– Какое дело?
– Сейчас все расскажу. Пока вот что. Поселитесь ближе ко мне, так, чтобы нам с вами проще было видеться. Встречи каждый день с утра, для инструкций. По большей части они будут касаться бытовых вещей. Но однажды, почти наверняка, дело дойдет до боя.
Глаза Топурии сверкнули, рука легла на эфес шашки. Но коллежский советник заговорил о другом:
– Расскажите сначала о себе, Иосиф Хахиевич. Надо же знать, с кем в бой идешь.
– Слушаюсь.
– Вам сколько лет?
– Сорок.
– И все еще штабс-ротмистр. Почему так?
Офицер опять смутился. Драки он не боится, а начальства робеет…
– В пограничном корпусе, как и в армии, медленное чинопроизводство, – начал Топурия. – Я служу, как умею. Начальство вроде бы довольно, однако вот… Под судом или следствием не был, взысканий и выговоров нет.
– Продолжайте, Иосиф Хахиевич. В общих чертах, что и как.
– Родился в Кутаиси. Из дворян. Закончил гимназию, потом Тифлисское пехотное юнкерское училище… по второму разряду. Вышел в Сто пятьдесят первый пехотный Пятигорский полк подпоручиком в девяносто третьем году. В девяносто седьмом произведен в поручики, в девятьсот первом – в штабс-капитаны. Шестнадцатого февраля этого года перешел на службу в корпус пограничной стражи, с переименованием в штабс-ротмистры.
– То есть пограничник вы всего три месяца?
– Да.
– Женаты?
– Холост.
– Я все понял. Теперь слушайте задачу.
И сыщик рассказал своему подчиненному все с самого начала. Не утаив ничего важного. Резюмировал он так:
– Преступники нанесут удар, им некуда деваться. Рано или поздно я все раскрою, они это уже поняли. Придется караулить мою скромную персону. Дашнаки один раз напали, но обожглись. Второе нападение они подготовят более основательно. Честно говоря, жду его со дня на день… Хорошо, что вы появились.
– Нападут именно дашнакцаканы?
– Нет, не обязательно. Здешние бандиты, горные абреки, эсеры-боевики… Может быть кто угодно.
– Однако, Алексей Николаевич. Трудно вам.
– Всем трудно. И вам, Иосиф Хахиевич, придется нелегко. Как видите постановку охраны?
– Может, еще людей попросить?
– Хватит четверых. Я и сам пока на что-то гожусь.
Штабс-ротмистр задумался, потом сказал:
– Больше одного человека в смену не выходит.
– Одного достаточно.
– Алексей Николаевич, давайте так условимся. Я прихожу к вам утром, вы сообщаете свой день. Где, куда, когда. Мы вместе решаем, сколько вам дать охраны. По обстоятельствам.
– Верно. День на день не приходится.
– Вы думаете, в самой гостинице вам ничего не угрожает?
– Конечно. Главная улица, главная площадь. Все на виду.
– А я как раз тут бы и напал, – сказал штабс-ротмистр.
– Вот как?
– Тут вы не ждете, потому бы и напал.
– Логично, – согласился Лыков. – Наверное, выходить из «Кавказа» придется всегда в чьем-то сопровождении.
– Точно так!
– Согласовали. Поверьте, Иосиф Хахиевич, я хочу жить не меньше вашего. Вернуться домой, увидеть жену и детей… Так что глупой храбрости от меня не ждите.
– А и хорошо.
Отношения с пограничниками у коллежского советника сразу наладились. По утрам они с Топурией решали, как охранять питерца. В административные инстанции тот шел под конвоем штабс-ротмистра. Получалось солидно: вроде как сыщик ходит с адъютантом. Визиты попроще доставались солдатам. Приказом по отряду им было разрешено, в нарушение уставных требований, носить револьверы. Причем офицерские самовзводы! Чтобы не цеплялись патрули, нижним чинам выдали соответствующие бумаги, и те страшно возгордились… Но службу несли исправно и близко к сыщику никого просто так не подпускали.
Когда наступил вторник, Алексей Николаевич сказал Топурии:
– Сегодня в девять пополудни я иду к женщине. Там меня караулить не надо. Неловко. По пятницам тоже так будет…
Штабс-ротмистр молча кивнул, подождал объяснений, но не дождался. Сам ни о чем спрашивать не стал, и вопрос решился легче, чем опасался сыщик.
Все бы ничего, но Плеве время от времени донимал чиновника особых поручений начальственными телеграммами. Алексей Николаевич наладился писать ему еженедельные отчеты. Чтобы письма не перлюстрировали, он использовал прием, подсмотренный в Петербургском охранном отделении. Сыщик клал письмо в один конверт, который помещал во второй. Затем прорезал снаружи отверстие, в том месте, где сходились клапаны. И запечатывал. Сургуч протекал внутрь и прилипал к внутреннему конверту. Такие послания невозможно было вскрыть, не повредив печать.
Глава 12Кто друг, кто враг?
Агент полицмейстера Галуст Вартапетянц понравился Лыкову. Молодой, смешливый, глаза умные, не без лукавства. Он выслушал задание и сразу ничего не стал говорить.
– Получите запись в формуляр и наше негласное содействие, – вкрадчиво пообещал Ковалев. – И окажетесь где-нибудь в хорошем месте. Например, в акцизном ведомстве.
– А как быть с судом? Мне ведь придется давать там показания.
Лыков счел нужным вмешаться:
– На суде показания негласной агентуры принимаются на веру. Вашего присутствия не требуется.
– Вот как? – обрадовался конторщик. – Но теперешние присяжные поверенные… Они прицепятся и разобьют доводы следствия.
– Вам-то что за дело?
– А! Тогда потащат меня в открытое судебное заседание. Тут и конец.
– Не было еще такого случая, – отрезал питерец. – Прокурор заслушает, этого не избежать. А в открытом заседании… Подобного можете не опасаться.
Агент успокоился и стал задавать вопросы по сути:
– Значит, мне надо подглядеть, как всовывают меченые деньги?
– Да, – ответил Ковалев. – Формально вы поступите счетным чиновником, но придете на место кассира. Нам достоверно известно, что он участвует в мошенничествах. Конечно, вам ничего подобного эти люди не доверят. Вы временный, вы чужак. Но краем глаза что-то можно увидеть. Подозрительные посетители, странные разговоры… Например, вас выставят за дверь, когда начнут раскладывать купюры по пачкам… Постарайтесь запомнить, куда пойдут эти пачки – мы их перехватим и проверим. Вот ваша задача.
– Понял. А как я буду поддерживать с вами связь?
– Простые отчеты оставляйте у домохозяина. Он предупрежден и не выдаст. А вот если случится что-то экстраординарное, требующее немедленного доклада, то на углу Александровской и Маликовской есть чайная. В ней половой Федор, он наш человек.
Вартапетянц кивнул, запоминая. Потом спросил:
– Меня представят родственником Адельханова?
– Дальним. Но хлопотать за вас будет именно он.
– Большая честь побыть хоть фиктивным родственником такого человека.
– Ну вот и договорились.
Полицмейстер отпустил агента и занялся шашлыком.
– О, Алексей Николаич, попробуйте! Сирбиладзе превзошел сам себя. Еще кахетинского?
– Давайте. Как вам разговор, Георгий Самойлович?
– Вроде неплохо. Парень честолюбив, ему хочется уйти от фабрикации мыла и свечей. Пусть потрудится. А что боится огласки, так это понятно.
– Агентуру мы не выдаем, пусть усвоит, – с нажимом сказал сыщик. – Когда начнем внедрение?
– Прямо сейчас.
Полицмейстер щелкнул крышкой часов.
– Едем к Адельханову, он нас ждет. Вы уж, Алексей Николаевич, сделайте лицо пострашнее. Чиновник особых поручений из Петербурга, правая рука Плеве…
Особняк одного из самых богатых жителей Тифлиса находился в Ортачалах. Он был освещен электричеством, обнесен высоким забором, у ворот стоял вооруженный охранник. Из-за забора слышался собачий лай.
– Однако, – обратил на это внимание питерец.
– Увидите, что внутри, – еще больше удивитесь, – ответил Ковалев. – Дашнаки приказали хозяину внести сумму в партийную кассу, он отказался. Теперь вот сидит под охраной.
– Храбрец!
Полицейские между тем вошли во двор, где рослый дядька с трудом удерживал на поводке двух огромных овчарок.
– По моим данным, Адельханов все же заплатил, – сквозь зубы произнес Георгий Самойлович.
– Зачем же тогда такие меры предосторожности?
– А чтобы мы думали, что он отказался.
Гости прошли мимо второго охранника с берданой на плече и кинжалом на поясе, а внутри особняка обнаружили и третьего.
Хозяин встретил их с напускным радушием. А сам глядел настороженно, будто ждал подвоха. Кожевенно-войлочный фабрикант оказался седоусым человеком лет шестидесяти с большой залысиной.
– Проходите, господа. Какая честь для меня! Чаю или коньяку? Поужинаете?
– Мы только что из духана, Григорий Григорьевич, – ответил полицмейстер, – так что можно и коньяку.
– Сейчас распоряжусь. Представьте мне вашего спутника, Георгий Самойлович. Я его прежде не видел. Вы новое лицо в нашем городе?
Лыков почтительно сообщил:
– Я ваш давнишний клиент. Последние четырнадцать лет покупаю себе обувь в вашем магазине на Невском.
– Так вы петербуржец?
– Это коллежский советник Лыков Алексей Николаевич, чиновник особых поручений Департамента полиции, – сообщил Ковалев. – А прибыл он сюда по личному распоряжению министра Плеве. Чьим доверенным лицом является.
Адельханов помрачнел.
– Вот оно как… Ну, давайте сразу к делу. Зачем полиции понадобился человек, который производит обувь? Или что-то не так на моих фабриках?
Лыкову хотелось ответить: нет, речь о ваших связях с антиправительственной организацией «Дашнакцутюн». Но делать этого было нельзя, и он заговорил иначе:
– Готовится секретная полицейская операция в Тифлисском губернском казначействе. Там практикуют мошенничество. Мы хотим внедрить туда агента. Люди внутри настороже, они не пустят чужака. Но если их попросит столь уважаемое лицо, как вы… Взять дальнего родственника, на два месяца, без содержания. Единственно для галочки, потому как с такой записью в формуляре ему будет легче потом попасть на государственную службу.
Сыщик не сводил глаз с собеседника. Ему показалось, что тот, когда понял предмет беседы, испытал облегчение. Адельханов очень живо перебил питерца: