– Точно так, – ответил растерянно помощник пристава. – Все-то вы знаете…
– Какого рода были поручения?
– Сопровождал в казначейство лиц, которые… Ну, разбойников, одним словом. Чтобы другие полицейские к ним не цеплялись.
– Еще что?
– Передавал сам денежные суммы, кому велели. Следил иногда. Раз, помню, филировал курда, для чего переоделся в партикулярное платье. Курда того потом обслужили в конторе Цовьянова.
Следователь, разбрызгивая пером чернила, торопливо записывал показания.
– Но Шмыткина давно нет, – напомнил Лыков. – Кто же велел вам явиться к Злогостеву и сыграть свою роль?
– Сегодня утром пришла дама и передала приказ от Большого.
– От какого Большого? – подался вперед Мамамтавришвили.
– Не могу знать, – по-солдатски ответил коллежский секретарь. Пожал плечами и добавил: – Кто-то же есть у них за главного, тот, кто всем крутит.
– Но вы ничего о нем не знаете?
– Нет. Да и зачем? Меньше знаешь – крепче спишь.
– Продолжайте, Дулайтис, – скомандовал сыщик. – Пришла дама…
– Да. Сказала, что теперь приказы от Большого будет передавать она. И сообщила, что я должен сделать. Ввалиться, напугать, отобрать и выгнать.
– Вы сразу согласились?
– Пятьсот рублей на дороге не валяются…
– Сами придумали детали?
Дулайтис закатил глаза:
– Что вспомнилось… Дама сказала: начните писать протокол изъятия, а потом порвите его на глазах у фартового. Мол, ступай прочь, пока я добрый. Я и ответь: какие слова вы знаете, барыня. Или Большой – полицейский? Он вас научил?
Сыщик со следователем навострили уши. Неужели сейчас всплывет что-то важное?
– А она мне и отвечает: Большой раньше служил в полиции, его не обманешь. Но, строго так закончила, вас это не касается.
– Раньше служил в полиции… – пораженно повторил Лыков. – Неужели?
– Алексей Николаевич, – встревожился Мамамтавришвили, – вы кого-то подозреваете?
– Нет, Баграт Ростомович, это лишь догадка, пока рано ее оглашать.
Он минуту не мог взять себя в руки, потом собрался:
– Продолжайте. А женщина вам не знакома?
– Видел ее раньше, – ответил помощник пристава.
– Где, при каких обстоятельствах?
– Она служит врачихой в городской управе. Высокая, с вас ростом, волосы светлые…
У Лыкова потемнело в глазах.
– Что-что?
– Точно она. Хоть и была под вуалью, я ее узнал.
– Но в управе две женщины-врачихи, – возразил следователь.
– Блондинка одна.
– Одна, – деревянным голосом подтвердил сыщик. – Участково-думский врач Первого участка госпожа Фомина-Осипова.
И следователь занес фамилию в протокол.
– Вы не могли ошибиться?
– Нет, – уверенно ответил Дулайтис. – Что Фомина, я не знал, но врачиха точно из управы.
Лыков кое-как довел допрос до конца. Следователь отправил арестанта в губернскую тюрьму и сказал сыщику:
– Здорово вы их!
Но тот был рассеян и думал о своем.
– Куда теперь? Надо сообщить полицмейстеру. Все-таки его подчиненный.
– Да, Баграт Ростомович, возьмите это, пожалуйста, на себя.
Следователь смешно прижал руки к груди:
– Нельзя! Георгий Самойлович оскорбится. И без того удар по репутации… Нет, у нас в Тифлисе так не поступают. В Тифлисе судейские с полицией живут дружно. Вы уж сами объяснитесь.
– Ну тогда не давайте ему читать протокол.
– Как же я могу отказать полицмейстеру?
Лыков бесцеремонно вырвал у Мамамтавришвили бумагу и сунул в карман.
– Но…
– Я верну его вам через день-два. А пока молчок.
С тяжелым сердцем сыщик явился в городское полицейское управление. Там его уже ждали. Ковалев наскочил на питерца:
– Господин коллежский советник! Почему со мной не согласовали арест моего подчиненного?
– Некогда было, он мог уничтожить улики.
– Пусть так. Но допрос почему провели без моего участия?
– В интересах дознания, – лаконично ответил Алексей Николаевич.
– Что? В моем городе от меня скрывают? Если у вас, господин приезжий, в кармане лежит бумажка за подписью министра, это еще не дает вам права…
Полицмейстер запнулся, он не мог найти нужного выражения.
– …Права оскорблять недоверием.
– Бумажка, как вы изволили выразиться, дает мне любые права в интересах дознания. А в вашем городе так все прогнило, что уж не знаю, как лечить. Кассиры берут ворованные деньги, помощники пристава им содействуют…
Ковалев подбежал к двери кабинета, распахнул ее и кивком указал питерцу: пошел вон! Лыков, не прощаясь, вышел. Честно говоря, ему сейчас было наплевать на обиды полицмейстера. Две новости жгли ему душу. Скиба – предатель? А Виктория – его сообщница?
Алексей Николаевич медленно шел по Головинскому проспекту, не замечая ничего вокруг. Позади его сопровождал ефрейтор Петров. Коллежский советник думал. Да, вот тебе и добрая женщина… Но верно ли это? Чем больше он вспоминал характер Виктории, тем сильнее сомневался. Не может быть! Не может быть, чтобы она была шпионкой, подосланной к нему Скибой. И связным «большой постирочной». Ну не может, и все! Ошибка, здесь явная ошибка. Или провокация. Но впрочем, зачем Виктория так интересовалась его дознанием, еще в тот вечер у Скибы, с которого началось их сближение?
Приняв решение, Лыков отправился на Водосточную. В последнее время Максим Вячеславович не появлялся дома допоздна. Анонимное общество проложило рельсы трамвая от вокзала до сада Муштаид. И теперь по этому отрезку без конца гонял взад-вперед единственный вагон общества – на нем обучались вожатые. Кроме того, разгорелся скандал: по требованию устроителей трамвая Дума приняла решение расширить улицу Армянский базар. Полотно городской железной дороги не помещалось на ней, и требовалось экспроприировать в пользу города ряд владений. Торговцы сопротивлялись и задирали цену. Хлопоты отнимали много времени у Скибы, и сыщик давно с ним не виделся.
Сейчас это было ему на руку – он хотел переговорить с Щербаковой наедине. Войдя в квартиру, Алексей Николаевич первым делом спросил:
– Максима Вячеславовича нету?
– Нет, и долго еще не будет. Что-то он заработался вконец.
– Мария Ивановна, можно я спрошу прямо?
Врачиха встревожилась:
– Что случилось? На вас лица нет.
– Ответьте, только честно. Обещаете?
– Да что произошло, Алексей Николаевич? – схватилась за сердце жевешка.
– Извините мой вопрос, Мария Ивановна, но… Что связывает Викторию Павловну с вашим мужем?
Щербакова помертвела, медленно опустилась в кресло и спросила тихо:
– Вы уже знаете?
– Ответьте, пожалуйста.
Хозяйка отвернулась к окну, пряча глаза.
– Они любовники.
– Давно?
– Три года как.
– И он спускает ей связь со мной?
Щербакова поглядела на гостя с сожалением и ответила:
– Не просто спускает, он на ней настаивал. Можно сказать, толкнул к вам в постель.
– Поясните, – снова заговорил сыщик. Во рту у него пересохло, и вообще хотелось разбить голову об стену.
– Максим Вячеславович нарочно подсунул вам Вику. Чтобы шпионить.
– Шпионить? Зачем?
– Его очень интересует ваше дознание. И не просто из любопытства.
– Продолжайте.
Щербакова вскочила, подбежала к бюро, взяла оттуда какой-то предмет и протянула сыщику. Тот с удивлением увидел золотые часы с гербом.
– Зачем вы их мне дали?
– Это я обнаружила сегодня утром. Он их забыл. А я стала заводить механизм и…
– Да в чем дело? «Тиссот» Скибы, я уже держал его в руках.
– А вы вглядитесь как следует. Номер, номер посмотрите.
Лыков откинул крышку и опешил. Это были его наградные часы, которые разбойники отобрали у сыщика на Кахетинском шоссе.
– Как они тут оказались?
– Говорю же: лежали на бюро. Вчера Максим бранился, что завод совсем ослаб, надо чинить или вообще выбросить. Никчемные, так он их назвал.
– И что?
– А сегодня я вдруг вижу, что часы другие, не его. Он подменил их. Я правильно догадалась, что это ваши?
– Да.
– Ну конечно. Откуда в нашей дыре взять другие часы из Кабинета Его Величества. Разве только у князя Голицына стащить.
– Но как они у него оказались? – ошарашенно произнес сыщик и все-таки стукнул себя кулаком по лбу. – Впрочем, понятно…
Но тут же усомнился:
– А для чего Скиба их подменил?
– Ах, право, – скривилась врачиха. – Привык хвалиться своим «Тиссотом» с гербом. А тот возьми да и сломайся. Он и прицепил чужие.
– Но это же опасно.
– Ничуть. Вам он заранее показал часы, свои старые. Теперь ничего опасного. Вы же не станете смотреть их второй раз?
– Но вы, вы! Вы же их заводите. Неужели мог умный человек предположить, что вы не заметите подмену?
– Я много чего замечаю, Алексей Николаевич, – вздохнула Щербакова. – Замечаю и молчу. Денег вот у него стало уж больно много. Да, мой…
Врачиха запнулась, но продолжила:
– …мой муж хорошо обеспечен: двенадцать тысяч в год. При здешней дешевизне можно жить припеваючи. Но вот что у него валяется в секретере!
Мария Ивановна снова бросилась к бюро и вынула оттуда три сафьяновых коробочки.
– Вот! Бриллианты! Откуда?
Лыков по очереди открыл их и заглянул внутрь.
– Да. В запонках карат пять, не меньше. В булавке и серьгах чуть не по десять. Может, это подарки для вас и для себя, к юбилею?
– К какому юбилею? Мы сошлись семь с половиной лет назад.
Лыков скорбно вздохнул, потом сказал:
– Мария Ивановна, вы можете еще какое-то время делать вид, что все в порядке? Якобы ничего не замечать, и вообще…
Хозяйка всхлипнула:
– Я уж три года только этим и занимаюсь.
Но не выдержала и зарыдала по-бабьи, в голос.
Сыщик кое-как отпоил ее водой и попросил:
– Еще немного, прошу вас. Пусть они… Пусть он ни о чем не догадывается.
– Попробую… А что потом? Когда все это кончится? И чем?
Каторгой для Скибы, хотел ответить Алексей Николаевич, но удержался. А то еще проболтается из жалости.