пошел на телеграф. Там он отбил депешу: «Губернатору Свечину, сс Трембелю. Абрек Динда-Пето мною арестован. Завтра будет доставлен в Тифлис. Данной министром внутренних дел властью приказываю задержать помощника полицмейстера Шмыткина. Принять меры к его изоляции. Кс[38] Лыков».
После этого питерец навестил начальника округа. Тот читал протокол изъятия вещей у Борева.
– Однако награбили ребята, – сказал он, отодвигая бумагу. – Спасибо, Алексей Николаевич. Пришел, увидел, победил. Вот это я понимаю: сыщик. А мы тут…
Лыков вспомнил слова абрека, что в Закаталах ему покровительства нет. И смягчился. Павлов, при всем его стариковстве, был честный служака. А капитан Гвелисиани просто молодец.
– Андрей Павлович, я завтра возвращаюсь в Тифлис. Нужен конвой. Мы, помните, говорили про елисуйцев?
– Помню. Штабс-ротмистр Магрурыбал Хан-Елисуйский будет здесь через сорок минут.
– Без меня прошу не начинать.
В ожидании хана коллежский советник пошел к товарищу. Он вывел Имадина за ворота и спросил, указав вниз:
– Видишь это?
К форштадту спускалась дорога, по обеим ее сторонам росли платаны.
– И что?
– Завтра утром мы будем спускаться по этой дороге. Где бы ты поставил засаду?
– Слева, на полпути вниз.
– Я бы тоже. Мишени некуда будет деться. А стрелку легко убраться в лес.
– Что ты предлагаешь?
– Встань там с полуночи и будь наготове.
Чеченец усмехнулся:
– Хочешь, чтобы я поймал их, как ты поймал меня?
– Думаю, стрелок придет один. Но возможно все. Может, дать тебе напарника? Капитан Гвелисиани – храбрый человек, он не откажется.
Имадин задумался, потом произнес:
– Храбрости мало, нужна еще опытность. А капитан стоял когда-нибудь в засаде шесть часов? И чтобы ни одна ветка под ним не хрустнула?
– Не знаю. Можно спросить.
– Нет, тут требуется разбойник.
– Или бывший пластун, – засмеялся Лыков, имея в виду себя.
– Бывший пластун? – не понял чеченец. – Такой, как Безвуглый?
– Ты знаешь этого бандита? Расскажи мне о нем. Он тоже из пластунов?
– Да. Очень опасный. Дезертир, сбежал из Четвертого Кавказского пластунского батальона. Причем был там унтер-офицером.
– Не может быть! Кто же пустил такого в унтера?
Алибеков пояснил:
– Кажется, у вас это называется инструктор. Он обучал новобранцев пластунским приемам. Лучший стрелок округа, а также победитель в соревновании Тифлисского гарнизона по рукопашному бою. Еще Безвуглый любит криви, это грузинский кулачный бой. В Сурп-Карапетовском овраге дерутся на деньги. И в чидаоба участвует, это уже борьба. Она бывает в саду «Италия» на Михайловском проспекте. И там, и там пластун часто побеждал.
– И что же сбило его с пути?
– Видать, был гнилой, вот и треснул. Как-то его поставили в воскресенье под ранец по пьяному делу. Он рассердился, ударил фельдфебеля. Угодил на гауптвахту. Откуда сбежал, перебив караул.
– Недооценили? – понял сыщик.
– А кто знал, что он такой? Теперь вот знают, а поймать не могут. У Безвуглого шайка в несколько человек, собрал из дрянных солдат. И другие ему помогают.
– Шайка из военных? Плохо.
– Чего уж хорошего… – согласился чеченец. – У них знакомства по всем полкам. В каждом найдется кто-нибудь с гнильцой. При оружии, и полиции в казармы вход запрещен. Они собираются на грабеж, а потом раз! – и нету их.
– Где искать Безвуглого, знаешь?
– Сидел в Шантахе, но теперь куда-то скрылся. Он осторожный, часто меняет адреса.
– Ясно. Ну, готовься.
Лыков пошел на совещание. У начальника округа уже сидел туземец воинственного вида, затянутый в портупею. Он говорил по-русски очень плохо, и Гвелисиани помогал ему объясняться.
Коллежский советник потребовал выделить ему в конвой десять опытных людей.
– Как повезете пленников? – спросил Павлов.
– Пленника, – поправил его питерец. – Измаил Борев ваш, нас он не интересует.
– Ну, пусть одного Чолокова.
– Верхами до станции Цнорис-Цхали железной дороги Баку – Тифлис. Придется проехать Белоканы и Лагодехи, переправиться через Алазань. Допускаю засаду.
Хан-Елисуйский посерьезнел.
– Когда выступаем?
– Завтра в семь утра.
– Я сам возглавлю конвой, – заявил хан.
Офицеры одобрительно кивнули. На этом совещание закончилось. Лыков вывел помощника начальника округа в сквер и рассказал о задании Имадина. Добавил:
– Он будет там без поддержки. А стрелков может быть двое-трое.
– Я встану вместе с ним, – сразу же заявил капитан.
– Сначала, Александр Николаевич, мы вас испытаем. А то все испортите.
Имадин усадил офицера на землю прямо в сквере и вынул часы. Через пятнадцать минут тот не выдержал и пошевелился. И чеченец тут же его забраковал:
– Не выйдет из тебя разбойника, капитан. Один пойду.
Раздосадованный Гвелисиани потребовал испытать самого Имадина. Лыков сел с ним на пару, и они застыли. Терпения грузина хватило на час. Сыщик и бывший разбойник сидели как изваяния.
– Ну, теперь поняли? – спросил Лыков, поднимаясь и отряхиваясь. – Однажды на турецкой войне я провел так полдня. И взял офицера.
День тянулся бесконечно долго. Вечером полковник Павлов сообщил, что неизвестные перерезали линию телеграфа. А Гвелисиани добавил, что в туземной части города неспокойно. Джарцы собираются группами и о чем-то договариваются. О чем именно, установить не удалось.