И вот теперь Дианора точно знала, что произошло.
Ризелки, эти древние создания воды, леса и пещер, появились почти так же давно, как сама Триада, и по его описанию она поняла, кого он увидел. Ей было известно не только это, и она вдруг испугалась.
– Что ты сделал? – спросила она как можно небрежнее.
– Я не знал, что делать. Заговорил, но она не ответила. Поэтому я шагнул к ней, но, как только я это сделал, она спрыгнула с камня и попятилась. Остановилась среди деревьев. Я вытянул перед собой открытые ладони, но это ее, по-видимому, испугало или обидело, и через мгновение она бросилась бежать.
– Ты последовал за ней?
– Я собирался, но в тот момент меня нагнал один из стражников.
– Он ее видел? – спросила она слишком поспешно.
Брандин с любопытством посмотрел на нее.
– Я спросил. Он ответил, что нет. Думаю, он в любом случае ответил бы так. Почему ты спрашиваешь?
Дианора пожала плечами:
– Это подтвердило бы, что тебе не почудилось, – солгала она.
Брандин покачал головой:
– Мне не почудилось. Она не была видением. Она даже напомнила мне тебя, – прибавил он, словно эта мысль только что пришла ему в голову.
– Чем же это? Зеленой кожей и синими волосами? – спросила в ответ Дианора, доверившись выработанным при дворе инстинктам. Здесь происходило нечто очень важное. Она изо всех сил старалась скрыть смятение. – Премного благодарна, милостивый господин мой. Полагаю, если поговорить с Шелто и Венчелем, можно добиться такого цвета кожи, а волосы довольно легко сделать синими. Если тебя это так сильно возбуждает.
Он улыбнулся, но не рассмеялся.
– Зеленые волосы, не синие, – поправил он почти рассеянно. – И это правда, Дианора, – повторил он, странно глядя на нее. – Она действительно напомнила мне тебя. Интересно почему? Тебе что-нибудь известно о таких созданиях?
– Нет, – ответила она. – У нас в Чертандо нет легенд о зеленоволосых горных женщинах.
Она лгала. Лгала как можно естественнее, глядя прямо на него широко раскрытыми глазами. Она никак не могла поверить в то, что сейчас услышала, в то, что он видел.
– А какие легенды гор есть у вас в Чертандо? – спросил он, выжидательно улыбаясь.
– Истории о волосатых тварях, у которых ноги похожи на обрубки дерева и которые по ночам пожирают коз и девственниц.
Его улыбка стала шире.
– А они существуют?
– Козы – да, – серьезно ответила Дианора. – Девственницы встречаются реже. Волосатые создания с таким избирательным вкусом не способствуют сохранению целомудрия. Ты пошлешь отряд на поиски этой женщины? – Вопрос был настолько важен, что она затаила дыхание в ожидании ответа.
– Наверное, нет, – сказал Брандин. – Подозреваю, что подобные создания показываются только тогда, когда они сами того хотят.
Что было чистой правдой, это она знала точно.
– Я не рассказывал никому, кроме тебя, – неожиданно прибавил Брандин. При этих словах на ее лице появилось выражение, которое она уже не сумела скрыть. Но что было важнее всего, этот рассказ пробудил в ней нечто новое. Как ей необходимо было сейчас остаться одной и подумать! Тщетная надежда. Сегодня ей еще не скоро представится такая возможность; лучше запрятать эту историю как можно дальше, к остальным мыслям, которые она всегда оттесняла в дальние уголки сознания.
– Благодарю, милорд, – пробормотала она, осознав, что они уже довольно долго беседуют наедине. И понимая, как это будет истолковано.
– А ведь ты даже не спросила меня, как я справился с подъемом. Солорес, должен сказать тебе, первым делом спросила об этом, – внезапно сказал Брандин совершенно другим тоном.
Это вернуло их на знакомую почву.
– Очень хорошо, – ответила Дианора с притворным равнодушием. – Так расскажи мне. Ты пробежал половину? Две трети?
В его серых глазах вспыхнуло царственное негодование.
– Иногда ты и впрямь бываешь самонадеянной, – сказал он. – Я тебе слишком много позволяю. Если хочешь знать, сегодня утром я добежал до самой вершины и спустился вниз с гроздью ягод сонрай. Мне будет очень интересно посмотреть, сможет ли завтра кто-нибудь из юношей подняться и спуститься так же быстро.
– Ну, – поспешно и опрометчиво ответила она, – они ведь бегут без помощи магии.
– Дианора, прекрати!
Этот тон она узнала и поняла, что зашла слишком далеко. Как всегда в подобные моменты, у нее возникло головокружительное ощущение, будто у ее ног зияет глубокая яма.
Дианора знала, что нужно от нее Брандину, знала, почему он позволяет ей вести себя возмутительно дерзко. Она уже давно поняла, почему для него важны ее остроумие и резкость их перепалок. Она служила противовесом мягкой, нетребовательной, ни в чем не сомневающейся Солорес. Они вдвоем, по очереди, уравновешивали его аскетические занятия политикой и управлением вместе с д’Эймоном.
И все трое вращались по орбитам вокруг звезды, которая называлась Брандином. Вокруг солнца в добровольной ссылке, покинувшего знакомые небеса, землю, море и народ, привязанного к этому чужому полуострову утратой, горем и решимостью отомстить.
Все это Дианора знала. Она очень хорошо знала короля. От этого зависела ее жизнь. Она редко переступала черту, которая всегда присутствовала, невидимая, но нерушимая. А когда переступала, то чаще всего в таких явно пустяковых вопросах, как сегодня. Ей казалось таким парадоксом, что он мог проигнорировать, высмеять или даже спровоцировать ее ядовитые замечания по поводу двора и колонии и в то же время вскинуться, словно мальчишка с уязвленной гордостью, если она дразнила его, высказывая сомнение в его способности утром взбежать на гору и спуститься с нее.
В такие минуты ему достаточно было произнести особым тоном ее имя, и перед ней разверзалась бездонная пропасть, прямо посреди инкрустированного пола Зала аудиенций.
Она была здесь пленницей, больше рабыней, чем придворной дамой при дворе тирана. И еще она была лазутчицей, живущей среди непрерывной лжи, пока ее страна медленно уходила из памяти людей. А ведь она поклялась убить этого человека, чей взгляд с противоположного конца комнаты лесным пожаром охватывал ее кожу или обращался янтарным вином в ее смертной крови.
Везде пропасти, куда бы она ни повернулась.
Брандин утром увидел зеленоволосую ризелку. Он и, возможно, еще один человек. Заглушая страх, Дианора заставила себя небрежно пожать плечами и высоко подняла брови, сохраняя привычно равнодушное выражение лица.
– Забавно, – произнесла она, пытаясь вернуть самообладание и все равно точно зная, что ему от нее нужно, даже сейчас. Особенно сейчас. – Ты заявляешь, что доволен, даже тронут тем, что Солорес, волнуясь за тебя, спросила насчет утреннего бега. Первый же вопрос, который она задала, как ты сказал. Наверное, она интересовалась, преуспел ты или нет! И все же, когда я – зная так же верно, как собственное имя, что ты побывал на вершине сегодня утром, – легко отнеслась к этому, как к вещи незначительной, не подлежащей сомнению… тогда король рассердился. И сурово приказал мне прекратить! Но скажите, милорд, по справедливости, кто из нас проявил к вам большее почтение?
Брандин долго молчал, и Дианора знала, что придворные жадно всматриваются в выражение его лица. Но в этот момент они ей были совершенно безразличны. И даже ее собственное прошлое или его встреча в горах. Существовала одна, особая пропасть, и она начиналась и заканчивалась в глубине этих серых глаз, которые сейчас пристально вглядывались в ее глаза.
Когда Брандин заговорил, его тон снова изменился, но этот тон она знала очень хорошо, и, несмотря на все только что сказанное, несмотря на то, где они находились и кто за ними наблюдал, она почувствовала внезапную слабость. У нее задрожали колени, но уже не от страха.
– Я мог бы взять тебя прямо сейчас, на полу этой комнаты, на глазах у всего моего двора, – хрипло произнес Брандин, король Играта, и лицо его покраснело.
У Дианоры пересохло в горле. Она почувствовала, как задрожал нерв под кожей на ее запястье. Почувствовала, что и сама залилась румянцем. И с трудом проглотила слюну.
– Может быть, разумнее будет сделать это сегодня ночью, – прошептала она, пытаясь говорить легкомысленным тоном, но ей это не вполне удалось, и она не сумела скрыть быстрый ответ во взгляде – искра к искре, словно начало пожара. Изукрашенная драгоценностями чашка с кавом дрожала в ее руке. Он заметил это, и она видела, что заметил и что ее ответная реакция, как всегда, разожгла в нем еще большее желание. Дианора сделала глоток, держа чашку обеими руками, изо всех сил стараясь сохранить остатки самообладания.
– Наверняка лучше ночью, – повторила она, как всегда потрясенная тем, что с ней происходит. Однако она знала, что необходимо ему сказать в этот момент, в этой государственной палате, наполненной его придворными и посланниками из дома. И она сказала это, глядя ему в глаза, тщательно выговаривая слова: – В конце концов, милорд, в вашем возрасте вам следует поберечь силы. Ведь вы все же пробежали часть пути в гору сегодня утром.
Через мгновение кьярский двор Брандина Игратского во второй раз увидел, как их король запрокинул свою красивую голову, и услышал его громкий, радостный смех. Стоящий неподалеку шут Рун столь же восторженно закудахтал от хохота.
– Изола Игратская!
На этот раз звучали трубы и бил барабан, и жезл герольда с громким стуком ударил об пол возле двойных дверей у южного конца Зала аудиенций. Стоя неподалеку от трона, Дианора наблюдала за торжественным проходом по залу женщины, которую Брандин называл лучшей певицей Играта. Придворные Кьяры выстроились в несколько рядов вдоль ее пути, пока она шла к королю.
– Все еще красивая женщина, – пробормотал Незо из Играта, – а ведь ей уже пятьдесят лет, не меньше. – Он каким-то образом ухитрился оказаться рядом с Дианорой в первом ряду.
Его елейный тон раздражал Дианору, как обычно, но она старалась не подавать виду. Изола была одета в самое простое платье темно-синего цвета, с тонкой золотой цепочкой на талии. Ее каштановые волосы с едва заметной сединой были острижены коротко, не по моде, – хотя после этого дня весенняя и летняя мода может измениться, подумала Дианора. Колония всегда в подобных вопросах подражала Играту.