Я просил Даву Тенцинга отобрать для экспедиции лучших шерпов в Соло Кхумбу, кое-кого назвал поименно, остальных предложил выбирать ему самому. Мне хотелось именно солокхумбцев, потому что я знал многих из них, знал их родину.
Несколько человек я увидел в первый же день по прибытии. Уркиен — умное широкоскулое лицо, сильный, хорошо освоивший технику лазанья, будущий сирдар высокого класса; Аила из Порче — необычайно крупный для шерпа, грудь, как бочка, растрепанная косичка, громкий низкий голос — таким только созывать заблудившихся в тумане носильщиков; Анг Дава из Кунде — типично шерпские черты, очень выносливый, круглолицый, косоглазый, улыбчивый, любитель подшутить; Аннуллу, сводный брат Давы Тенцинга, — в войлочной шляпе, широкоплечий, сильный, сметливый, коротко стриженный, пройдоха, но неутомимый работник; Чангджуп — тоже старый приятель, первый весельчак. Подобно многим своим соотечественникам, Чангджуп отказался от старого обычая и расстался с косичкой, а также с серьгами из кораллов и бирюзы. При первой же встрече я поругал его за это, потом стал расспрашивать обо всем, что произошло за шесть месяцев, истекших с того дня, когда мы с Нормэном Харди видели их в последний раз.
От «Рангнита» до Канченджанги можно было следовать двумя путями: либо по примеру Кемпе двигаться вдоль Сингалилской гряды почти до самого пика Канг, затем через перевалы Чумбаб Ла и Земо Ла в Ялунгскую долину, либо оставить гряду у Пхалута и идти на Ялунг по долинам и отрогам западнее Сингалилы. Кемпе вышел из Дарджилинга 10 апреля; в северной части гряды он застал на перевалах снег. Его носильщикам это пришлось не по душе, и кое-кто из них дезертировал. Мы выходили четырьмя неделями раньше с караваном из трехсот носильщиков; любой обходный путь был для нас предпочтительнее маршрута по Сингалилской гряде.
Когда отряд Кемпе возвращался в 1954 году, Гилмор Льюис решил пройти более западным путем. От Ялунга он совершил один дневной переход вниз по течению реки, затем вышел через невысокий перевал к деревне Ямпходин. Дальше он, идя вдоль непальских склонов гряды, миновал Кхебанг, Мехеле, Чьянгтхапу и снова поднялся на гряду возле Пхалута. По совету Льюиса мы избрали этот путь. Аджиба, который был сирдаром Кемпе, приготовил для нас в двух пунктах запасы муки и риса — около 700 килограммов в Чьянгтхапу и 2000 с лишним килограммов в Ямпходине. По прямой нас отделяло от Канченджанги всего 74 километра; на деле нам предстояло покрыть вдвое больше.
Последние дни наших приготовлений совпали с собранием «Плэнтерс ассосиэйшен» в Дарджилинге, 12 марта нас любезно пригласили на завтрак в «Плэнтерс клаб». Мы собирались идти на гору, которую члены клуба считали чуть ли не «своей», многие из них с детства наблюдали Канченджангу со своих чайных плантаций, и все желали нам успеха. Были здесь и наши друзья Джек и Джилл Гендерсон, в доме которых мы остановились, а также Питер Белл и Питер Вебстер, оба альпинисты, которые помогали нам в приготовлениях и вызвались подвезти часть отряда на своих автомашинах первые километры пути. Должно быть, участники завтрака ждали от меня рассказа, как мы собираемся взять вершину, но я ничего не мог им сказать, мог только поблагодарить всех за содействие и добрые пожелания.
Мы выступили двумя отрядами. В первом было семеро альпинистов, Дана Тенцинг и другие шерпы, а также двести носильщиков, днем позже вышли Том Маккиннон, Тони Стритер, остальные шерпы и сто носильщиков. Весь переход занял десять дней, из них три ушло на первый участок, по гребню до Пхалута. Идя по гребню, мы всматривались в горизонт, угадывая очертания знакомых вершин. Утром, на заре, вдали вздымалась Канченджанга, а один раз мы разглядели на северо-западе Макалу и группу Эвереста. Рододендроны еще не расцвели как следует, лишь кое-где розовым пятном на темной зелени выделялись отдельные цветущие деревья. Кроме того, мы дважды видели на гряде высокие магнолии с огромными белыми, точно восковыми, цветами на голых ветвях.
Спустившись с Сингалилской гряды, мы очутились в районах возделываемых земель Чьянгтхапу, Мехеле, Кхебанг, Ямпходин… Каждый клочок земли был использован, по склонам гор поднимались террасы. На этих террасах мы устраивали привал на ночь. В это время года земля не была еще засеяна, мы ставили палатки и разжигали костры на голой твердой почве.
За несколько дней мы втянулись в обычную походную жизнь альпинистов. Очень рано утром в холодном сумраке разгорались костры, и кружки наполнялись горячим сладким чаем; носильщики свертывали лагерь, спеша выйти в путь. Следовала лучшая часть дня, до наступления жары, когда дали еще не застилала мгла. Около восьми-девяти, отыскав источник и тень, чтобы укрыться от беспощадно палящих лучей солнца, устраивали привал на завтрак. Завтракали плотно: овсянка, бекон или колбаса, яички и местный пресный хлеб — чапатти, который ели горячим, с маслом и джемом. После привала мы раскрывали зонты для защиты от солнца и двигались уже не с таким напряжением. Наша скорость определялась расстоянием, которое могли пройти за день носильщики; они шли небольшими группами, часто останавливаясь для короткого отдыха. Время от времени мы присаживались на часок в тени баньяна на гребне между двумя долинами, овеваемые свежим ветерком. Наконец не позже половины пятого выбирали место для привала на ночь, после чего можно было фотографировать, удить рыбу, совершать экскурсии.
Ужин был основательный: консервы, овощи, рис, картофель. Носильщики обычно располагались поодаль от главного лагеря, среди деревьев и скал. И вот уже весь склон расцвечен кострами, на которых готовится пища, вокруг каждого костра объединялось человек пять — десять. Ложились мы обычно в девять часов, а в пять утра следующего дня уже готовы были начать очередной этап.
Сразу после нашего прибытия в Чьянгтхапу разразилась сильнейшая гроза, обычная в предмуссонный период. Мы раздавали носильщикам рис из склада, устроенного в этой деревне Аджибой, когда начали падать крупные капли дождя и подул порывистый ветер. Стало темно, и только ослепительные молнии рассекали мрак. Хлынул ливень, буйный ветер раскачивал верхушки деревьев, ломая сучья. Началась страшная суматоха, продукты поспешно перенесли в хибарку, служившую школой, затем раздача возобновилась. Для спасения продуктов, палаток и прочего снаряжения пришлось мобилизовать все силы, и мы успели промокнуть насквозь, прежде чем смогли укрыться в другой лачуге и приступить к ужину. А утром нас опять встретила ясная погода. Пхалут, с которого мы спустились накануне, возвышался на 2500 метров над нами, сверкая свежим снегом.
Мы продолжали двигаться на север по оголенным возделываемым склонам: непальцы свели на них весь лес. 19 марта, перейдя реку по хрупкому висячему мосту, мы под проливным дождем разбили лагерь, не доходя деревни Кхебанг.
На следующее утро нам оказали великолепный прием. Здесь живут в основном индийцы, принадлежащие к одной из высших каст; у местных ребятишек есть учитель, нанятый жителями на свои средства. Ради торжественного случая дорога была украшена цветами. Мы прошли под нарядной аркой, затем нас ожидал концерт непальской песни в исполнении школьников.
Мы расположились завтракать прямо на травке. Поблизости тянулась невысокая стена; самые расторопные ребята — человек шестьдесят-семьдесят — взобрались на нее и расселись в ряд. Остальные стояли или сидели на земле у стены. Некоторые расхаживали около нас, глядя, как мы едим.
Мы устроились на большом брезенте; поблизости хлопотал со своими помощниками наш повар Тхондуп. То и дело кто-нибудь из наиболее заботливых шерпов принимался отгонять зрителей, считая, что они слишком уж напирают на завтракающих альпинистов.
— Ну-ка, отойдите подальше, не мешайте людям, не смущайте их.
День выдался опять жаркий, и мы расставили зонты от солнца. Хозяева и гости с любопытством рассматривали друг друга. Нас занимало удивительное разнообразие лиц, старых и молодых, одежды и узоров на ней. А что видели они? Интересно было бы прочитать на следующий день сочинения школьников на тему «Посещение английской экспедиции»! Во всяком случае, местные жители, должно быть, остались довольны представлением; позднее, уже в базовом лагере, я получил письмо от учителя, который выразил желание навестить нас. Правда, хотя я не замедлил послать ему самое сердечное приглашение, он так и не пришел. Возможно, контраст между жаркой деревней на пыльном склоне и ледяной пустыней в верховьях Ялунгской долины был чересчур велик, и первоначальный порыв, рожденный яркими впечатлениями, быстро иссяк.
В тот день мы впервые увидели людей из Гхунзы. Обогнув выступ на склоне ущелья по пути в Ямпходин, мы встретили пастухов, которые показались нам похожими на шерпов. Такие же косички, сходная одежда и серьги, широкие улыбки. Мы сразу почувствовали себя словно среди старых знакомых; шерпы — тоже, они объяснялись с пастухами на языке, близком к шерпскому.
В Ямпходине человек семьдесят из числа дарджилингских носильщиков решили, что дальше идти не стоит. Видно, на них произвели впечатление рассказы местных жителей о трудных перевалах впереди высотой свыше 3000 метров, которые нужно было преодолеть, чтобы выйти к реке Симбуа Кхола. Нам не удалось переубедить их; пришлось оставить часть снаряжения в деревне, с тем чтобы забрать его впоследствии.
Наш очередной лагерь расположился сразу за Ямпходином, возле источника в лесистом ущелье, среди валунов и зарослей рододендрона. Носильщики рассеялись, по своему обыкновению, в чаще; вечером, прогуливаясь по ущелью, я услышал, как один из них поет у костра. Я разобрал несколько слов и попросил одного шерпа перевести мне. Носильщик пел о таком же бедном непальском крестьянине, как он сам, о Тенцинге, который поднялся на высшую точку Земли, поднялся из самых низов к высотам славы и благосостояния.
22 марта было одним из важных дней нашего марша. Мы совершили большой переход. Сначала поднялись на 1200 метров к травянистому седлу, через которое пролегал путь в Симбуа. В одном месте горный склон был опустошен лесным пожаром, и лишь кое-где сохранились одинокие рододендроны, словно алые лоскутки на черной гари. Выше мы вошли в приветливый лесок со светлыми прогалинами. Стволы высоких деревьев были окутаны мхом. Тропинка, извиваясь между ними, вывела нас на просторный луг — перевал. Воздух еще не насытился мглой, и с перевала нам открылся красивый вид. Сзади стояли стройные сосны, впереди, на севере, высился противоположный склон лесистого ущелья Симбуа, а направо открывалась Ялунгская долина. Большую час