– Прости меня, мой господин, – сказала она. – Сегодня утром я говорила с канцлером, и он только сейчас сообщил мне, что ты ожидаешь меня здесь.
– Зачем ты с ним встречалась? – Богатый оттенками, знакомый голос звучал почти равнодушно. Казалось, Брандин был поглощен картой.
Она не стала лгать королю:
– По вопросу о должности главного сборщика налогов в Азоли. Я хотела выяснить, почему он покровительствует Незо.
В его голосе прозвучала легкая насмешка:
– Уверен, что д’Эймон привел тебе убедительные доводы. – Он наконец обернулся и в первый раз посмотрел на нее. Он выглядел точно так же, как всегда, и Дианора знала, что происходит всегда, когда их взгляды встречаются.
Но час назад она видела ризелку, и, наверное, что-то изменилось. Спокойствие не покинуло ее; ее сердце осталось дома. Она на мгновение прикрыла глаза, скорее для того, чтобы осознать значение этой перемены и исчезновения давней истины, чем для чего-то еще. Она почувствовала, что сейчас заплачет, по многим причинам, если не будет очень осторожной.
Брандин опустился в кресло у камина. Он выглядел усталым. Это проявлялось в мелочах, но она так давно его знала.
– Теперь мне придется отдать эту должность Незо, – сказал он. – Думаю, ты это понимаешь. Мне очень жаль.
Некоторые вещи не изменились: как всегда, он был серьезен и неожиданно учтив, когда говорил с ней на подобные темы. Почему король Играта должен извиняться перед ней за то, что предпочел одного придворного другому? Дианора вошла в комнату, цепляясь за свою решимость, и, повинуясь взмаху его руки, опустилась на стул напротив него. Брандин смотрел на нее странным, почти отстраненным, изучающим взглядом. Интересно, что он видит? – подумала она.
В дальнем конце комнаты послышался какой-то звук. Дианора взглянула туда и увидела Руна, сидящего у второго камина. Он бездумно листал книжку с картинками. Его присутствие напомнило ей кое о чем, и гнев ее внезапно вернулся.
– Разумеется, ты должен предложить ее Незо, – сказала она. – Азоли – это его награда за доблесть на службе королю.
Он почти не среагировал. Его губы чуть дрогнули, на лице отразилась легкая ирония, но он все еще казался погруженным в свои мысли и почти не слушал ее слов.
– Доблесть, мужество. Будут говорить нечто подобное, – рассеянно произнес он. – Не убраться с пути вовремя, – вот что это было на самом деле. Д’Эймон уже вчера ночью начал распускать слухи, что это Незо спас мне жизнь.
На это она не среагировала. Не пожелала. Она даже не поняла, зачем он ей это говорит.
Вместо этого Дианора сказала, глядя через комнату на Руна, а не на короля:
– Это разумно, и тебе, конечно, известно, что мне все равно. Чего я не понимаю, это почему ты распускаешь лживые слухи насчет судьбы Камены. – Она сделала вдох и бросилась вперед очертя голову: – Мне известна правда. Это так чудовищно, так безобразно. Если нужно подготовить шута на смену Руну, зачем калечить невредимого, здорового человека? Зачем надо это делать?
Он долго не отвечал, а она боялась взглянуть на него. Рун, сидевший слишком далеко, чтобы слышать разговор, тем не менее перестал листать книгу и смотрел на них.
– Собственно говоря, имеются прецеденты, – вот что ответил в конце концов Брандин все еще мягким тоном. Но потом прибавил: – Вероятно, мне следовало уже давно забрать от тебя Шелто. Вы оба слишком многое узнаете, и слишком быстро.
Дианора открыла рот, но не нашла слов. Что она могла сказать? Она сама напросилась. Напросилась именно на это.
Но потом заметила краем глаза, что Брандин улыбается. Странная это была улыбка, и что-то странное было в его глазах, когда он смотрел на нее.
– Собственно говоря, Шелто еще сегодня утром был прав, но сейчас эти новости уже устарели.
– Что ты хочешь сказать? – Дианора почувствовала искреннюю тревогу. Сегодня утром в его поведении было нечто странное, и она никак не могла понять, что именно. Но знала, что не только усталость тому причиной.
– После прогулки верхом я отменил вчерашние распоряжения, – тихо произнес Брандин. – Наверное, сейчас Камена уже умер. Легкой смертью. Точно так, как гласили слухи.
Дианора осознала, что руки ее крепко стиснуты на коленях. Не задумываясь, она задала бессмысленный вопрос:
– Это правда?
Он только приподнял брови, но она залилась краской.
– Мне нет нужды тебя обманывать, Дианора. Я приказал привести свидетелей из кьярцев, чтобы не осталось никаких сомнений. Что нужно тебе для подтверждения? Прислать тебе в комнату его голову?
Она снова опустила глаза, вспомнив о том, как голова Изолы лопнула, словно раздавленный плод. Она сглотнула: он сделал это одним мановением руки. Дианора вновь посмотрела на короля. И молча покачала головой. Что произошло во время его утренней прогулки верхом? Что происходит здесь сейчас?
Потом внезапно вспомнила, что еще произошло с ним вчера. На склоне горы, в том месте, где возле дорожки для бега стоит серая скала. «Коль один мужчина ризелку узрит, его жизнь крутой поворот совершит».
Брандин снова повернулся к огню, положив ногу на ногу. И прислонил кочергу к своему креслу, поставив ее конец на каменную плиту перед камином.
– Ты не спросила меня, почему я изменил свои распоряжения. Это не похоже на тебя, Дианора.
– Я боюсь спрашивать, – честно ответила она.
При этих словах он оглянулся, теперь его черные брови не дрогнули, серые глаза пугали светившимся в них умом.
– Это на тебя тоже не похоже.
– Ты тоже не очень-то похож на себя сегодня.
– Это правда, – тихо ответил он. Несколько секунд он молча смотрел на нее, потом, казалось, подумал о другом.
– Скажи, у тебя с д’Эймоном был трудный разговор? Он тебя предостерегал или угрожал тебе?
Это не магия, настойчиво сказала она себе. Не чтение мыслей. Просто Брандин, как всегда, чувствует все нюансы, влияющие на тех, кто вращается по своим орбитам вокруг него.
– Напрямую – нет, – смущенно призналась она. Некогда она могла бы ухватиться за эту возможность, но настроение в это утро было таким странным. – Он… расстроен из-за вчерашнего. Думаю, боится, что при дворе нарушится равновесие. Как только заговорят о том, что это Незо спас тебе жизнь, мне кажется, канцлер почувствует облегчение. Ему нетрудно будет распустить подобный слух: все случилось слишком быстро. Сомневаюсь, что кто-то успел ясно все разглядеть.
На этот раз улыбка внимательно слушавшего Брандина была такой, какую она знала и любила. Они говорили на равных, их мысли текли по одному сложному пути. Но когда Дианора договорила, выражение его лица стало другим.
– Я успел, – сказал он. – Я все ясно видел.
Она снова отвела глаза и опустила взгляд на сложенные на коленях руки. «Твой путь теперь ясен, – сказала она себе так сурово, как только могла. – Помни об этом». Ей показали картину, где она стоит у моря в зеленой одежде. И после вчерашней ночи сердце снова принадлежит ей самой. Его удерживает камень, надежно скрытый в груди.
– Согласен, легко будет распространить историю о Незо, – сказал Брандин. – Но я много думал вчера ночью, а потом во время утренней прогулки. Сегодня я поговорю с д’Эймоном, после того как мы посмотрим окончание бега. История, которую все услышат, будет правдивой, Дианора.
Она подумала, что плохо его расслышала, а потом поняла, что расслышала правильно, и что-то в ней как будто достигло края, а потом перелилось через край, словно внутри нее находился переполненный бокал вина.
– Тебе следует почаще ездить верхом, – пробормотала она.
Он услышал. И тихо рассмеялся, но она не подняла глаз. У нее возникло настойчивое ощущение, что она не может позволить себе поднять глаза.
– Почему? – спросила Дианора, пристально глядя на свои сплетенные пальцы. – Два раза почему: насчет Камены и теперь этого?
Он молчал так долго, что в конце концов она осторожно подняла взгляд. Но он опять отвернулся к камину и помешивал в нем кочергой. В дальнем конце комнаты Рун закрыл книгу и теперь стоял у стола, глядя на них обоих. Он был одет в черное, конечно. Точно так же, как и король.
– Я когда-нибудь рассказывал тебе сказку, – очень тихо спросил Брандин Игратский, – которую слышал от няни в детстве? Сказку о Финавире?
У Дианоры снова пересохло во рту. Что-то было в его тоне, в том, как он сидел, в непоследовательности его ответа.
– Нет. – Она пыталась придумать какое-нибудь остроумное замечание, но не сумела.
– Финавир, или Финваир, – продолжал он, почти не дожидаясь ответа, не глядя на нее. – Когда я стал старше и заглянул в книгу сказок, то увидел, что он пишется и так, и так, а иногда еще двумя разными способами. Это часто случается со сказками, которые появились еще до того времени, как мы научились их записывать.
Он прислонил кочергу к подлокотнику кресла и сел, продолжая смотреть на языки пламени. Рун подошел к ним ближе, словно его привлекла эта история. Он теперь прислонился к одной из тяжелых оконных штор и обеими руками стал теребить складки.
Брандин продолжал:
– В Играте иногда рассказывают эту сказку и иногда верят в то, что этот наш мир, здесь, в южных землях, и на севере, за пустынями и за тропическими лесами – что бы там ни лежало, – всего лишь один из многих миров, которые боги создали во Времени. Говорят, что другие миры находятся далеко, разбросанные среди звезд, невидимые для нас.
– Здесь тоже существует такое поверье, – тихо произнесла Дианора, когда он сделал паузу. – В Чертандо. В горах когда-то существовало учение, очень похожее на это, хотя служители Триады сжигали людей, утверждавших такое. – Это было правдой: в Чертандо устраивали массовые сожжения еретиков во времена чумы, много лет назад.
– Мы никогда не сжигали и не казнили на колесах людей за подобные мысли, – сказал Брандин. – Иногда над ними смеялись, но это другое дело. Не сомневаюсь, что моя няня рассказывала мне то, что узнала от своей матери, а та от своей: некоторые из нас снова и снова рождаются в этих разных мирах до тех пор, пока наконец – заслужив своей жизнью это право – мы не рождаемся в последний раз в Финавире, или Финваире, в ближайшем из всех миров к тому месту, где обитают истинные боги.