том, чтобы удержать линию обороны. Вы должны преследовать Иных и оттеснять их, Элена. Можно вернуть земли, потерянные в боях много лет назад.
Она радостно кивала. Слышала в его словах эхо чего-то знакомого и давно забытого. И высказала вслух свои воспоминания:
– Земля никогда не умирает по-настоящему. Она всегда может возродиться. Иначе в чем смысл смены времен года и лет? – Элена вытерла слезы и посмотрела на него.
Выражение лица Баэрда в темноте было слишком печальным для такого момента. Она хотела бы найти способ развеять эту печаль, и не только на эту ночь. Он сказал:
– Наверное, в основном это правда. Или правда для самого значительного. Что-то меньшее может умереть. Люди, мечты, дом.
Элена порывисто потянулась к нему и взяла его за руку. Рука была тонкой и красивой и лежала в ее ладонях спокойно, но неподвижно. Вдалеке, к востоку от реки, Ночные Ходоки пели песни, чтобы поприветствовать и отпраздновать наступление весны, чтобы призвать благословение этого времени года на летний урожай. Элена всем сердцем желала стать мудрой и найти ответ на то, что было так глубоко скрыто в душе этого человека и так его ранило.
– Если мы умираем, это часть круга, – сказала она. – Мы вернемся в другом облике.
Но это была мысль Донара, его манера выражаться, а не ее.
Баэрд молчал. Она смотрела на него, но не находила в себе слов, которые бы не прозвучали фальшиво или не принадлежали бы кому-то другому. Поэтому, думая, что это как-то поможет ему заговорить, она спросила:
– Ты сказал, что знаешь эту туманную фигуру. Откуда, Баэрд? Ты можешь сказать мне? – Ей доставляло странное, почти запретное удовольствие произносить его имя.
Тогда он улыбнулся ей доброй улыбкой:
– Донар мог сам обо всем догадаться, и Маттио, и вы все. Вы терпели поражения двадцать лет, как мне сказали. Донар говорил, что я слишком прочно привязан к преходящим сражениям дня, помнишь?
Элена кивнула.
– Он не во всем ошибался, – продолжал Баэрд. – Я видел здесь солдат Играта, и, конечно, в действительности это были не они. Как бы страстно я этого ни желал. Но я тоже не во всем ошибался. – Впервые его рука сжала в ответ ее руку. – Элена, зло питает само себя. А зло дня, пусть оно и преходяще, должно прибавлять силы тому, с чем вы сталкиваетесь здесь в ночь Поста. Иначе не может быть, Элена. Все связано между собой. Мы не можем позволить себе преследовать лишь собственные цели. Этому меня научил самый близкий друг. Тираны на нашем полуострове породили несправедливость, которая выходит за рамки вопроса о том, кто правит в данном году. И это зло выплеснулось на поле боя, где вы сражаетесь с Тьмой во имя Света.
– Тьма питает Тьму, – сказала Элена. Она не знала, что заставило ее так сказать.
– Вот именно, – подтвердил Баэрд. – Именно так. Теперь я понимаю смысл ваших сражений здесь и насколько они отличаются от моих собственных сражений в дневном мире. Но это не означает, что между ними нет связи. В этом ошибка Донара. Правда все время стояла перед ним, только он не мог ее увидеть.
– А имя? – спросила Элена. – Какое отношение имеет к этому имя?
– Имя имеет к этому прямое отношение, – тихо ответил Баэрд. Он отнял у нее свою руку и провел ладонью по глазам. – Имена значат здесь, в этом магическом месте, даже больше, чем дома, где живем и умираем мы, смертные.
Он заколебался, помолчал, и это молчание было еще более глубоким на фоне пения вдали. Потом прошептал:
– Ты слышала, как я назвал себя?
Вопрос казался почти глупым. Он прокричал свое имя во весь голос. Они все это слышали. Но выражение его лица было слишком напряженным, чтобы она могла сказать что-то, кроме ответа.
– Слышала, – подтвердила Элена. – Ты назвал себя Баэрд ди Тигана бар Саэвар.
И тогда очень медленным, очень осторожным движением Баэрд потянулся к ней и завладел ее рукой. Он поднес ее ладонь к губам, словно Элена была хозяйкой одного из горных замков, а не просто овдовевшей дочерью колесного мастера из деревни у Борсо.
– Спасибо, – странным голосом произнес он. – Большое спасибо. Я подумал… подумал, что сегодня ночью все может быть по-другому. Здесь.
Тыльную сторону ее ладони покалывало в том месте, где к ней прикоснулись его губы, а сердце вдруг забилось быстро и неровно. Стараясь сохранить самообладание, Элена спросила:
– Я не понимаю. Что я сделала?
Его печаль не исчезла, но теперь она, казалось, смягчилась и не так явственно проступала на лице. Он довольно спокойно ответил:
– Тигана – это имя земли, которую у нас отняли. Ее потеря – часть того зла, которое приводило туманную фигуру на этот холм и на все другие поля сражений в течение уже двадцати лет. Элена, ты этого не поймешь до конца, не сможешь, но поверь мне, что ты не смогла бы услышать название этой земли в своей деревне, при свете дня, под двумя лунами. Даже если бы я произнес его так же близко от тебя, как сейчас, или прокричал его громче, чем там, в волнах реки.
И теперь она наконец поняла. Не ту сложную историю, которую он пытался поведать ей, а то, что было для нее важнее: источник его горя, этого выражения в темноте его глаз.
– И Тигана – это твой дом, – сказала она. Это был не вопрос. Она знала. Баэрд кивнул. Очень спокойно. Элена осознала, что он все еще держит ее за руку.
– Тигана – это мой дом, – повторил он. – Теперь люди называют ее Нижний Корте.
Элена долгое мгновение молчала, усиленно размышляя. Потом сказала:
– Ты должен поговорить с Донаром. Прежде чем утро вернет нас назад. Возможно, он что-нибудь знает о подобных вещах или может как-то помочь. А он захочет помочь.
Что-то промелькнуло на его лице.
– Я так и сделаю, – ответил он. – Поговорю с ним прежде, чем уйду.
После этого они оба замолчали. «Прежде, чем уйду». Элена, как могла, гнала от себя эти слова. Она почувствовала, что у нее пересохло во рту, а сердце продолжает сильно биться, почти как во время битвы. Баэрд не двигался. Он выглядел таким юным. Пятнадцать лет, сказал он. Она отвела взгляд, снова охваченная неуверенностью, и увидела, что теперь вокруг них весь холм покрыт ковром белых цветов.
– Смотри! – воскликнула она с благоговением и радостью.
Баэрд огляделся и улыбнулся, от всего сердца.
– Это ты принесла их с собой, – сказал он.
Под ними восточнее, на пшеничном поле за рекой, продолжали петь лишь несколько голосов. Элена знала, что это означает. Сегодня первая ночь весеннего Поста. Начало года, начало цикла посева и сбора урожая. И сегодня ночью они выиграли битву. Она знала, что происходит между мужчинами и женщинами на том поле. Над головой звезды, казалось, спустились ниже, стали почти такими же близкими, как цветы вокруг.
Элена глубоко вздохнула и снова собрала свое мужество.
– Сегодняшней ночью все по-другому, не только это. Здесь.
– Я знаю, – тихо ответил Баэрд.
А потом он наконец-то поднялся и встал перед ней на колени среди всех этих юных белых цветов. Он отпустил ее руку, зато взял ее лицо в свои ладони, так осторожно, словно опасался, что она может сломаться или что его прикосновения могут причинить ей боль. Сквозь нарастающий стук сердца Элена услышала, как он прошептал ее имя, только один раз, словно это была молитва, и она еще успела ответить ему тем же – назвать его полное имя, как подарок, – прежде чем его рот накрыл ее губы.
После этого Элена уже не могла говорить, так как на нее нахлынуло жгучее желание и унесло ее прочь, как щепку, как кусочек коры, подхваченный громадной набежавшей волной. Но Баэрд был с ней. Они были вместе здесь, на холме, обнаженные, среди только что распустившихся белых цветов.
И когда Элена потянула его на себя и в себя, охваченная острой печалью и щемящей нежностью, она на мгновение подняла глаза и взглянула поверх его плеча на кружащиеся, сияющие звезды ночи Поста. И ее пронзила чудесная и радостная мысль: у каждого из этих звездных бриллиантов есть имя.
Потом ритм движений Баэрда изменился, и вместе с ним изменилась ее проснувшаяся страсть, и все мысли разбежались от нее, как пыль, несущаяся среди этих звезд. Элена повернула голову, ее губы искали и нашли его рот. Она обняла Баэрда за плечи и прижала его к себе. И высокая волна унесла их в начало весны.
Глава XII
Дэвин проснулся за час до рассвета от холода и оттого, что все тело у него затекло. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, где он находится. В комнате было еще темно. Он помассировал шею и прислушался к тихому дыханию Катрианы, доносящемуся из-под одеял. Его лицо на мгновение омрачилось.
Странно, размышлял он, крутя головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от боли, почему после нескольких часов сна в мягком кресле чувствуешь себя более разбитым и онемевшим, чем после целой ночи под открытым небом на холодной земле.
Тем не менее он ощущал себя на удивление отдохнувшим, учитывая события этой ночи и то, что спал он не более трех часов. Он подумал, не вернуться ли в собственную кровать, но понял, что не сможет уснуть. И решил спуститься на кухню, посмотреть, не удастся ли уговорить слуг сварить ему горячего кава.
Он вышел из комнаты, стараясь бесшумно закрыть за собой дверь. И настолько сосредоточился на этой задаче, что невольно подпрыгнул, когда увидел Алессана, стоящего в коридоре у дверей своей комнаты и наблюдающего за ним.
Принц подошел к нему, высоко подняв брови.
Дэвин решительно покачал головой:
– Мы просто разговаривали. Я спал в кресле. Теперь у меня всю шею свело.
– Конечно, – пробормотал Алессан.
– Нет, правда, – настаивал Дэвин.
– Конечно, – повторил Алессан. И улыбнулся: – Я тебе верю. Если бы ты попробовал пойти дальше, я бы услышал вопли – твои, и, вероятно, ты бы сильно пострадал.
– Очень вероятно, – согласился Дэвин. Они пошли прочь от двери Катрианы.
– А как тебе Альенор?
Дэвин почувствовал, что краснеет.
– Откуда… – начал он, потом вспомнил, в каком состоянии его одежда. Алессан насмешливо разглядывал его.