– Я знаю, Дукас. Это была пустая трата. Я знаю. Тебе придется меня простить.
Дукас долго ничего не говорил. И все остальные молчали. Дэвин, глядя мимо мертвеца, увидел, что два чародея смотрят друг на друга в упор.
Аркин все еще смотрел на Дукаса.
Тот в конце концов нарушил молчание:
– Тебе повезло, что я с тобой согласен.
Аркин покачал головой:
– Иначе мы не пробыли бы вместе так долго.
Алессан аккуратно соскочил с коня. Он подошел к Дукасу, не обращая внимания на стрелы, все еще нацеленные на него.
– Если вы охотитесь на барбадиоров, – тихо произнес он, – то я имею некоторое представление почему. Я занимаюсь тем же самым, только по-своему. – Он заколебался. – Вы можете поступить так, как предложил покойный: выдать меня Играту, и да, полагаю, вы получите награду. Или можете убить нас здесь и покончить с этим. Вы можете также позволить нам ехать своей дорогой. Но есть еще одно, что вы можете сделать, совсем другое.
– И что же это? – Казалось, Дукас вернул себе самообладание. Его голос снова звучал спокойно, как в самом начале.
– Присоединяйтесь ко мне. В том, что я пытаюсь сделать.
– И что же это?
– Изгнать обоих тиранов с Ладони еще до конца лета.
Наддо вдруг поднял голову, его лицо просветлело:
– Это правда, милорд? Мы можем это сделать? Уже сейчас?
– Есть шанс, – ответил Алессан. – Особенно сейчас. Впервые появился шанс. – Он снова перевел взгляд на Дукаса: – Где ты родился?
– В Тригии, – ответил тот после паузы. – В горах.
У Дэвина была секунда, чтобы подумать о том, насколько изменилось положение вещей, если теперь Алессан задает вопросы. Он почувствовал, как в нем снова шевельнулись надежда и гордость.
Принц кивнул:
– Я так и подумал. Слышал рассказы о рыжем капитане Дукасе, который был одним из вождей Борифорта в Тригии во время осады барбадиоров. После падения форта его так и не нашли. – Он помедлил. – Я не мог не заметить цвета твоих волос.
Несколько секунд эти двое застыли в неподвижности, словно живая картина, один на земле, второй на коне. Потом, совершенно неожиданно, Дукас ди Тригия улыбнулся.
– Того, что осталось от моих волос, – лукаво пробормотал он, снова срывая с головы шляпу широким жестом.
Бросив поводья, он спрыгнул с коня, шагнул вперед и протянул Алессану открытую ладонь. Тот ответил ему улыбкой и рукопожатием.
Дэвин задохнулся от нахлынувшего облегчения, а потом во всю силу легких поддержал восторженные крики двадцати разбойников, раздавшиеся в темном ущелье Чертандо.
Тем не менее он заметил, как раз когда крики достигли наивысшей точки, что ни один из чародеев не кричит. Эрлейн и Сертино сидели очень неподвижно, почти застыв на своих конях, словно сосредоточившись на чем-то. Они смотрели друг на друга с одинаково мрачными лицами.
И поскольку он это заметил, поскольку он становился человеком, который видит подобные вещи, Дэвин первым замолчал и даже инстинктивно поднял руку, чтобы призвать к молчанию остальных. Алессан и Дукас разняли ладони, и постепенно в ущелье вернулась тишина, и все посмотрели на чародеев.
– Что такое? – спросил Дукас.
Сертино повернулся к нему:
– Охотник. К северо-востоку от нас, довольно близко. Я только что почувствовал пробное прикосновение. Но он меня не обнаружил, так как я уже давно не прибегал к магии.
– Я прибегал, – сказал Эрлейн ди Сенцио. – В начале дня, на перевале Брачио. Всего лишь легкое заклинание, защита для одного человека. Очевидно, этого оказалось достаточно. Наверное, в одном из южных фортов находился Охотник.
– Он там почти всегда, – вяло произнес Сертино.
– А что вы делали на перевале Брачио? – спросил Дукас.
– Собирали цветочки, – ответил Алессан. – Я расскажу тебе позже. А сейчас нам предстоит разобраться с барбадиорами. Сколько их едет вместе с Охотником?
– Не меньше двадцати. Возможно, больше. У нас есть лагерь в горах к югу отсюда. Уйдем туда?
– Они последуют за нами, – возразил Эрлейн. – Он меня выследил. Выплеск магии будет выдавать меня еще по крайней мере один день.
– В любом случае мне что-то не хочется прятаться, – тихо сказал Алессан.
Дэвин быстро обернулся и посмотрел на него. Дукас тоже. Наддо неуклюже поднялся на ноги.
– Насколько хороши твои люди? – спросил Алессан; в его голосе и в серых глазах ясно читался вызов.
И почти в полной темноте Дэвин увидел, как внезапно сверкнули зубы тригийского разбойника.
– Они достаточно хороши, и их хватит, чтобы разделаться с десятком брабадиоров. Раньше мы не сталкивались с таким количеством, но раньше мы никогда не сражались бок о бок с принцем. Кажется, – прибавил он задумчиво, – мне тоже вдруг надоело прятаться.
Дэвин посмотрел на чародеев. Было трудно разглядеть их лица в темноте, но Эрлейн очень резким голосом произнес:
– Алессан, Охотника надо убить немедленно, иначе он пошлет изображение этого места Альберико.
– Он будет убит, – тихо ответил Алессан. И в его голосе тоже прозвучала новая нота. Что-то такое, чего Дэвин никогда не слышал. Секундой позже он осознал, что это смерть.
Плащ Алессана затрепетал под порывом ветра. Очень медленно он надвинул на лицо капюшон.
Дэвин тяжело пережил то, что Охотник Альберико оказался двенадцатилетним мальчиком.
Они послали Эрлейна на запад, к выходу из ущелья, в качестве приманки. Ведь он был целью преследователей. С ним отправились Сертино ди Чертандо, второй чародей, и еще двое мужчин, один из которых – раненый Наддо – сам настоял на том, чтобы быть полезным, пусть он и не мог сражаться. Они извлекли из его руки стрелу и забинтовали, как могли. Было ясно, что ему трудно, но еще яснее, что в присутствии Алессана он не собирается сдаваться.
Через короткое время, при свете звезд и низко висящего на востоке полумесяца Видомни, в ущелье въехали барбадиоры. Их было двадцать пять и Охотник. Шестеро держали факелы, что облегчило задачу. Хотя и не для них самих.
Стрелы Алессана и Дукаса встретились в груди Охотника, выпущенные с противоположных склонов перевала. Одиннадцать наемников упали под первым залпом стрел раньше, чем Дэвин понесся во весь опор вниз, вместе с Алессаном и шестью другими воинами, покинувшими укрытие. Они мчались, чтобы заблокировать западный выход из ущелья, в то время как Дукас и еще девять его разбойников перегородили восточный, из которого появились барбадиоры.
Вот так в эту ночь Поста, в компании разбойников с гор Чертандо, вдали от своего потерянного дома, Алессан бар Валентин, принц Тиганы, принял свой первый настоящий бой в долгой войне за возвращение. После тоскливых лет маневрирования, тайного сбора информации и тонкого руководства событиями он обнажил клинок против сил тирана в этом залитом лунным светом ущелье.
Больше никаких уверток, никаких скрытых манипуляций из-за кулис. Это был бой, так как время пришло.
Мариус из Квилеи сегодня дал ему обещание, вопреки мудрости и опыту, почти вопреки надежде. И после обещания Мариуса все изменилось. Ожидание закончилось. Он мог ослабить жесткие путы, так туго стягивавшие его сердце все эти годы. Сегодня ночью, в ущелье, он мог убивать: в память о своем отце, и братьях, и обо всех погибших у реки Дейзы и после, в тот год, когда ему самому не позволили умереть.
Его выкрали и спрятали в Квилее, за горами, у Мариуса, служившего тогда капитаном стражи Верховной жрицы. У этого человека были свои причины принять под покровительство и спрятать юного принца из северных земель. Это произошло почти девятнадцать лет назад.
Алессан устал прятаться. Время бегства закончилось; пришло время сражений. Правда, сейчас солдаты Барбадиора, а не Играта, обнажили против них мечи, но, в конце концов, это не имело значения. Оба тирана одинаковы. Он твердил это все годы с тех пор, как вернулся на север, на полуостров, вместе с Баэрдом. Эта истина была выплавлена, подобно металлу, в прочном горниле его сердца. Им надо уничтожить обоих, иначе они не добьются свободы.
И на перевале Брачио в это утро уничтожение началось. Был заложен замковый камень в арку его замысла. И поэтому сегодня ночью, в этом темном ущелье, он мог выпустить на свободу давно сдерживаемую страсть, собственные давние воспоминания о потерях и дать волю руке с мечом.
Дэвин, стараясь не отстать от принца, рвался в свой первый бой, и в его груди боролись восторг и страх, по очереди одерживая победу. Он не кричал, как большинство разбойников; он изо всех сил старался не замечать боли в поврежденной ноге. И сжимал в руке темный меч, купленный ему Баэрдом, держал его вверх изогнутым лезвием, как учили его зимой, по утрам, во время тренировок, которые теперь казались невообразимо далекими от событий этой ночи.
Он видел, как Алессан ворвался прямо в круговую оборону наемников, неотвратимый, как одна из его стрел, словно хотел одним этим прямым ответным действием оставить позади все те годы, когда подобные поступки были невозможны.
Яростно стиснув зубы, Дэвин следовал за Алессаном. Но все же отстал на шесть корпусов лошади и был один, когда рядом с ним вырос светловолосый барбадиор, неправдоподобно огромный на своем коне. Дэвин вскрикнул от неожиданности. Лишь некий слепой инстинкт выживания и рефлексы, заложенные с рождения, спасли ему жизнь. Он резко бросил коня влево, на свободное пространство, а затем откинулся назад и вправо, пригнувшись так низко к земле, как только мог, и изо всех сил ткнул мечом снизу вверх. Он почувствовал жгучую боль в поврежденной ноге и чуть не упал. Клинок барбадиора со свистом разрезал воздух в том месте, где только что находилась голова Дэвина. А через долю секунды Дэвин почувствовал, как его собственный, угрожающе изогнутый клинок прошил кожаную броню и вошел в плоть.
Барбадиор вскрикнул, звук получился жидким, булькающим. Солдат резко покачнулся на своем коне, меч выпал из его руки. Он поднес одну руку ко рту странно детским жестом. Затем, подобно медленно падающему горному дереву, боком соскользнул с седла и упал на землю.