– Но больше боев не будет, – тихо сказал Алессан. – Ты позволишь мне высказать мои скромные поздравления?
– Нет! – проворчал тот. – Не позволю. Не желаю слышать от тебя никакого придворного мяуканья. Я желаю, чтобы ты подошел сюда, обнял меня и оставил эти идиотские колебания! Кто мы такие, чтобы болтать вот так? Мы двое!
И с этими словами он яростным толчком обеих мускулистых рук поднял свое тело на ноги. Огромное дубовое кресло качнулось назад. Трое из стражей в ливреях бросились вперед, чтобы подхватить его.
Великан сделал два неуклюжих, шатающихся шага вперед, а Алессан бросился ему навстречу. И в этот момент Дэвин внезапно понял – словно за шиворот ему выплеснули ведро ледяной воды, – кто этот искалеченный, покрытый шрамами человек.
– Медведь! – сказал Алессан, и смех застрял у него в горле. Он крепко обнял старого великана. – Ох, Мариус, я и правда не знал, придешь ли ты.
Мариус.
Ошеломленный не только высотой гор и бессонной ночью, Дэвин увидел, как самозваный король Квилеи – искалеченный человек, который голыми руками убил семерых вооруженных претендентов в священной Роще, – поднял принца Тиганы, оторвал от земли и звонко расцеловал в обе щеки. Потом поставил раскрасневшегося Алессана на тропу и отодвинул от себя на длину руки, чтобы получше рассмотреть.
– Это правда, – наконец произнес он, когда Алессан перестал улыбаться. – Я вижу. Ты действительно во мне усомнился. Мне следует прийти в ярость, Голубок. Мне следует быть обиженным до глубины души. А что сказал Второй Голубок?
– Баэрд был уверен, что ты будешь здесь, – с грустью признался Алессан. – Боюсь, теперь я ему должен.
– По крайней мере один из вас вырос настолько, чтобы приобрести хоть немного здравого смысла, – проворчал Мариус. Потом вдруг спохватился: – Что? Двое молодых бездельников держат на меня пари? Да как вы посмели? – Он смеялся, но сила, с которой он вдруг хлопнул Алессана по плечу, заставила того покачнуться.
Мариус захромал обратно к своему креслу и сел. Снова Дэвина поразил его все замечающий взгляд, которым он окинул их. Всего на мгновение этот взгляд скользнул по самому Дэвину, но у него возникло призрачное ощущение, что за это мгновение Мариус полностью оценил его, что он его узнает и вспомнит даже при случайной встрече через десять лет.
На секунду его охватила странная жалость к тем семерым воинам, которым пришлось сражаться с этим человеком в Роще ночью, имея в своем распоряжении всего лишь мечи или копья, латы и две здоровые ноги.
Эти руки, похожие на стволы деревьев, и выражение этих глаз все сказали Дэвину о том, на чьей стороне был перевес в этих битвах, несмотря на ритуальные увечья – перерезанные связки на лодыжках – наместника, которому положено было погибнуть в Роще ради приумножения славы Матери-Богини и ее Верховной жрицы.
Мариус не погиб. Даже ради приумножения чьей-то славы. Семь раз не погиб. И теперь, после седьмой битвы, у Квилеи снова появился настоящий король, а последняя Верховная жрица умерла. Дэвин вдруг вспомнил, что эту новость первым сообщил ему Ровиго. В дурно пахнущей таверне под названием «Птица» то ли полгода, то ли полжизни тому назад.
– Наверное, ты поскользнулся, или поленился, или был уже толстым прошлым летом в Роще, – говорил Алессан. Он показал на шрам на лбу Мариуса. – Нельзя было позволять Тоналиусу подобраться с мечом так близко.
По правде сказать, улыбку на лице короля Квилеи нельзя было назвать приятной.
– Он и не подобрался, – мрачно ответил Мариус. – Я применил наш «удар ногой в прыжке с двадцать седьмого дерева», и он умер еще до того, как мы оба коснулись земли. Этот шрам – прощальный дар от моей покойной жены, полученный во время нашей последней встречи. Да хранит наша священная Мать ее благословенную душу. Выпьете вина за обедом?
Серые глаза Алессана заморгали.
– С удовольствием, – ответил он.
– Хорошо. – Мариус подал знак стражникам. – В таком случае, пока мои люди накроют для нас стол, можешь мне рассказать, Голубок, и, надеюсь, расскажешь, почему ты только что заколебался перед тем, как принять приглашение.
Дэвин, в свою очередь, заморгал от изумления: он даже не заметил паузы. Но Алессан улыбался.
– Хотелось бы мне, – с кривой усмешкой сказал он, – чтобы от тебя хоть иногда что-то ускользало.
Мариус слегка улыбнулся, но не ответил.
– Мне предстоит долгая дорога. По крайней мере три дня скачки во весь опор. Я должен добраться до одного человека, и как можно скорее.
– Этот человек важнее меня, Голубок? Я в отчаянии.
Алессан покачал головой:
– Не важнее, иначе меня бы здесь не было. Возможно, больше нуждается во мне. Вчера вечером в Борсо меня ждало сообщение от Данолеона. Моя мать умирает.
Выражение лица Мариуса тут же изменилось.
– Я глубоко опечален, – сказал он. – Правда, Алессан, мне очень жаль. – Он помолчал. – Тебе было нелегко приехать сначала сюда, зная это.
Алессан знакомым жестом пожал плечами. Его взгляд с Мариуса переместился вверх, на перевал, на высокие пики над ним. Солдаты закончили расстилать роскошную золотую ткань на ровной земле перед креслом. Теперь они раскладывали на ней разноцветные подушки и расставляли корзины и блюда с едой.
– Приглашаю вас преломить со мной хлеб, – деловито сказал Мариус, – и обсудить то, что мы собирались здесь обсудить, а потом вам надо будет ехать. Ты доверяешь этому посланию? Не опасно ли тебе туда возвращаться?
Дэвин даже не подумал об этом.
– Полагаю, опасно, – равнодушно ответил Алессан. – Но я доверяю Данолеону. Разумеется, доверяю. Ведь это он отвез меня к тебе.
– Это я помню, – мягко сказал Мариус. – И его помню. И еще я знаю, что, если только не произошло больших перемен, он не единственный жрец в святилище Эанны, а ваши жрецы на Ладони не отличаются надежностью.
Алессан снова пожал плечами:
– Что я могу поделать? Моя мать умирает. Я не видел ее почти двадцать лет, Медведь. – Губы его скривились. – Не думаю, что меня многие узнают, даже без грима Баэрда. Ты не считаешь, что я слегка изменился с тех пор, как мне было четырнадцать? – В его словах чувствовался легкий вызов.
– Слегка, – спокойно ответил Мариус. – Не так сильно, как можно было подумать. Ты уже тогда был взрослым мужчиной во многом. И Баэрд тоже, когда пришел к тебе.
И снова взгляд Алессана устремился вдаль, к перевалу, словно полетел на юг вслед за далекими воспоминаниями. У Дэвина возникло острое ощущение, что здесь говорится гораздо больше, чем он в состоянии услышать.
– Пойдем, – сказал Мариус, опуская руки на подлокотники кресла. – Вы присоединитесь ко мне на нашем ковре посреди луга?
– Оставайся в кресле! – отрывисто бросил Алессан. Несмотря на тон, выражение его лица было по-прежнему добродушным и спокойным. – Сколько человек пришло сюда с тобой, Медведь?
Мариус не двинулся с места.
– До подножия гор – рота. Эти шестеро перешли со мной перевал. А что?
Легко двигаясь, с беззаботной улыбкой Алессан уселся на ткань у ног короля.
– Едва ли разумно брать с собой так мало людей.
– Опасности почти никакой. Мои враги слишком суеверны, чтобы рискнуть отправиться в горы. Ты это знаешь, Голубок, перевалы стали табу давным-давно, когда запретили торговлю с провинциями Ладони.
– В таком случае, – сказал Алессан, продолжая улыбаться, – я не в состоянии объяснить присутствие лучника, которого только что заметил за скалой выше по тропе.
– Ты уверен? – Голос Мариуса звучал так же небрежно, как и голос Алессана, но в его глазах внезапно блеснул лед.
– Уже дважды заметил.
– Я глубоко огорчен, – сказал король Квилеи. – Маловероятно, чтобы такой человек находился здесь не для того, чтобы меня убить. И если он нарушает табу гор, то я буду вынужден пересмотреть многие свои обязательства. Не выпьете ли вина? – Он махнул рукой, и один из людей в красном налил вино слегка дрожащей рукой.
– Спасибо, – пробормотал Алессан. – Эрлейн, ты здесь можешь что-нибудь сделать, не выдавая себя?
Лицо чародея побледнело, но голос звучал ровно.
– Ничего, что связано с нападением. Это потребует слишком большого расхода энергии, а здесь, в горах, ничто не может скрыть ее от случайного Охотника.
– Защита для короля?
Эрлейн заколебался.
– Друг мой, – серьезно сказал Алессан. – Ты мне нужен и будешь еще нужен. Я знаю, что использовать твою магию опасно – для всех нас. Но я должен получать честные ответы, чтобы принимать разумные решения. Налейте ему немного вина, – обратился он к солдату Квилеи.
Эрлейн взял бокал и выпил.
– Могу поставить у него за спиной слабый экран против стрел. – Он помолчал. – Вы этого хотите? Есть некоторый риск.
– Наверное, хочу, – ответил Алессан. – Сооруди щит как можно незаметнее.
Эрлейн поджал губы, но ничего не сказал. Его левая рука слегка шевельнулась. Дэвин теперь видел отсутствие двух пальцев, но больше ничего не произошло, насколько он мог судить.
– Готово, – мрачно произнес Эрлейн. – Чем дольше я буду его держать, тем больше риска. – Он снова глотнул из своего бокала.
Алессан кивнул, принимая ломоть хлеба и полную тарелку мяса и сыра от одного из квилейцев.
– Дэвин?
Дэвин уже ждал.
– Я вижу эту скалу, – тихо сказал он. – Выше у тропы. Справа. На расстоянии полета стрелы. Отошли меня домой.
– Возьми моего коня. В седле спрятан лук.
Дэвин покачал головой:
– Он может заметить, и я все равно слишком плохо стреляю из лука. Сделаю, что смогу. Можете устроить тут побольше шума минут через двадцать?
– Мы можем устроить очень много шума, – заверил его Мариус Квилейский. – Тебе легче будет спуститься, а потом свернуть налево там, где тропа делает поворот, чтобы снова вскарабкаться вверх. Между прочим, мне бы очень хотелось увидеть этого человека живым.
Дэвин улыбнулся. Мариус внезапно расхохотался, за ним Алессан. Эрлейн молчал. Алессан повелительным жестом указал на Дэвина: