Сыщик с полицмейстером вышли вместе.
– Ну что, едем ко мне? – спросил Ковалев.
Алексей Николаевич ответил:
– Давайте завтра начнем, Георгий Самойлович. Сегодня у меня дела до самого вечера, а с утра я в вашем распоряжении.
– Хорошо. Приходите на квартиру к восьми. А я пока подумаю над мерами, которые следует предпринять.
Полицейские расстались, и Лыков вернулся в гостиницу. Он сел сочинять для Плеве большую телеграмму. В ней содержались одна просьба и одно предложение.
Вчера сыщик едва не погиб. Его спасли от верной гибели казаки. И собственная осторожность тоже, но что бы она дала без казаков? Если дашнаки взялись за командированного, они так легко не отступят. Похоже, устроители «большой постирочной» наняли их, чтобы избавиться от питерца. Поэтому тот собирался обзавестись собственной вооруженной силой. И для охраны, и для проведения тех операций, что он наметил. С некоторых пор Лыков не доверял никому в Тифлисе, в том числе полиции. А как ей доверять? Динда-Пето успел рассказать о продажности властей. И потом, все ниточки, о которых становилось известно тому же Ковалеву, подозрительно быстро обрывались. Вот сейчас они вместе станут ловить атамана шайки дезертиров. Однако мертвый тот бесполезен. Длинный ряд покойников уже оставило за собой дознание Лыкова. Сколько их еще будет? Нужна сила, которая находится в прямом подчинении коллежского советника и слушается лишь его команды.
Такой силой в Тифлисе могли бы стать пограничники. Они люди бывалые, в боях с контрабандистами не соскучишься. В городе находился штаб 6-го округа ОКПС[44]. А корпус подчинялся министру финансов, который в первую очередь заинтересован в успехе лыковского дознания. И сыщик попросил своего министра переговорить с Коковцовым. Пусть тот распорядится подкрепить командированного.
Это была просьба. Следом шло предложение. Лыков задумал секретную операцию по выявлению мошенничества в Тифлисском казначействе. Секретную и от здешнего начальства тоже. Месяц назад в Одессе была ограблена банковская контора Сиюза. В числе прочего она занималась скупкой ценных бумаг. Бумаги хранились в сейфе, его и взломали грабители. Пропали железнодорожные облигации на сумму сто девяносто семь тысяч рублей. В газетах писали об этом деле. Но неделю назад грабители были пойманы вместе с добычей. Взяла их петербургская сыскная полиция. Сообщение об этом не давали в прессу, чтобы не спугнуть сообщников.
Алексей Николаевич предлагал направить в Тифлис сыскного агента под видом одесского грабителя. Приехал человек с ворованными бумагами на большую сумму и хочет их обернуть. Весь фартовый мир в курсе, что здесь оказывают такие услуги. Никто, включая даже Фрезе, не будет знать, что это агент. Только Лыков. Тогда есть гарантия, что продажные полицейские не сорвут операцию.
В качестве исполнителя Лыков предлагал привлечь своего помощника Азвестопуло.
Долго сочинял коллежский советник телеграмму и еще дольше шифровал. Когда закончил, отнес на полицейский телеграф, после чего повеселел. Мы еще поглядим, кто хитрее!
У Лыкова неожиданно образовалось свободное время. Вечером он собирался в гости к Скибе. Намеки бывшего сыщика обещали ему романтическую интригу. Алексей Николаевич еще не решил, как повести себя с жевешкой. Однажды на Кавказе его уже обхаживала одна такая… Тоже держалась свободно, тоже строила глазки. Теперь это верная супруга лучшего друга Витьки, баронесса Таубе. Иногда они со смехом вспоминали начало их знакомства. А Фомина-Осипова? Одинокая женщина, разводка, и все еще хороша собой. Как удержаться? И надо ли удерживаться? Уже много лет, с несчастного случая в Ташкенте[45], сыщик не позволял себе увлечений на стороне. Но, может быть, пора оскоромиться? Там видно будет, решил он.
До визита к Скибе оставалось еще полдня. Лыков не находил себе места из-за вчерашнего. Жив ли Имадин? Если напали на него самого, значит ли это, что и чеченец в списке? Он опытный человек. Пятнадцать лет в горах, не в ладах с законом, научили его выживать. Но из засады легко убить кого угодно, даже бывалого разбойника. Нужен только хороший стрелок.
От темных мыслей следовало отвлечься. Здесь возникали сложности. Выходить без нужды в город Лыков опасался. Вряд ли дашнаки сегодня смогут мобилизоваться и опять напасть. Потеряли человека, выдали себя. Пока спрячутся, потом наладят слежку… Несколько дней вроде можно не опасаться. Но риск все равно оставался. Вон как ловко их вчера выследили. Ни он сам, ни его друг не заметили хвоста. Лучше посидеть в гостинице, не лезть на рожон.
Алексей Николаевич спустился вниз, сгреб целую кучу газет, что лежали на стойке, и отправился в курительную. Давно уже он не интересовался новостями. Ну-ка, что там делается в мире?
Больше всего писали, конечно же, о войне. Первые полосы были заняты сводками из Маньчжурии. Там отбили японцев с большими для врага потерями, тут провели успешную разведку. Но почему-то все время отступали… Трудно Куропаткину. Это вам не по гарнизонам разъезжать в поисках прогонных![46] А как воевать, генерал-адъютант, видать, уже забыл. Лыков искал в сводках фамилию Таубе. Когда началась кампания, барон бросил должность в Генеральном штабе и отправился на фронт. Сейчас он командовал пехотной дивизией из запасных. Даже кадровую не дали, для себя оставили. Но японцы одинаково успешно били и тех, и этих. Виктор, конечно, человек хорошо подготовленный. Настолько хорошо, что самураи об него зубы обломают! Но если бы исход кампании решался на его участке… Полковые командиры у нас хороши, ротные опытны, нижние чины храбры. Старый вояка, Алексей Николаевич знал сильные стороны русской армии. Их много, армия первоклассная. Во всем, кроме генералов… Когда юный вольноопределяющийся воевал с турками в Кобулетском отряде, он насмотрелся на людей с лампасами. Их как будто месили из другого теста, чем простых офицеров. Или лампасы меняют что-то в голове?
Тут имелся и личный момент, трудный для семейства Лыковых. Сыновья-то уже выросли! В июле закончат училище и выйдут в строй подпоручиками. Оба героя написали рапорт с просьбой направить их в действующую армию. Варенька сдонжила мужа, и Лыков пошел в Военное министерство на коленях просить, чтобы юных дураков не пустили на войну. Благо там остались приятели Таубе в штаб-офицерских чинах. Те посмеялись, напомнили Алексею Николаевичу, в каком возрасте тот отправился драться с турками. Сказали: ну теперь ты понял, каково тогда было родителям? Теперь понял, ответил он. В результате ему обещали, что обоих балбесов направят в Туркестан. Там тоже несладко, наедятся трудностей полной ложкой. Главное, чтобы они никогда не узнали, кто порвал их рапорта…
Газеты между тем врали безбожно. Лыкову попалась совсем уж глупая заметка. Казаки атаковали японский разъезд, и некий орел зарубил троих врагов, а командира проколол пикой насквозь. Так, что пику потом не удалось вытащить! Японские офицеры бегут с поля боя. А чтобы сподручнее было драпать, сбрасывают сапоги. Наши герои со смехом поднимают их и показывают друг другу… М-да. Еще сообщали, что в армии микадо много женщин, одетых в мужское платье. Что они там делают? Далеко ли до греха?
Были и другие сообщения. Внимание Лыкова привлекло следующее. «Отношение к русским раненым такое, что сначала с поля боя выносят их, а потом своих. К пленным – самое хорошее, к офицерам – уважительное. Отношения между японцами и русскими таковы, что после войны, как и после Севастополя с французами, возможна искренняя, основанная на взаимном уважении дружба. Все зверства над ранеными совершают не японцы, а китайцы». Хорошо, если бы так… Но в другой газете писали иначе: русские пленные страдают, японские конвоиры добивают обессилевших, а над здоровыми издеваются. Кому верить, непонятно.
Наши тоже обзавелись пленными. Тысячу японцев намерены разместить в Полтаве, для чего срочно приспосабливают казармы. Ближе нельзя было найти казарм?
Известный певец Собинов признан врачами здоровым и должен явиться в Воронеж, где его призовут на воинскую службу. И отправят в Маньчжурию. Общественность негодует и требует освободить гения от такой гражданской обязанности. Пусть черная кость воюет…
В Петербурге открылось Центральное справочное бюро о военнопленных под началом профессора Мартенса. Сведения оно получает через французское посольство в Токио, и пока лишь об офицерах: где попал в плен, как состояние здоровья. Надеются скоро наладить работу и по нижним чинам. В бюро безвозмездно работают пятнадцать человек из высшего общества.
Французы вообще близко к сердцу принимают нашу войну. Вот деньги стали собирать в помощь раненым. На середину мая пожертвовано уже 640 174 франка и 10 сантимов…
Были новости диковинного свойства. Например, сообщалось об изобретении крестьянином Камбийской волости Юрьевского уезда особого средства. С его помощью можно привести воду в необыкновенное волнение. Изобретатель подал правительству прошение, где предлагал купить у него это средство и использовать в войне с японцами. А именно привести море возле неприятельских судов в такое состояние, что с них невозможно будет отстреливаться. Неужели купят?
В осажденный Порт-Артур пришло письмо из Австро-Венгрии на имя адмирала Того, на немецком языке. Почтовики отдали его нашему коменданту Стесселю. В письме было сказано: «Ваше превосходительство! В твердом уверении, что победоносный флот Японии до получения этих строк прогнал из Порт-Артура последнего русского, я позволяю себе передать наисердечнейшие благопожелания к геройской стойкости вашего флота и с вами молить у неба скорой победы над врагом». Подписано каким-то австрияком. Поторопился, черт нерусский…
Сыщик перешел к местной уголовной хронике. Она поражала непривычным русскому глазу своеобразием. В духане Домоухова на углу Пушкинской улицы и Серебряного ряда повздорили Панашвили и Цамалашвили. Второй обиделся, сбегал домой за ножом и, вернувшись, распорол противнику живот… В Бакинской губернии произошла перестрелка конной стражи с шайкой персидских разбойников во главе с беглым каторжником Бейкалия Кербалая Абаса Кули-оглы. А возле станции Квирилы Владикавказской железной дороги случилось уж вообще дикое происшествие. Некто Ребгаридзе ехал верхом домой. На переезде у 117-й версты его остановили – к переезду приближался поезд. Опустила шлагбаум сторожиха Нина Лелуашвили в целях безопасности всадника. Но тот расценил поступок женщины как оскорбление, вынул револьвер и выстрелил ей в ногу. Вот джигит!