Этого она не ожидала. Но сделала над собой усилие и сумела сохранить спокойное выражение лица.
– Это еще не все, – продолжала она развивать свое преимущество. – Я хочу знать, почему за Каменой ди Кьярой не следили, когда он ездил в прошлом году в Играт.
– За ним следили. Чего ты от нас ждала? Ты знаешь, кто стоит за вчерашним нападением. Ты слышала.
– Мы все слышали. Почему вы не знали об Изоле и королеве? – На этот раз язвительность, которую она вложила в слова, была подлинной, а не просто тактическим ходом.
Впервые Дианора заметила в его глазах искру сомнения. Он теребил свой Знак, потом спохватился и опустил руку. Последовала короткая пауза.
– Я знал, – наконец ответил он. Их взгляды встретились, в его глазах сердитым вызовом горел вопрос.
– Понятно, – ответила Дианора через мгновение и отвела взгляд. Солнце уже поднялось выше и заливало косыми лучами почти всю поляну. Если бы Дианора немного подвинулась на скамье, то оказалась бы в его теплом сиянии. Невысказанный вопрос в глазах д’Эймона повис в воздухе: «А ты бы рассказала королю, если бы узнала такое о его королеве?»
Дианора молчала, обдумывая последствия до конца. Признав это, поняла она, д’Эймон оказался в ее власти, если он уже не был в ее власти после вчерашнего провала и после спасения ею короля. И значит, подумала она, ей грозит непосредственная опасность. Канцлер не тот человек, которого можно сбросить со счетов. У большинства обитателей сейшана были подозрения насчет того, как и почему десять лет назад умерла Хлоиза ди Кьяра.
Дианора подняла взгляд и спрятала тревогу за нарастающим гневом.
– Чудесно, – ядовито сказала она. – Исключительно эффективная охрана. А теперь, конечно, из-за того, что мне пришлось сделать, ваш любимый придворный Незо просто обязан занять эту должность в Азоли. Ведь он получил почетную рану, спасая жизнь короля. Как это необыкновенно мудро с вашей стороны, д’Эймон!
Она рассчитала неверно. Впервые он улыбнулся, тонкогубой, безрадостной улыбкой.
– Так в этом все дело? – тихо спросил он.
Дианора еле удержалась от немедленного протеста. Она поняла, что ей выгодно, чтобы он так думал.
– И в этом тоже, – призналась она как бы нехотя. – Я хочу знать, почему вы отдавали предпочтение его назначению на должность в Азоли. Я собиралась поговорить с вами об этом.
– Я так и думал, – ответил канцлер, и к нему вернулась некоторая доля его обычного благодушия. – Я также проследил за некоторыми – не всеми, без сомнения, – подарками, которые получил Шелто за последние недели от твоего имени. Между прочим, вчера на тебе был великолепный кулон. Он оплачен деньгами Незо? Он пытался завоевать мою благосклонность с твоей помощью?
Он необыкновенно хорошо осведомлен и очень хитер. Дианора всегда знала это. Всегда было неразумно недооценивать канцлера.
– Эти деньги помогли его оплатить, – коротко ответила она. – Вы не ответили на мой вопрос. Почему вы отдаете предпочтение ему? Вы должны знать, что он за человек.
– Конечно, я знаю, – нетерпеливо ответил д’Эймон. – Иначе зачем мне хотеть, чтобы он убрался отсюда, как ты думаешь? Я хочу, чтобы он занял эту должность в Азоли, потому что не доверяю ему и не хочу держать при дворе. Я хочу убрать его подальше от короля в такое место, где его могут убить без лишних хлопот. Полагаю, я ответил на твой вопрос?
Дианора с трудом сдержалась. «Никогда, никогда нельзя его недооценивать», – снова сказала она себе.
– Да, – согласилась она. – А кто может его убить?
– Это очевидно. Пройдет слух, что жители Азоли сделали это сами. Полагаю, Незо очень быстро даст им для этого повод.
– Конечно. А потом?
– А потом король проведет расследование и обнаружит, что Незо брал большие взятки, а что он их будет брать, сомневаться не приходится. Мы казним кого-нибудь за убийство, но король решительно осудит методы и жадность Незо. Он назначит другого главного сборщика налогов и пообещает в будущем более справедливые меры. Думаю, это на время разрядит обстановку на севере Азоли.
– Хорошо, – произнесла Дианора, пытаясь не обращать внимания на небрежное «казним кого-нибудь». – И очень продуманно. Мне остается добавить только одно: новым сборщиком станет Раманус. – Она снова шла на риск. Если смотреть в корень, она оставалась пленницей и наложницей, а он был канцлером Играта и Западной Ладони. С другой стороны, существовали и иные способы измерять равновесие сил, и она старалась сосредоточиться на них.
Д’Эймон холодно смотрел на нее сверху вниз. Она выдержала его взгляд, ее глаза были широко раскрыты и смотрели неискренне.
– Меня давно забавляло то, – наконец произнес он, – что ты так покровительствуешь человеку, который захватил тебя. Можно подумать, что ты не возражала, что ты хотела этого.
Смертельно опасно, сверхъестественно близко к цели, но Дианора видела, что он ее испытывает, что этот выпад не имеет серьезных оснований. Она заставила себя расслабиться и улыбнулась.
– Как я могла возражать? Не попав сюда, я бы никогда не удостоилась таких приятных бесед, как эта. И в любом случае, – тон ее стал другим, – я действительно ему покровительствую. Ради блага жителей этого полуострова. А вы знаете, канцлер, что их благо всегда меня заботило. Он порядочный человек. Боюсь, что таких людей среди игратян немного.
Он несколько секунд молчал. Потом заметил:
– Их гораздо больше, чем ты думаешь. – Но не успела Дианора истолковать его слова и удивительный тон, которым они были произнесены, как он прибавил: – Я серьезно подумывал о том, чтобы отравить тебя вчера ночью. Или предложить освободить и сделать гражданкой Играта.
– Какие крайности, дорогой мой! – Но Дианора чувствовала, что ее охватывает холод. – Разве вы не учили всех нас, что равновесие – это все?
– Учил, – серьезно ответил он, не поддаваясь на провокацию. Как всегда. – Имеешь ли ты представление о том, что сделала с равновесием при дворе?
– А как я должна была вчера поступить, по-вашему? – спросила она очень резко.
– Речь совсем не об этом. Это очевидно. – На его щеках вспыхнули пятна, что было большой редкостью. Но он снова заговорил своим обычным тоном: – Я и сам думал о кандидатуре Рамануса на эту должность. Будет так, как ты предложила. А пока, я чуть было не забыл упомянуть, что король звал тебя. Я перехватил послание раньше, чем оно попало в сейшан. Он будет ждать в библиотеке.
Дианора стремительно вскочила, как он и предвидел, в страшном волнении.
– Давно? – быстро спросила она.
– Не очень. А что? Ты же любишь опаздывать. В саду цветут анемоны, можешь сказать ему об этом.
– Я могла бы сказать ему еще многое другое, д’Эймон. – Гнев душил ее. Она пыталась взять себя в руки.
– И я тоже. И Солорес, полагаю. Но мы редко это делаем, не так ли? Равновесие, как ты только что заметила, – это все. Вот почему мне все еще приходится быть очень осторожным, Дианора, несмотря на то что произошло вчера. Равновесие – это все. Не забывай об этом.
Она пыталась придумать ответ, оставить за собой последнее слово, но не смогла. Мысли ее разбегались. Он говорил о намерении ее убить или освободить, согласился с ее выбором для Азоли, а потом снова угрожал ей. И все это в течение нескольких минут! И все это время король ждал ее, и д’Эймон знал об этом.
Дианора резко повернулась и с отчаянием подумала о своем неприглядном наряде и о том, что нет времени вернуться в сейшан и переодеться. Она чувствовала, что раскраснелась от гнева и тревоги.
Шелто явно слышал последние слова канцлера. Его глаза над сломанным носом смотрели озабоченно и виновато, хотя он никак не мог помешать д’Эймону перехватить послание.
Она остановилась у входа во дворец и оглянулась. Канцлер стоял один в саду, опираясь на трость, – высокая, серая, худая фигура на фоне голых деревьев. Небо над ним снова затянулось тучами. Неудивительно, язвительно подумала Дианора.
Потом вспомнила пруд, и ее настроение изменилось. Какое значение имеют эти придворные маневры, в конце концов? Д’Эймон делает только то, что должен делать, и она теперь поступит так же. Она увидела свой путь. Она сумела улыбнуться, снова обрела внутреннее спокойствие, хотя в центре его все еще лежал камень печали. Низко присела в официальном реверансе. Пораженный д’Эймон неуклюже изобразил поклон.
Дианора повернулась и вошла в дверь, которую открыл перед ней Шелто. Она снова прошла по коридору, поднялась по лестнице, миновала тянущийся с севера на юг переход и две тяжелые двери. И остановилась перед третьей парой дверей. Больше по привычке, чем по другой причине, посмотрела на свое отражение в бронзовом щите, висящем на стене. Поправила платье и двумя руками провела по безнадежно растрепанным ветром волосам.
Затем постучала в двери библиотеки и вошла, крепко держась за свое спокойствие и за образ пруда, за круглый камень знания и печали в своем сердце, который, как она надеялась, станет якорем в ее груди и не даст сердцу улететь.
Брандин стоял спиной к двери и смотрел на очень старую карту известного в то время мира, висящую над большим камином. Он не обернулся. Дианора подняла взгляд на карту. На ней полуостров Ладонь и даже еще больший массив суши, занятый Квилеей за горами, простирающимися далеко на юг, до самых Льдов, были карликовыми по сравнению с размерами как Барбадиора и его Империи на востоке, так и Играта на западе за морем.
Бархатные шторы на окнах библиотеки не пропускали утренний свет, а в камине горел огонь, что ее встревожило. Ей было трудно смотреть на огонь в дни Поста. Брандин держал в руке кочергу. Он был одет так же небрежно, как и она, в черный костюм для верховой езды и сапоги. Сапоги были покрыты грязью, наверное, он очень рано ездил верхом.
Дианора постаралась забыть встречу с д’Эймоном, но не с ризелкой в саду. Этот человек был центром ее жизни; что бы в ней ни изменилось, это осталось прежним, но встреча с ризелкой обозначила ее путь, а Брандин прошлой ночью бросил ее на растерзание одиночеству и бессоннице.