— Еще целое воскресенье, полковник, — ответил я. Потом положил трубку, лег в кровать и, погасив свет, уставился в темноту.
Как я себя ни заставлял, но не мог не думать о ней. Мысленно я видел ее прежней, когда мы любили друг друга, не чувствуя необходимости одновременно ненавидеть.
Глава 13
Меня разбудил стучавший в стекло дождь. Наступил пасмурный, сырой день. Было воскресенье, и безлюдные улицы напоминали бейсбольный стадион после игры. Меланхоличные дворники подбирали с тротуаров пустые сигаретные пачки и рваные пакеты из-под конфет.
Я побрился, позавтракал и попросил принести мне в номер пишущую машинку, чтобы на всякий случай отстучать отчет о событиях вчерашнего дня. Скоро у Мартина Грэди, Вилли Гиббонса и остальной публики будет занимательное чтение. Настало самое подходящее время взорвать бомбу.
В полдень я спустился в телефонную будку на улице и позвонил Томасу Уотфорду. В его голосе была нескрываемая ярость. Он заявил, что у меня будут серьезные неприятности — после истории с Миннером все официальные инстанции требовали моей головы.
— Как же тогда реагируют другие? — спросил я.
— Они замнут дело, — сердито сказал он. — Приняли версию, что перестрелка возникла из-за личных разногласий трех друзей.
— А городская полиция?
— Ей, конечно, придется присоединиться к этой версии. Пистолетов и найденных денег будет достаточно, чтобы закрыть дело. Мистер Мэнн, принимая во внимание последний ночной инцидент, я считаю, что вам лучше выйти из игры.
— Хотите, чтобы я перестал быть мишенью?
— Получен приказ арестовать вас, если вы не отойдете от этого дела.
По его тону я понял, что он говорит серьезно, и, чтобы выиграть время, сказал:
— Мистер Уотфорд, у меня есть к вам предложение. Придержите своих людей до завтрашнего утра. Если я к этому времени останусь жив, то сам явлюсь к вам. Согласны?
Он помедлил с ответом, потом сказал:
— Хорошо. Обещаю до понедельника ничего не предпринимать. Один день ничего не изменит.
— Ваш оптимизм меня радует.
Повесив трубку, я выскользнул из будки, перешел улицу, завернул за ближайший угол и стал ждать, время от времени поглядывая на часы. Пять минут спустя появился черный лимузин, из него вышли четверо полицейских в штатском и начали рыскать вокруг. Меня они не заметили.
Не так-то легко убить воскресный день. Я посмотрел в кинотеатре на Таймс-сквере две двойные программы, потом хорошо пообедал и не спеша направился в «Гренобль». Еще одно посещение — и я мог выучить фильм наизусть, хотя не понимал в нем ни слова.
Сидя в полутьме, я разглядывал входящих. В зале находились не больше двух десятков зрителей. Чариса среди них не было.
Он появился спустя пять минут после начала. Я пропустил бы его, если б не некоторая настороженность в его поведении. Конечно, он выбрал бы мое место, но так как оно оказалось занято, то сел в последний ряд по другую сторону прохода. Руки Чарис держал в карманах плаща, и я понял, что он тоже не хочет рисковать. Потом он увлекся фильмом — кивал в отдельных местах диалога и ерзал на стуле, как подросток, смотрящий ковбойский фильм.
На моих часах было около восьми. Я усиленно соображал. Пройти в мужской туалет и узнать, не оставил ли Чарис прикрытия?.. Но тогда прежде надо покончить с его напарником… Я нащупал рукоятку револьвера и взвел курок.
В эту минуту позади Чариса появился мужчина, наклонился к нему и что-то сказал. Я увидел, что Чарис протянул руку через плечо и в ней мелькнуло что-то белое. Записка! Очевидно, он не мог прочесть ее в темноте, поэтому встал и вышел в фойе.
Черт возьми!
Рискуя быть замеченным, я проскользнул к занавескам и слегка раздвинул их. Чарис держал записку между большим и указательным негнущимся пальцем, а рядом стоял какой-то парень. Рот парня выглядел так, как будто он постоянно говорил «О» — его лицо было обезображено ожогом.
Прочитав записку, Чарис быстро огляделся, поджег ее и бросил пепел в урну с песком, потом кивнул спутнику, и они пошли к двери.
Я дал им секунд десять форы, а когда вышел, они стояли на ближайшем углу и оглядывались в поисках такси. Я перешел на другую сторону улицы, поймал машину и сказал шоферу:
— Видите парней на том углу? Если они сядут в такси, следуйте за ними.
Он с усмешкой посмотрел на меня:
— Полиция?
— Не совсем, — ответил я.
— Будет охота?
— Нет.
— Если это парни, которые грабят шоферов такси, то мы их возьмем в пять минут. У меня есть рация и я могу вызвать коллег.
Чарис и его спутник остановили машину.
— Давайте, — сказал я шоферу.
Они двинулись к Гринвич-Виллиджу. Мы держались позади, на расстоянии в полквартала.
Такси остановилось на улице, дома которой, по-видимому, предназначались на снос: часть жильцов выехала и здания пребывали в запустении. В некоторых из них располагались студии художников со стеклянными крышами, сейчас они таинственно поблескивали в вечернем тумане. Тускло светили уличные фонари. На улице было пустынно, если не считать длинноволосого рыжего парня, который прогуливал собаку.
Увидев, что мужчины выходят из такси, я попросил шофера остановиться, проследил, в какой дом они вошли, и встал на другой стороне улицы, чтобы посмотреть, не зажегся ли свет в каком-нибудь окне. Этого не произошло, и я решил, что окна квартиры Чариса выходят во двор. В доме было три этажа. На двери подвала висел замок.
Я переждал две минуты, потом пересек улицу и вошел в подъезд. В квартире на первом этаже шумели дети. Здесь их не могло быть. Из-за двери на втором этаже доносился запах жаркого с чесноком и разноголосица — тут шла вечеринка.
Оставалась мансарда.
Лестница громко скрипела у меня под ногами, поэтому я спустился вниз, вошел в примыкающее здание и поднялся на верхний этаж. Через люк в чердаке я выбрался на плоскую крышу, перелез через стенку и осторожно приблизился к окну. Стекла были замазаны, но так небрежно, что через щели виднелась часть комнаты.
Я заглянул. Чарис бегал по комнате, словно зверь в клетке. Время от времени он поглядывал на часы, поминутно вытаскивал плоский автоматический пистолет, трогал предохранитель и опять прятал его в карман.
Мирный воскресный вечер.
Ровно в половине девятого Чарис снял трубку. Я приложил ухо к стеклу, чтобы услышать, какой номер он набирает, но разобрать это не удалось. Разговор велся на английском и испанском. Вдруг Чарис громко произнес: «Селвик» — и положил трубку.
Я снова прильнул к окну. Чарис взволнованно говорил что-то своему сообщнику, очевидно, давая распоряжения, потом схватил плащ и выбежал из комнаты. Круглоротый включил телевизор.
Необходимо было срочно знать, куда отправился Чарис. Я подбежал к краю крыши, посмотрел вниз и, увидев отъезжающий автомобиль, снова вернулся к окну. В комнате играла веселая музыка: показывали варьете.
Я нашел ручку и осторожно поднял окно. В спокойный вечерний воздух ворвались громкие звуки. Я откинул раму и спрыгнул в комнату. Круглоротый вскочил и сунул руку в карман, но не успел достать пистолет: я выстрелил раньше, и он упал лицом вниз.
Опустившись на колени, я перекатил его на спину и крикнул, стараясь заглушить музыку:
— Куда поехал Чарис?
Он смотрел на меня ненавидящим взглядом, я должен был заставить его говорить, поэтому приставил пистолет к его виску и громко спросил:
— Кому он звонил? Говори, или я буду стрелять. Эдит Кен, не так ли? Рондине? Они хотят похитить Селвика? Да?
Видимо, собрав последние силы, он прошептал: «Ты… идиот…» Лицо его застыло.
Я встал. На экране мелькали ноги девиц. Вечеринка в нижней квартире была в самом разгаре. Там не слышали моего выстрела, поэтому можно было рискнуть воспользоваться лестницей. Дверь мансарды закрывалась на тяжелый замок. Я захлопнул ее за собой и спустился на улицу.
Одно мне было точно известно: Селвику угрожает опасность. Завтра утром он должен внести на заседании ООН окончательный проект резолюции, который застанет некоторые делегации врасплох. Я вспомнил о пентотале — эликсире правды, который обнаружил в квартире Миннера. Они пойдут на все, чтобы заставить его заговорить. Но где?
Из ближайшей аптеки я позвонил Селвику домой. К телефону подошел дворецкий и сообщил, что хозяина нет дома, он вышел четверть часа назад после звонка какой-то дамы. Что за дама? Он этого не знает.
Десять минут спустя я уже стоял перед дверью Эдит Кен и без особой надежды нажимал на кнопку звонка. Наконец послышались легкие шаги. Не здесь ли они прячут Селвика? Открыв дверь, она закусила губу. В ее глазах таился страх и еще что-то… И она была как всегда прекрасна.
Рондина чуть ли не с состраданием смотрела на револьвер в моей руке, и когда я жестом указал вглубь квартиры, молча повернулась и прошла в гостиную. Квартира была пуста.
Ни следа Селвика.
— Где Селвик? — прошипел я. — Куда Чарис его запрятал? Я убью тебя на месте, если не скажешь!
Она по-прежнему молчала и испуганно смотрела на меня.
— Я могу заставить тебя заговорить, но нет времени. Кроме того, мне и так все ясно. Ты выманила Селвика из дома, а на улице его перехватил Чарис. Я видел… да, да я видел, как он тебе звонил. Я думал, его отвезут в твою квартиру и заставят говорить с помощью пентотала. Но теперь понимаю, куда его отправили… Собирайся, поедем туда вместе. Может, удастся его опередить…
Я позволил ей надеть пальто, поймал такси, дал шоферу адрес Видора Чариса. Она дважды порывалась что-то сказать, но я заставил ее замолчать, прижав к боку пистолет.
Когда мы добрались до места, я облегченно вздохнул: около дома не было полицейских машин, Чарис тоже не стал бы никого тревожить. Он слишком спешил.
Я заставил Рондину подняться по лестнице. Вечеринка на втором этаже продолжалась. Из-за двери квартиры Чариса по-прежнему доносилась громкая джазовая музыка — работал телевизор. Вернулся Чарис или нет? Как это установить? Я не мог вместе с Рондиной лезть на крышу и прыгать в люк. Дверь была закрыта, но тут мне вспомнились гранаты Бентли. Я скатал в трубку коврик для ног и с его помощью засунул гранату под дверь. Потом я отвел дрожащую Рондину вниз и приказал прижаться к степе, а сам прицелился и выстрелил.