– Урядник, дай мне одного человека. Что-то на мосту неладно.
– Может, одного мало? – насторожился старший. – Разрешите, я тоже с вами!
Они двинулись втроем. Только приблизились к реке, как с той стороны раздались выстрелы. Над головой засвистели пули.
Казаки мигом спешились и ответили. Лыков не стал торопиться. Он вынул маузер Динда-Пето, который теперь носил с собой, и присмотрелся: ночь, ни зги не видать – фонарь разбили первым же выстрелом. Вспышки то тут, то там: нападающие меняли позицию. Казаки целились – и не успевали. Так можно до утра воевать с нулевым результатом. Пора было вмешаться…
Алексей Николаевич засек очередную вспышку, мгновенно навел на то место маузер и повел стволом влево-вправо. Бах! Бах! Бах!
Через секунду он услышал топот ног и, не раздумывая, бросился вперед. Но темнота была на руку противнику. Топот затих под мостом – не лезть же в ущелье. Сыщик скорее почувствовал, чем увидел, темное пятно. Подошел, потрогал, не отводя пистолет. Лежит человек, в крови, и прерывисто дышит. Тут только подоспели казаки. Урядник зажег спичку:
– Кончается. Вы ему в башку угодили… – Нагнулся ниже и добавил: – Ваше высокоблагородие, да ведь это армяшка! Ай, негодный какой народ. На полковника бросился – так тебе и надо.
Тут до Лыкова дошло, что их вели от самой гостиницы. И только ждали, когда друзья расстанутся, чтобы прикончить по одному. И что сейчас на дороге убивают Имадина.
– Урядник, за мной!
Не спрашивая ни о чем, казак полетел за коллежским советником. Они миновали выезд и оказались на Военно-Грузинской дороге. Темнота вокруг стала какой-то особенно плотной и жуткой. То и дело сыщик ждал выстрела, а еще боялся споткнуться о труп товарища. Черт, как же они так неосмотрительно? Путали следы, путали, и все без толку.
Целый час Алексей Николаевич гнал лошадь по шоссе рысью, не разбирая дороги. И никого не встретил. Урядник наконец подал голос:
– Ваше высокоблагородие! Только коней загубим… Надо возвращаться. Через час светать начнет, тогда опять поищем. А сейчас чего?..
Они вернулись к заставе на заморенных конях. Урядник спешился и стал прямо на коленке писать рапорт. Лыков незаметно для других сунул ему в руку «красненькую»:
– Спасибо.
– Рад стараться…
Подъехал на фаэтоне заспанный полицмейстер.
– Вы как, Алексей Николаевич?
– Я в порядке. Труп опознали?
– Да, сразу же. Известная личность.
– Дашнак?
– Из них, верно, – кивнул Ковалев, громко зевая. – Среди ночи разбудили; такой сон хороший снился. О чем уж я?
– О дашнаке.
– Точно. Зовут его Унан Тер-Азарьев. Боевик, в Турции приговорен к смертной казни за убийство полицейского офицера. У нас в Эриванской губернии тоже отметился: зарезал участкового начальника. А вы ему пулю в лоб! Ночью, с тридцати саженей. Теперь эти ребята на вас сильно обидятся…
Тут только Ковалев разглядел лицо сыщика и спросил, понизив голос:
– А где Имадин Алибекович?
– Мы расстались в Сабуртало. Я поехал домой, смотрю – на мосту нет городового…
– Да, его заманили в духан и напоили, – вставил полицмейстер. – Я уже выгнал этого ишака со службы.
– Ну, боязно ехать… Стоял, стоял, все пытался разглядеть, нет ли засады.
– То есть вы что-то почувствовали?
– Да. Обругал себя за трусость, решил было прорываться. Но все же вернулся за казаками. И как оказалось, не зря.
– Вы, Алексей Николаевич, взаправду легендарная личность, – одобрил Ковалев. – Я, когда слушал Скибу, думал, он привирает. А вы опять всех объегорили. Но что с Алибековым?
– Не знаю. Когда закончился бой, мы одного казака оставили, а сами с урядником помчались по шоссе. Но никого не нашли. И это очень меня беспокоит.
– Если бы ваш товарищ ехал, как собирался, вы бы его догнали, так?
– Да, Георгий Самойлович. Дорога одна, свернуть некуда. Мы гнали что есть мочи целый час. Имадин пропал.
– Возвращайтесь в гостиницу и постарайтесь немного поспать, – посоветовал полицмейстер. – Сейчас уж ничего не изменить; что случилось, то случилось. В час дня совещание у Фрезе. Вопрос один: как дальше вести дознание? В свете новых обстоятельств.
– Заметьте, Георгий Самойлович, на меня покушались дашнаки. Те, с кого началась вся лавочка. Имадин сказал правду.
Но Ковалев не стал слушать:
– Немедленно в кровать!
Глава 9В свете новых обстоятельств
Лыков явился к Фрезе с больной головой. Генерал от инфантерии накинулся на него с напускным раздражением:
– Ну и затеяли вы тамашу![43] Так было в Тифлисе тихо и спокойно.
– Вот-вот! Три года в Тифлисе для всей России ворованные деньги «отстирывали». Пока власть дремала. А теперь я вам покой нарушил, – съязвил Лыков в ответ.
– Ну, господа, начнем.
На совещании присутствовали Трембель, Ковалев и два новых лица. Генерал представил их питерцу:
– Члены Совета главноначальствующего: от МВД действительный статский советник Устрялов, а от министерства финансов – тайный советник Султан-Крым-Гирей.
Устрялов сразу попытался взять быка за рога:
– Я правильно понял результаты дознания коллежского советника? Вы обвиняете во всем Козюлькина. Но улик не предъявляете. Если не считать слов каких-то абреков.
– Один из которых убит, а второй пропал. Возможно, тоже уже того, – поддакнул Трембель.
– Кстати, Карл Федорович, – обратился к нему Лыков. – Разрешение министра получено. Начинайте готовить бумаги на помилование Алибекова.
– Где же он сам? – желчно парировал статский советник. – Как я без него бумаги сделаю? Он должен подписать присягу, представить метрику. Какая ему теперь, жмурику, присяга? Прикажете на покойника оформлять?
– Пока не увижу труп Имадина, буду считать его живым, – категорично заявил питерец.
Трембель покосился на Фрезе. Тот приказал:
– Делайте, что вам говорят.
Затем генерал ответил Устрялову:
– Прямых улик против Козюлькина нет, вы правы. Но как минимум халатность он проявил. «Большая постирочная» действительно существует и опирается на Тифлисское казначейство.
– Из чего это следует? – вскинулся Устрялов. – Опять слова? А где факты?
Лыкову надоело это препирательство, и он обратился к генералу:
– Александр Александрович, хоть этот человек и из МВД, а ведет себя, словно он одного ведомства с мошенниками. Давайте спросим настоящего финансиста, как тот оценивает ситуацию.
– Давайте, – согласился Фрезе. – Николай Александрович, выскажитесь. Прав Лыков насчет вашего Козюлькина?
Султан-Крым-Гирей ответил лаконично:
– Прав.
– А если подробнее?
– Мы начали подозревать, что в казначействе нечисто, с Пасхи. Но Козюлькин прикрывал его, говорил, что все на контроле, он глаз не спускает, нарушений нет. Однако вчера я получил доклад от управляющего Тифлисской казенной палатой Михайлова. Во Владикавказе нашли купоны к облигациям, украденным у фабриканта Дракопуло. Списки с номерами облигаций разосланы по всем финансовым учреждениям Кавказа. И несмотря на это, купоны отыскались в платежах за проведение трамвая! Сумма была перечислена из Тифлисского казначейства.
– Кто опечатывал пачку? – оживился Ковалев. – Вот сейчас и вычислим злодея!
– Не выйдет, прошло уже больше недели. Пачку давно вскрыли, а бандероль выбросили.
– Так-так, – повеселел сыщик. – Значит, след ведет, куда я и говорю. Правильно, ваше превосходительство?
– Увы, – кивнул Султан-Крым-Гирей. – Хоть это и стыдно признавать, господин коллежский советник, но ваши подозрения верны.
– Значит, надо отстранить губернского казначея на время расследования. Прислать нам в помощь ревизию из Петербурга. И накрыть всех.
– Еще раз увы. Козюлькин вчера сел на пароход в Одессе и уплыл в Марсель.
– В Марсель? – поразился Фрезе. – Кто же его отпустил?
– Да вы и отпустили, Александр Александрович, – ответил Султан-Крым-Гирей. – С моего ведома. Мы с вами оба тогда не знали, к чему приведет дознание господина Лыкова. Теперь казначей собирается пить воды в Виши. Вернется через два месяца… Если вообще вернется.
– Мать его так! – выругался Фрезе. – И что теперь делать?
– Арестовать его временного преемника, – предложил полицмейстер. И пояснил сыщику: – Фамилия у него славная: Гонзаго-Павлючинский. А в душе жулик. Он у Козюлькина правая рука. Тот сам-то краденые купюры в пачки вряд ли подкладывает. Технически, так сказать, все наверняка поручено Гонзаге. Вот и надо его накрыть.
– Как же мы это сделаем? – спросил Фрезе. – Поставим возле каждого кассира по солдату? И что это даст?
– Теперь поздно ловить что казначея, что исправляющего его обязанности, – поддержал генерала Трембель. – Вся организация настороже. Операции с подменой бумаг они свернули. Нить оборвана со смертью абрека Чолокова.
– Есть другая нить, – напомнил сыщик. – Казначеев и впрямь не ухватишь: один уплыл, второй лег на дно. Будем ловить рыбку поменьше. Она даст показания на главную акулу. Появятся улики – мы вашего Козюлькина арестуем прямо на водах. Точнее, это сделает французская полиция по нашему запросу. Но нужны факты.
– Алексей Николаевич, вы кого имеете в виду под мелкой рыбешкой? – насупился генерал. – Уж объясните.
– Карл Федорович пусть следит за поляками, у него кое-кто есть под наблюдением.
Трембель кивнул. А сыщик продолжил:
– Мы же с Георгием Самойловичем начнем искать главного тифлисского бандита.
– Безвуглого?
– Да. Ведь он помимо того, что бандит, еще и агент «постирочной». Отвечает за связь с русским уголовным элементом.
Ковалев раздухарился:
– Давно пора взять гадину!
– Тогда и получим те самые факты, которые требует господин Устрялов. Обязательно надо захватить агента живьем. И потом караулить как следует, а то снова проспим.
Фрезе повеселел. Есть еще ниточки!
– Итак, господа, за дело. Все свободны.