Генерал осенил себя знамением, подошел к Лыкову, осмотрел его внимательно и сказал:
– Кажется, и в самом деле ничего серьезного.
– Заживет, Александр Александрович.
Фрезе обратился к пограничнику:
– Дашнакцаканов исключительно редко удается взять живыми. Примите мою признательность, господин штабс-ротмистр.
– Рад стараться, – по-солдатски ответил Топурия, порозовев от удовольствия.
– Теперь вы. – Генерал встал напротив Трембеля и вперил в него взгляд. – Вы… У меня даже слов недостает, как вас назвать.
– Я требую все мне разъяснить! – визгливо начал Трембель. – Вот уже час меня оскорбляют, не предъявляя никаких доказательств.
– Деньги украденные нашли? – спросил Фрезе у полицмейстера.
– Мы знаем, где они. Пока не успели.
– Кассир признался?
– Точно так, ваше высокопревосходительство. Дал показания на Трембеля как главного заправилу всей аферы.
– А где ротмистр Чачибая?
– Только что мне сообщили: начальник конвоя найден у себя на квартире убитым. В вещах погром.
– Кто его, как думаете? – обратился к питерцу помощник главноначальствующего.
– Конечно, абрек Зелимхан, – ответил Лыков. – Я докладывал. Абрек обиделся на ротмистра и отомстил. И черт с ним, с негодяем.
Трембель слушал молча, но вдруг начал оседать на пол. Питерец подхватил его и потащил к стулу. Из безвольно разжавшегося кулака статского советника выпал пузырек и покатился по полу.
– Черт, просмотрели!
Алексей Николаевич взял склянку, понюхал и сообщил:
– Цианид. Как же вы его не обыскали?
Ковалев отмахнулся:
– Да не жалко! Покончил с собой и тем признал вину. Доказательств у нас вагон. Все, дело о «большой постирочной» закончено.
– Еще нет, – возразил сыщик. – Осталось поставить точку. Александр Александрович, мы поехали во врачебную управу. Деньги там, у Щербаковой, в шкафу с бациллами.
– Ступайте. И отдыхайте после этого, бумаги мы сами оформим. Вам о-го-го как досталось. Нынче же доложу о вашем подвиге министру фон Плеве. На облучке, в самое пекло…
Действительно, Лыкова уже мотало из стороны в сторону. И перенервничал, и крови много потерял. А тут еще брать любовницу кукловода… Вдруг Виктория тоже в это время окажется в управе? И коллежский советник смалодушничал:
– Георгий Самойлович, арестуйте стерву без меня, ладно?
– Конечно, идите отдыхайте.
Глава 15Завершение дел
Через три дня на загородной даче Фрезе собрались участники операции. Еще позвали губернатора Свечина. Жара тут не чувствовалась, все сели в саду под огромной чинарой. Пили кахетинское, жарили шашлыки. И задавали сыщику вопросы.
В частности, генерал спросил:
– Алексей Николаевич, а как вообще работала «большая постирочная»? Почему так долго не могли ее разоблачить?
– Казначейство – вещь в себе, – начал сыщик. – Это фактически банк. А Тифлисское казначейство – большой денежный ящик, в котором туда-сюда перемещаются средства всего Кавказского края. Представляете масштаб? Четыреста пятнадцать тысяч квадратных верст площадь, больше девяти миллионов население. Обороты огромные. И всегда есть на кого свалить.
– В каком смысле? – не понял полковник Свечин.
– Злогостев рассказал все до деталей, – сообщил Алексей Николаевич. – А еще есаул Мерзавкин заговорил наконец. Когда узнал, что атамана Безвуглого уже зарыли… Поэтому сейчас картина в целом ясна. Многочисленные казначейства края использовались тифлисцами втемную. Например, меченые купюры всовывали в пачки и увозили в Карс. Там русской власти всего двадцать пять лет. В ходу, помимо наших, еще турецкие, персидские, афганские деньги. Местные торговцы возьмут любой билет и пустят в оборот. Никто ничего не заметит. А кассиру Карского казначейства и в голову не придет, что ворованные банкноты прислали его собственные начальники. Это что касается денег. А с доходными бумагами люди Козюлькина поступали наоборот. Ведь казначейство занимается множеством вопросов, вплоть до регистрации пробирных клейм и выдачи промысловых свидетельств. В том числе оно покупает и продает государственные бумаги и выдает капитал по истекшим сериям. Тут-то «грязные» серии и подмешивали к «чистым». Их номера вписывали в отчеты, полученные с окраин. Откуда-нибудь из Сальян или Ардагана. Нагло подделывали почерк, искали похожие чернила. И сохраняли пришедшие оттуда бандероли. Вот отчет, вот бандероль, вот подпись ардаганского казначея. Он и принял к оплате краденые бумаги! Хотя мы своевременно посылали ему список.
– Но за такую работу их самих следовало наказать, – возразил генерал Фрезе.
– Следовало, – кивнул питерец. – Когда-нибудь непременно наказали бы. За недосмотр и халатность. Но не за аферизм. Идея «большой постирочной» одноразовая, нельзя слишком долго водить власти за нос. И, как мы помним, конец ее был уже близок. Но чины тифлисского казначейства надеялись отделаться не каторжными работами, а удалением со службы. Их бы выгнали в конце концов. И они ушли бы, опороченные, но богатые.
– Это вы рассказали про государственные бумаги, – влез с вопросом Ковалев. – Но в империи много и частных серий. Люди Козюлькина и с ними ведь работали? В смысле «отстирки».
– Безусловно, – подтвердил питерец. – Еще как! Бандиты не раз приходили к ним с частными бумагами. Тут тифлисские жулики действовали еще более нагло. А именно, всовывали «гнилые» купоны в текущие расчеты. Ведь краевое казначейство – это касса, через него идут наличные платежи самых разных контрагентов. Оплата совершается в том числе в купонах, поскольку «живых» денег в стране не хватает. И злогостевы с баграм-беками просто меняли в проходящих суммах незамаранные бумаги на «грязные».
– И никто из получателей этого не замечал? – удивился губернатор.
– Нет. Наличный платеж приходил из одного казначейства в другое. Из Тифлисского, например, в Астраханское. От батумского продавца покупателю в Черный Яр. Кассиры подменили в общей сумме три купона. Астраханские чиновники и в страшном сне не могли представить, что их кавказские коллеги способны на такое. Никто не сверял пришедшие бумаги со списком находящихся в розыске. И сумму спокойно переводили конечному получателю. Тот тем более полагал, что все чисто. Ведь два казначейства проверяли! И пускал купоны далее по платежной цепочке, уже из Черного Яра в какой-нибудь Царевококшайск. Номера купонов при этом, естественно, не записывали. Все, концов не сыскать.
– Но афера действительно началась с дашнаков? – спросил Фрезе.
– Да. Как разовая сделка, личный профит Козюлькина. Однако Трембель быстро узнал об этом от своих осведомителей и прижал казначея. Только с целью не пресечь, а, наоборот, увеличить масштаб дела. Уже под собственным контролем. Именно Карл Федорович придал ему законченный вид: представители в других городах, собственный уполномоченный среди абреков, оказание услуг политическим партиям. Статский советник по своему служебному положению контролировал всю полицию в крае. И сумел найти в ее кадрах сообщников. За комиссию эти люди дозволяли абрекам безнаказанно грабить. Нам известны из них лишь Шмыткин и Дулайтис. Но таких негодяев должно быть много больше. Их имена Трембель унес с собой в могилу. А у вас, господа, уйдет много сил и времени на разоблачение тайных участников почившей аферы.
Все помолчали, налили еще вина, потом Свечин задал новый вопрос:
– Что с Максимом Вячеславовичем?
– Отняли правую почку. Но он держится бодро, шутит.
– Шутит… А как он отнесся к измене Щербаковой?
– Это, возможно, самое горькое во всей истории, – вздохнул сыщик. – Они прожили семь с лишним лет как муж и жена. Хорошо хоть детей не завели. Кстати, Скиба отчасти подсказал главарю «большой постирочной» ее идею. Прочитал однажды в газете про то, как поймали вора при попытке обернуть меченый купон, и посмеялся над дураком. А заодно объяснил Марии Ивановне, что надо сделать, чтобы не попасться. Та передала любовнику, а уж Трембель наложил идею Скибы на мелкую проказу Козюлькина. Когда жевешка заметила, что у ее супруга начинается дрожательный паралич, то решила избавиться от него. А как? Рано или поздно Щербакова просто отравила бы Максима Вячеславовича. Но тут приехал я и начал дознание. Скиба дал мне слишком высокую характеристику. Преступники напугались. Потом решили использовать ситуацию в свою пользу. Здесь Мария Ивановна сыграла не последнюю роль. Она была правой рукой Трембеля. Женщина с выдающимся характером, сильная, умная, докторша придумала многие уловки «постирочной». В частности, именно она назначила Скибу главным злодеем. И стала подделывать улики и подбрасывать их мне. Я едва не попался. Меня выручил Имадин.
Все покосились на чеченца. Тот сидел с перевязанной шеей и потягивал кахетинское. В части вина он делал исключение из мусульманских правил.
– Да, Имадин Алибекович, – спохватился Фрезе, – ваши бумаги готовы. Можете ехать на войну. Когда вернетесь и получите прощение, с удовольствием приму вас на службу в полицейскую стражу.
Алибеков отказался от такой чести наотрез:
– Надоело бегать по горам с винтовкой. Вернусь в свой аул, буду разводить овец. Женюсь. Приезжайте в гости, ваше высокопревосходительство.
– Сначала сходи к доктору насчет сердца, – строго сказал Лыков.
Но чеченец лишь покачал головой:
– Сначала на войну.
– Меня выручил Имадин, – продолжил коллежский советник. – И его обширные знакомства в разбойничьей среде. Чачибая выполнял в «большой постирочной» обязанности связного со всякой дрянью. Дашнаки, абреки, воры – все были его приятели. Но армянские боевики дважды не сумели со мной справиться, и ротмистр обратился к Зелимхану Гушмазукаеву. А тот спросил у кунака… Если бы не это обстоятельство, у них могло бы все получиться. История с часами особенно меня убедила.
Лыков вынул из жилетного кармана «Тиссот» с гербом, полюбовался и убрал обратно.
– А где часы Скибы? – спросил полицмейстер.
– Пусть он их теперь сам разыскивает, – усмехнулся питерец. – Эти я ему не отдам.