– А после этого? – спросила Дианора. Казалось, его слова стали частью магических чар, окутывающих этот день.
– После – никто не знает или никто не сказал мне. И я не нашел этого ни в одном из свитков или книг, которые прочел, когда стал старше. – Он поерзал в кресле, его красивые руки покоились на резных подлокотниках. – Мне никогда не нравилась нянина легенда о Финавире. Существуют другие сказки, некоторые из них совсем не похожи на эту, и многие из них мне очень нравились, но почему-то запомнилась именно она. Она меня тревожила. Она делала наши жизни здесь просто прелюдией, они становились несущественными сами по себе и имели значение только для того, куда приведут нас потом. Мне всегда необходимо было чувствовать, что мои дела важны здесь и сейчас.
– Кажется, я с тобой согласна, – сказала Дианора. Ее руки теперь мягко лежали на коленях; он создал иное настроение. – Но почему ты рассказываешь мне эту сказку, если она тебе никогда не нравилась?
Самый простой вопрос.
И Брандин ответил:
– Потому что в последние годы мне снится по ночам, что я заново родился далеко от всего этого, в Финавире. – Тут он впервые с того момента, как начал говорить о сказке, посмотрел прямо на нее, и его серые глаза были спокойными, а голос твердым, когда он произнес: – И во всех этих снах ты была рядом со мной, и ничто нас не разделяло, никто не стоял между нами.
Дианора была не готова к этому. Совсем не готова, хотя, возможно, подсказки лежали перед ней все время, но она была чересчур слепа, чтобы увидеть их. И сейчас она вдруг тоже ослепла, слезы потрясения и изумления наполнили ее глаза, а сердце отчаянно, настойчиво забилось в груди.
– Дианора, – продолжал Брандин, – ты была так нужна мне вчера ночью, что я сам себя испугался. Я не послал за тобой только потому, что мне необходимо было как-то примириться с тем, что случилось со мной, когда ты отвела стрелу Камены. Солорес – это обман для двора, не больше: чтобы они не подумали, что опасность лишила меня мужской силы. Я провел всю ночь, шагая из угла в угол или сидя за столом, пытаясь понять, к чему пришла моя жизнь. Что это значит, если моя жена и единственный оставшийся в живых сын пытались меня убить и их попытка сорвалась только благодаря тебе? И размышляя об этом, поглощенный этим, я лишь к рассвету осознал, что оставил тебя одну на всю ночь. Дорогая моя, простишь ли ты меня когда-нибудь за это?
«Я хочу, чтобы время остановилось, – думала Дианора, тщетно вытирая слезы, чтобы ясно увидеть его. – Я хочу никогда не покидать этой комнаты, хочу снова и снова слышать эти слова, бесконечно, пока не умру».
– Во время утренней поездки я принял решение, – сказал он. – Думал о том, что сказала Изола, и наконец-то смог признать, что она права. Так как я не хочу и не могу изменить то, что обязан сделать здесь, то должен быть готов заплатить за это сам, а не руками других жителей Играта.
Дианора дрожала, не в состоянии сдержать слезы. Он не прикасался к ней, даже не сделал движения к ней. У стоящего за его спиной Руна лицо превратилось в искаженную маску боли, и страсти, и чего-то еще. Того, что она иногда на нем видела, но во что не могла заставить себя поверить. Она закрыла глаза.
– Что ты собираешься сделать? – прошептала она. Говорить было трудно.
И тогда он ей рассказал. Рассказал все. Назвал ей тот поворот дороги, который выбрал. Она слушала, слезы падали теперь не так часто, вскипали в переполненном сердце, и наконец она поняла, что колесо делает полный оборот.
Слушая серьезный голос Брандина на фоне потрескивания пламени в день Поста, Дианора мысленным взором видела лишь образы воды. Темной воды в садовом пруду и моря, которое ей в нем показали. И хотя она не обладала пророческим даром, она видела, куда их всех ведут его слова, и теперь понимала предсказание ризелки.
Она заглянула в свое сердце и почувствовала, к своему величайшему горю, что оно принадлежит ему, что оно все же не вернулось к ней. Но даже в этом случае, и это было ужаснее всего, она знала, что сделает.
В другие одинокие ночи в сейшане все эти годы она мечтала найти путь, который открывался перед ней сейчас, пока он говорил. В какой-то момент, слушая его, думая так, она больше не смогла выносить физического расстояния между ними. Она пересела со стула на ковер у его ног и положила голову ему на колени. Он опустил ладонь на ее волосы и стал гладить их сверху вниз, непрерывным движением, рассказывая о том, что пришло ему в голову ночью и во время прогулки. Рассказывая о том, что готов наконец заплатить цену за то, что делал здесь, на Ладони. Рассказывая о той единственной вещи, к которой ей так и не удалось себя подготовить. О любви.
Она тихо плакала и не могла остановиться, а его слова все текли, и огонь медленно умирал в камине. Она оплакивала свою любовь к нему, свою семью и дом, свою невинность, потерянную с годами, и все, что она потеряла, и горше всего оплакивала все будущие предательства. Все предательства, которые ждали за стенами этой комнаты, там, куда унесет их неумолимый бег времени.
Глава XIV
– Вперед! – закричал Алессан, указывая на ущелье между горами. – Там деревня!
Дэвин выругался, пригнул голову к шее коня, вонзил пятки в его бока и помчался вслед за Эрлейном ди Сенцио на запад, к ущелью, к низкому красному солнечному диску.
Позади них вылетели из коричневатых горных сумерек по крайней мере восемь, а может, и двенадцать разбойников с гор. Дэвин не оглядывался назад после того, как бросил первый испуганный взгляд на бандитов и услышал их приказ остановиться.
Он не думал, что у них есть шанс, как бы близко ни была деревня. Перед этим они долгие часы неслись во весь опор, и кони, взятые у Альенор, устали. Если придется скакать наперегонки с бандитами на свежих конях, им конец. Он стиснул зубы и погнал лошадь, не обращая внимания на боль в ноге и жжение в снова открывшихся ранах, полученных во время прыжка со скалы этим утром.
Ветер свистел в ушах. Дэвин увидел, как Алессан обернулся в седле, в его руках оказался туго натянутый лук. Принц выстрелил в сумерки раз, потом второй, мускулы его окаменели и напряглись от усилия. Невероятная, отчаянная попытка при такой скорости и ветре.
Два человека вскрикнули. Дэвин быстро оглянулся и увидел, что один из них свалился с коня. Выпущенная бандитами пригоршня стрел упала на землю далеко от них троих.
– Они замедлились! – прохрипел Эрлейн, тоже оглядываясь назад. – Как далеко до деревни?
– По ущелью еще минут двадцать! Гони! – Алессан не стал больше стрелять и низко пригнулся, чтобы заставить своего серого скакать быстрее. Они неслись по ветру вдоль закатного луча, между погруженными в тень, поросшими вереском склонами гор и влетели в ущелье между ними.
Но им не удалось выбраться из него.
Как раз в том месте, где тропа повторяла изгиб возвышающихся гребней, восемь всадников выстроились в шеренгу поперек ущелья и хладнокровно целились в них троих из луков.
Беглецы резко остановили коней, подняв их на дыбы. Дэвин бросил взгляд через плечо и увидел, что преследовавшие их бандиты въезжают в ущелье за ними. Одна лошадь осталась без всадника, и еще один человек держался за плечо, из которого торчала стрела.
Дэвин взглянул на Алессана и увидел в глазах принца отчаянный вызов.
– Не будьте глупцом! – резко бросил Эрлейн. – Вы не сможете прорваться и не сможете убить столько людей.
– Я могу попытаться, – ответил Алессан, окидывая быстрым взглядом строй лучников и крутые склоны гор с обеих сторон и отчаянно стараясь найти какой-то выход. Но все же остановил коня и не поднял свой лук. – Прямо в ловушку. Какой блестящий конец двадцатилетних мечтаний! – В его голосе прозвучала едкая горечь, упрек самому себе.
Однако это правда, с большим опозданием понял Дэвин. Это ущелье между двумя горами было идеальным местом для засады, а, видит Триада, в пустынных районах южного Чертандо промышляло достаточно бандитов. Сюда даже барбадиорские наемники редко забирались, а честные люди никогда не передвигались по дорогам в столь поздний час. С другой стороны, выбора у них не было, учитывая, как далеко им предстояло ехать и как они спешили.
Непохоже было, что им удастся попасть к месту назначения. Или куда-то еще. Света еще хватало, чтобы разглядеть разбойников, и их вид не успокаивал. Пусть они были одеты разнообразно и небрежно, но лошади их совсем не напоминали тех разбитых кляч, на которых обычно ездят бандиты. Стоящие перед ними люди выглядели дисциплинированными, а оружие в их руках было опасным. Все это явно походило на тщательно подготовленную засаду.
Один всадник выехал на несколько шагов вперед из молчаливой шеренги.
– Бросьте свои луки, – произнес он спокойно и властно. – Не люблю разговаривать с вооруженными людьми.
– Я тоже, – мрачно ответил Алессан, пристально глядя на него. Но через мгновение бросил свой лук на землю. Эрлейн сделал то же самое.
– Мальчик тоже, – приказал вожак все еще тихим голосом.
Это был крупный мужчина средних лет, с широким лицом и пышной бородой, отливавшей красно-рыжим в сгущающихся сумерках. Широкополая шляпа на голове скрывала его глаза.
– У меня нет лука, – коротко сказал Дэвин и бросил меч.
Раздался издевательский смех столпившихся перед ними людей.
– Магиан, почему твои люди оказались на расстоянии полета стрелы? – спросил бородач уже громче. Сам он не смеялся. – Ты знал мои указания. Ты знаешь, как мы это делаем.
– Я не думал, что мы так близко, – раздался позади них сердитый голос, сопровождаемый топотом копыт. Это подъехали их преследователи. Ловушка захлопнулась спереди и сзади. – Его стрела полетела далеко при таком освещении и ветре. Ему просто повезло, Дукас.
– Ему бы так не повезло, если бы ты сделал свое дело как следует. Где Абхар?
– Получил стрелу в бедро и упал. Торре вернулся за ним.
– Пустая трата, – нахмурился рыжебородый. – Не люблю пустых трат. – Он теперь превратился в темный мощный силуэт на фоне заходящего солнца. За его спиной другие семеро всадников держали пленников на прицеле.