Дэвин тревожился за Баэрда, отчасти потому, что видел, как тревожится Алессан.
Его первые впечатления в охотничьем домике оказались в большинстве своем неверными: он увидел там Баэрда крупным блондином, устрашающе хладнокровным и опытным. Но Баэрд оказался темноволосым и вовсе не таким уж крупным, и хотя его познания во многих вопросах были столь обширны, что даже через шесть месяцев иногда пугали, он вовсе не был хладнокровным. Всего лишь внимательным и настороженным. Он замкнулся в своей боли, с которой так долго жил.
В некотором смысле Алессан воспринимает все легче, чем Баэрд, понял Дэвин. Принц мог найти временную отдушину в беседе, в смехе и почти всегда – в музыке. Баэрд, казалось, ни в чем не находил отдушин: он шел по миру, меняющемуся каждое мгновение, но вращающемуся вокруг того факта, что Тиганы больше не существует.
Иногда эта мысль гнала его из дома по ночам, заставляя забыть сон, и от костра, разведенного ими у дороги. Он вставал без предупреждения и тихо уходил один в темноту.
Дэвин смотрел на Алессана, провожающего взглядом удаляющегося Баэрда.
– Когда-то я знал одного человека, похожего на него, – однажды ночью сказал Сандре, когда Баэрд покинул теплую комнату в таверне и ушел в зимний ночной туман, в холмы Тригии неподалеку от Борифорта. – Он имел привычку уходить в одиночку для того, чтобы победить в себе желание убивать.
– Это лишь доля правды, – заметил тогда Алессан.
Мысли зимы, настроение зимней ночи.
А сейчас была весна, и как зелено-золотистый сок земли поднимается к согревающему свету, так и Дэвин чувствовал, как его настроение поднимается навстречу оживающему миру, по которому они путешествовали.
«Подождите весны», – говорил Алессан среди коричнево-красных осенних деревьев и оголенных после уборки урожая виноградных лоз. И вот на них накатила весна, быстро приближались дни Поста, и наконец – как долго они ждали этого! – они направлялись в Чертандо за теми ответами, которые надеялись там найти. Дэвин не мог и не хотел подавить поднимающееся в нем, словно сок зеленеющего леса, ощущение: то, что должно случиться, произойдет очень скоро.
Сидя во второй повозке рядом с Баэрдом, он чувствовал себя живым, что было чудесно и очень важно. Послеполуденное солнце играло в волосах Катрианы, едущей впереди, и творило с его кровью нечто странное и прекрасное. Он ощутил на себе пристальный, любопытный взгляд Баэрда и поймал легкую улыбку, промелькнувшую на его лице. Ему было все равно. Он даже обрадовался. Ведь Баэрд был его другом.
Дэвин затянул песню. Очень старую дорожную балладу, «Песнь странника»:
Я теперь вдали от дома, где я родился,
И изгибы тропы ведут меня, друг другу вторя,
Но когда восходят луны и солнце садится,
Лишь звезды Эанны внемлют с небес моей истории.
Алессан, в каком бы он ни был настроении, почти всегда был готов подхватить песню, и Дэвин не удивился, услышав к началу второго куплета тригийскую свирель. Он обернулся и увидел, как едущий рядом принц подмигнул ему.
Катриана с неодобрением оглянулась на них. Дэвин улыбнулся ей и пожал плечами, а свирель Алессана внезапно заиграла широко и призывно. Катриана попыталась сдержать улыбку, но ей это не удалось. Она вступила на третьем куплете, а потом сама повела их за собой в следующей песне.
Позднее, в середине лета, Дэвин оживит в памяти образ их пятерых в этот первый час долгого путешествия на юг, и это воспоминание заставит его почувствовать себя очень старым.
В тот день он был молод. В каком-то смысле все они были молоды, пусть и недолго, даже Сандре, который вместе с остальными подхватывал припевы тех песен, которые знал, вполне сносным баритоном. Он заново родился в новом облике, заново обрел надежду на исполнение своей давней неувядающей мечты.
Дэвин перехватил у Катрианы мелодию третьей песни, и его чистый голос полетел вдоль дороги. Опережая их, песня летела вперед по залитой солнцем извилистой тропе к Чертандо, к владелице замка Борсо, кем бы она ни была, и к тому, что Алессан ожидал найти в горах.
Но сначала, ближе к закату, они нагнали на дороге путника.
Само по себе это не было необычным. Они все еще находились в Феррате, в густонаселенной местности к северу от форта Чиороне, там, где оживленные тракты из Тригии и Корте пересекали дорогу с севера на юг, по которой они двигались. С другой стороны, одинокие путешественники встречались достаточно редко, чтобы Дэвин присоединился к Баэрду, осматривая обочины в поисках возможной засады.
Обычная предосторожность, но они находились в местности, где воры долго не живут. К тому же было еще светло. Затем, подъехав поближе, Дэвин увидел маленькую арфу, висящую на спине у незнакомца. Трубадур. Дэвин улыбнулся; трубадуры почти всегда были хорошими попутчиками.
Человек обернулся и ждал, когда они его нагонят. Когда Катриана остановила первую повозку рядом с ним, он отвесил ей такой глубокий, по-придворному грациозный поклон, что тот выглядел пародией на пустынной дороге.
– На протяжении последней мили я наслаждался вашей музыкой, – сказал он, выпрямляясь. – Должен сказать, что ваш вид нравится мне еще больше. – Он был высоким, немолодым, с длинными седеющими волосами и быстрыми глазами. Он улыбнулся Катриане той улыбкой, которой славились трубадуры Ладони. Его зубы были белыми, несмотря на морщинистое лицо.
– Направляетесь на юг вместе с весной? – спросила она, вежливо улыбнувшись в ответ на его лесть. – Привычный маршрут?
– В самом деле, – ответил он. – Привычный маршрут в обычное время. И мне очень не хочется говорить такой молодой и прекрасной девушке, как вы, сколько лет я уже хожу по этому маршруту.
Дэвин спрыгнул с повозки и подошел поближе к этому человеку, проверяя свое предположение.
– Возможно, я мог бы догадаться, – с улыбкой сказал он, – потому что, кажется, я вас помню. Мы одновременно выступали в Чертандо в сезон свадеб. Вы играли на арфе в труппе Бернета ди Корте два года назад?
Острые глаза обежали его с головы до ног.
– Это правда, – признался трубадур, помолчав секунду. – Меня зовут Эрлейн ди Сенцио, и я действительно один сезон работал с труппой этого проклятого Бернета. Потом он надул меня при расчете, и я решил, что одному мне будет лучше. Я так и понял, что слышу голоса профессионалов. Так вы музыканты?
– Дэвин д’Азоли. – Ложь далась легко. – Я несколько лет работал у Менико ди Ферраты.
– И явно занялся теперь другими делами, поприбыльнее, – заметил Эрлейн, бросая взгляд на их тяжело груженные повозки. – Менико все еще путешествует? Еще больше растолстел?
– Ответ «да» на оба вопроса, – сказал Дэвин, пряча чувство вины, которое до сих пор охватывало его при мысли о его бывшем руководителе труппы. – И Бернет тоже, насколько я слышал.
– Чтоб он пропал, – тихо буркнул Эрлейн. – Он мне остался должен.
– Ну, – произнес Алессан, глядя вниз со своего коня, – здесь мы вам не поможем, но, если хотите, можем подбросить вас до Чиороне на ночлег до начала комендантского часа. Можете ехать с Баэрдом, – быстро прибавил он, так как Эрлейн смотрел на свободное место рядом с Катрианой.
– Я был бы вам глубоко признателен… – начал Эрлейн.
– Мне не нравится форт Чиороне, – вдруг вмешался Сандре. – Там вечно надувают и слишком многим становится известно, что ты везешь и куда направляешься. Слишком там много подозрительных личностей. Ночь наступает теплая, и мне кажется, здесь нам будет лучше.
Дэвин с удивлением взглянул на герцога. Он впервые слышал от него подобные высказывания.
– Ну, в самом деле, Томаз, не понимаю почему… – начал было Алессан.
– Ты меня нанял, купец, – прорычал Сандре. – Ты хотел, чтобы я на тебя работал, и я делаю свою работу. Если не хочешь слушать, заплати немедленно, и я найду того, кто захочет. – Его глаза свирепо сверкали в глубоких глазницах на черном лице.
Никто из них не заблуждался по поводу его тона. Все поняли, что у Сандре есть веская причина для такого поведения.
– Немного повежливее, пожалуйста, – огрызнулся Алессан, разворачивая своего коня к герцогу. – А не то я и в самом деле выгоню тебя, и тащи тогда свои старые кости обратно в поисках другого идиота, который будет тебя терпеть. Я ухитрился, – обратился он снова к Эрлейну, – найти самого самоуверенного карду на дорогах Ладони.
– Они все самоуверенные, – ответил трубадур, качая головой. – Это из-за их кривых сабель.
Алессан рассмеялся. И вслед за ним Дэвин.
– Остался еще целый час до темноты, – недовольным голосом заметил Баэрд. – Мы легко сумеем добраться до форта. Зачем спать на голой земле?
Алессан вздохнул.
– Знаю, – ответил он. – Мне очень жаль. Но для нас эта дорога новая, а для Томаза нет. Полагаю, нам придется его послушаться, иначе мы только зря тратим деньги, оплачивая его услуги, правда? – Он оглянулся на Эрлейна и пожал плечами: – Так что мы не сможем подбросить вас до Чиороне.
– Нельзя потерять то, чего у тебя никогда не было, – улыбнулся трубадур. – Я обойдусь.
– Мы вас приглашаем к нашему костру, – вмешался Дэвин, надеясь, что правильно истолковал быстрый взгляд герцога. Он все еще не понимал, что задумал Сандре.
К его удивлению, Эрлейн покраснел; он выглядел слегка смущенным.
– Благодарю за приглашение, но у меня с собой нет ничего, что я мог бы предложить на общий стол или к общему очагу.
– Ты действительно долго бродишь по дорогам, – уже более мирным тоном заметил Сандре. – Я уже много лет не слышал этой фразы от человека, рожденного на Ладони. Эта традиция давно забыта.
– У тебя ведь есть арфа, – вмешалась Катриана как раз в нужный момент и самым приветливым голосом. Она несколько мгновений смотрела прямо на Эрлейна, потом снова скромно опустила глаза.
– Действительно, – через секунду ответил трубадур, подтверждая очевидное. Он пожирал Катриану взглядом.
– Тогда вы придете далеко не с пустыми руками, – твердо сказал Алессан. – Дэвин и моя сестра поют, как вы уже слышали, а я немного играю на свирели. Арфа добавит нежности пению после ужина под звездами.